тепло есть знак размноженья вида
Сумма красивых и некрасивых, за горизонт. И пейзаж - лишь свита
удаляясь и приближаясь, в силах
глаз измучить почище синих убежавших в Азию, к стройным пальмам,
особей. Верное ставням, спальням,
утро в июле мусолит пальцем
пачки жасминовых ассигнаций,
лопаются стручки акаций,
и воздух прозрачнее комбинаций

-84-

спящей красавицы. Душный июль! Избыток соек тревожат прибрежный тальник,
зелени и синевы - избитых скрывающий белизну опальных
форм бытия. И в глазных орбитах - мест у скидывающих купальник
остановившееся, как Атилла в зарослях; запах хвои, обрывы
перед мятым щитом, светило: цвета охры; жара, наплывы
дальше попросту не хватило облаков; и цвета мелкой рыбы
означенной голубой кудели волны. О водоемы лета! Чаще
воздуха. В одушевленном теле всего блестящие где-то в чаще
свет узнает о своем пределе пруды или озера - части
и преломляется, как в итоге воды, окруженные сушей; шелест
длинной дороги, о чьем истоке осоки и камышей, замшелость
лучше не думать. В конце дороги - коряги, нежная ряска, прелесть
III желтых кувшинок, бесстрастность лилий,
водоросли - или рай для линий -
бабочки, мальвы, благоуханье сена, и шастающий, как Христос, по синей
река вроде Оредежи или Сейма, глади жук-плавунец. И порою окунь
расположившиеся подле семьи всплеснет, дабы окинуть оком
дачников, розовые наяды, мир. Так высовываются из окон
их рискованные наряды,
плеск; пронзительные рулады и немедленно прячутся, чтоб не выпасть.
Лето! пора рубах навыпуск,
разговоров про ядовитость
грибов, о поганках, о белых пятнах
мухоморов, полемики об опятах
и сморчках; тишины об'ятых

-85-

сонным покоем лесных лужаек, что-то от будущего, от века,
где в полдень истома глаза смежает, европы, железных дорог - чья ветка
где пчела, если вдруг ужалит, и впрямь как от порыва ветра
то приняв вас сослепу за махровый дает зеленые полустанки -
мак или за вещь, коровой лес, водокачка, лицо крестьянки,
оставленною, и взлетает, пробой изгородь - и из твоей жестянки
обескуражена и громоздка. расползаются вправо-влево
Лес - как ломанная расческа. вырытые рядом со стенкой хлева
И внезапная мысль о себе подростка: червяки. А потом - телега
"выше кустарника, ниже ели" с наваленными на нее кулями,
оглушает его на всю жизнь. И еле и бегущий убранными полями
видный жаворонок сыплет трели проселок. И где-то на дальнем плане
с высоты. Лето! пора зубрежки церковь - графином, суслоны, хаты,
к экзаменам, формул, орла и решки; крытые шифером с толью скаты
прыщи, буббоны одних, задержки и стекла, ради чьих рам закаты
других - от страха, что не осилишь; и существуют. И тень от спицы,
силуэты техникумов, училищ удлиняясь до польской почти границы,
даже во сне. Лишь хлысты удилищ бежит вдоль обочины за матерком возницы
с присвистом прочь отгоняют беды. как лохматая Жучка она же Динка;
В образовавшиеся просветы и ты глядишь на носок ботинка,
видны сандалии, велосипеды в зубах травинка, в мозгу блондинка
в траве; никелированные педали с каменной дачи - и в верхотуре
как петлицы кителей, как медали. только журавль, а не вестник бури.
В их резине и в их металле Слава нормальной температуре! -

-86-

на десять градусов ниже тела. с адским пламенем. Ужины на верандах!
Слава всему, до чего есть дело. Картошка во всех ее вариантах.
Всему, что еще вам не надоело! Лук и редиска невероятных
Рубашке, болтающейся, подсохнув, размеров, укроп, огурцы из кадки,
панаме, выглядящей как подсолнух, помидоры, и все это - прямо с грядки,
вальсу издалека "На сопках". и, наконец, наигравшись в прятки
IV пыльные емкости! Копоть лампы.
Пляска теней на стене. Таланты
Развевающиеся занавески летних и поклонники этого действа. Латы
сумерек! крынками полный ледник, самовара и рафинад, от соли
сталин и хрущев последних отличаемый с помощью мухи. Соло
тонущих в треске цикад известий, удода в малиннике. Или - ссоры
варенье, сделанное из местной
брусники. Обмазанные известкой, лягушек в канаве у сеновала.
И в латах кипящего самовара -
щиколотки яблоневой аллеи ужимки вытянутого овала,
чем темнее становится, тем белее; шорох газеты, курлы отрыжек;
а дальше высятся бармалеи из гостинной доносится четкий "чижик";
настоящих деревьев в сгущенной синьке и мысль Симонида насчет лодыжек
вечера. Кухни, зады, косынки,
слюдяная форточка керосинки избавляет на миг каленый
взгляд от обоев и ответвлений
боярышника: вид коленей
всегда недостаточен. Тем дороже
тело, что ткань, его скрыв, похоже
помогает скользить по коже,

-87-

лишенной узоров, присущих ткани, ПРИЛИВ
вверх. Тем временем чай, в стакане,
остывая, туманит грани, I
и пламя в лампе уже померкло.
А после под одеялом мелко В северной части мира я отыскал приют,
дрожит, тускло мерцая стрелка в ветренной части, где птицы, слетев со скал,
отражаются в рыбах и, падая вниз, клюют
нового компаса, определяя с криком поверхность рябых зеркал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56