Можно забраться на самый верх башни, под крышу, и оглядеть окрестности. Видно оттуда здорово – и круг пустой земли, и мортальные леса, всегда окутанные туманом. В хорошую погоду видны отроги Лысых гор и – совсем игрушечный – герцогский замок.
Еще можно спуститься в подвал, где в прохладе и во мраке выстроились рядами огромные дубовые бочки с вином. Здесь гостей встречает толстый Ганс в потертой кожаной куртке, со связкой медных ключей на поясе – будто сошедший со старой немецкой гравюры.
– Цыц, малышня! – ревет он громко, но совсем не страшно, и они с воплем бегут назад, к лестнице, где висит на крюке фонарь. Изредка под ноги выскакивает узкий длинный горностай, сверкает бусинками глаз, исчезает меж бочек.
Можно отправиться в мастерские, где стеклодувы делают такие красивые бокалы из фиолетового стекла. И еще мастер выдувает огромные прозрачные шары и украшает их белым снегом. Шары для елки, которую скоро поставят в большом зале. Или забежать в кузню – посмотреть, как кусок красного металла превращается в подкову. К башмачнику, где тачают сапожки и ботиночки из кожи двувременных козлят. Их то в мортале держат, то в хронопостоянной зоне, и кожа у них становится на удивление прочная и эластичная, башмакам из кожи таких козлят сносу не будет. Или можно отправиться в библиотеку, где переплетчик переплетает в кожаные переплеты бумажные книги. В углу стоит книгопечатный пресс, и масло поблескивает на темном винте.
– Новый год! Новый год! Скоро Новый год! – вопит малышня на все голоса, ураганом проносясь по коридорам. – Рождество...
Новый год, Рождество и крепость слились в их сознании навсегда.
3
После обеда Виктор и Бурлаков уселись у камина в зале. Светлана принесла им кувшин глинтвейна. Виктор блаженствовал.
– После нескольких часов в мортальном лесу все тело кажется промороженным, – заметил Бурлаков, подливая глинтвейн в чашу своего помощника.
– Откуда в Диком мире столько детей? – спросил Ланьер. – Ведь через врата детям проход запрещен.
– Они родились здесь. Знаешь, дети имеют тенденцию рождаться.
– Но почему их не вернуть на ту сторону, где им и место? Разве вечный мир создан не для них? Не ради них? А?
– Боюсь, им уже не вернуться. Да и кому они там нужны? Они – дети этого мира. Тот мир от нас отвернулся.
– Нет, погоди. Здесь только война, а там...
– Мир, – подсказал Бурлаков и насмешливо скривил губы. – Все не так, Здесь целый мир, в котором постоянно идет война. И мы здесь живем.
– Значит, все, что на той стороне знают о здешнем мире, – вранье? – Виктор пожал плечами. – Я почти не удивляюсь.
– Я здесь с самого начала, – сказал Бурлаков. – С того года, как открылись врата. Это был Дикий мир, воистину дикий, не тронутый человеком. О таком я мечтал всю жизнь. Искал на той стороне и не находил. Там идешь по лесу, кажется – ну вот, здесь точно никто не бывал. Никогда. Ты – первый. А потом – глянь, бутылки битые валяются, рядом след от костра и дерево топором срублено. А здесь шагаешь по лесу и знаешь – никого вокруг, ни единой души. Твой мир, созданный только для тебя. Потом все стало меняться. Сначала сюда хлынули отверженные, кому было плохо на той стороне. «Отыщем рай!» – кричали они. Искали рай, как ищут грибы, – прочесывали лес и за каждым кустом ожидали увидеть ангела. Почти все искатели рая погибли. Я умел в Диком мире выживать – они не умели. Пока мир был на моей стороне. Пока. Но очень скоро явились другие. Те, кто прознал, что этот мир подчинен другим законам. Слух о том, что Дикий мир дарует бессмертие, просочился за врата. Фантазеры гонялись за бессмертием, практичные люди захватывали пустующие земли, строили поместья. Но весной все эти недостроенные особняки с провалами окон без рам и голыми ребрами стропил зачастую лишались своих обитателей, пришельцы слишком привыкли к супермаркетам, удобным дорогам и опеке виндексов. Выживали единицы. «Этот мир не пригоден для жизни», – заявили на той стороне. И стали возить сюда контейнеры с отходами. Вся восточная зона на многие километры завалена гниющим дерьмом. Потом кто-то придумал сбросить сюда сотню повстанцев из Африки. Пусть повоюют туточки, заодно немного охладятся. Повстанцы тоже все погибли к весне. Заблудились в мортале. На другой год явились тысячи добровольцев. Они стреляли, уничтожали, крушили. Дикий мир по-прежнему оставался диким, но он перестал быть первозданным, чистым, нетронутым. Знаешь, в детстве у меня была такая игра: я выходил на улицу, расставлял руки и шел. Мне хотелось, чтобы вокруг меня оставалось достаточно пустого пространства. Многие расступались. Но в конце концов, меня кто-то непременно бил по рукам. Так устроено человечество. Оно все время пытается создать круг, внутри которого покой. Сначала замок, город, страна, попытка вытолкнуть войну за границу круга. Потом континент. Безопасность достигнута! Но нет, война упорно прорывается внутрь. А потом появились врата. И мы спрятали войну в мешок, вывезли из чистенького мира и вытряхнули его здесь. Думаю, в первые годы политики были счастливы.
– Врата очищают, – улыбнулся Виктор. – Злоба и ненависть выплескиваются, как помои. Все подростки проходят тест на агрессивность. Есть такие, кого в принудительном порядке отправляют сюда. Есть такие, кому рекомендовано здесь побывать. Но большинство получает на тестировании отрицательный результат.
– И какой результат тестирования был у тебя?
– Мне было рекомендовано не проходить врата.
– Вот как? Неужели?
– Дело в том, что я переиначил все ответы. Там, где я хотел ответить «да», я говорил «нет». И наоборот. – Бурлаков не мог понять, шутит Виктор или говорит серьезно.
– Разве в этом случае не применяют детектор лжи?
– Детектор показывал, что я – правдивый мальчик.
– Такое бывает? – недоверчиво хмыкнул хозяин.
– Мой отец – виндекс. Я унаследовал все его способности.
– Ваш отец – виндекс? Как интересно, – проговорил мягкий голос у него за спиной.
Ланьер обернулся. Хьюго стоял подле. Как он подошел и когда, Виктор не заметил. И, похоже, Бурлаков не заметил тоже.
– Ваш отец – виндекс, но вы не слышали, как я подошел? – в наигранном изумлении поднял брови Хьюго. – Как же так?
Виктор почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Но портальщик быстро взял себя в руки.
– В споре с вами я всегда проиграю, Хьюго! – Ланьер улыбнулся. – Если скажу: не могу убивать, это преступно, это грех, вы ответите: чего еще можно ждать от жалкого портальщика? Если скажу, что убил человека, если поведаю, что видел смерть и пытки и не дрогнул, вы презрительно фыркнете, а потом заявите, что я – бесчувственный мерзавец, не ведающий, что такое добро и зло. Вопрос даже не в том, верите вы мне или нет. В любой ситуации вы будете стремиться доказать, что я лгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Еще можно спуститься в подвал, где в прохладе и во мраке выстроились рядами огромные дубовые бочки с вином. Здесь гостей встречает толстый Ганс в потертой кожаной куртке, со связкой медных ключей на поясе – будто сошедший со старой немецкой гравюры.
– Цыц, малышня! – ревет он громко, но совсем не страшно, и они с воплем бегут назад, к лестнице, где висит на крюке фонарь. Изредка под ноги выскакивает узкий длинный горностай, сверкает бусинками глаз, исчезает меж бочек.
Можно отправиться в мастерские, где стеклодувы делают такие красивые бокалы из фиолетового стекла. И еще мастер выдувает огромные прозрачные шары и украшает их белым снегом. Шары для елки, которую скоро поставят в большом зале. Или забежать в кузню – посмотреть, как кусок красного металла превращается в подкову. К башмачнику, где тачают сапожки и ботиночки из кожи двувременных козлят. Их то в мортале держат, то в хронопостоянной зоне, и кожа у них становится на удивление прочная и эластичная, башмакам из кожи таких козлят сносу не будет. Или можно отправиться в библиотеку, где переплетчик переплетает в кожаные переплеты бумажные книги. В углу стоит книгопечатный пресс, и масло поблескивает на темном винте.
– Новый год! Новый год! Скоро Новый год! – вопит малышня на все голоса, ураганом проносясь по коридорам. – Рождество...
Новый год, Рождество и крепость слились в их сознании навсегда.
3
После обеда Виктор и Бурлаков уселись у камина в зале. Светлана принесла им кувшин глинтвейна. Виктор блаженствовал.
– После нескольких часов в мортальном лесу все тело кажется промороженным, – заметил Бурлаков, подливая глинтвейн в чашу своего помощника.
– Откуда в Диком мире столько детей? – спросил Ланьер. – Ведь через врата детям проход запрещен.
– Они родились здесь. Знаешь, дети имеют тенденцию рождаться.
– Но почему их не вернуть на ту сторону, где им и место? Разве вечный мир создан не для них? Не ради них? А?
– Боюсь, им уже не вернуться. Да и кому они там нужны? Они – дети этого мира. Тот мир от нас отвернулся.
– Нет, погоди. Здесь только война, а там...
– Мир, – подсказал Бурлаков и насмешливо скривил губы. – Все не так, Здесь целый мир, в котором постоянно идет война. И мы здесь живем.
– Значит, все, что на той стороне знают о здешнем мире, – вранье? – Виктор пожал плечами. – Я почти не удивляюсь.
– Я здесь с самого начала, – сказал Бурлаков. – С того года, как открылись врата. Это был Дикий мир, воистину дикий, не тронутый человеком. О таком я мечтал всю жизнь. Искал на той стороне и не находил. Там идешь по лесу, кажется – ну вот, здесь точно никто не бывал. Никогда. Ты – первый. А потом – глянь, бутылки битые валяются, рядом след от костра и дерево топором срублено. А здесь шагаешь по лесу и знаешь – никого вокруг, ни единой души. Твой мир, созданный только для тебя. Потом все стало меняться. Сначала сюда хлынули отверженные, кому было плохо на той стороне. «Отыщем рай!» – кричали они. Искали рай, как ищут грибы, – прочесывали лес и за каждым кустом ожидали увидеть ангела. Почти все искатели рая погибли. Я умел в Диком мире выживать – они не умели. Пока мир был на моей стороне. Пока. Но очень скоро явились другие. Те, кто прознал, что этот мир подчинен другим законам. Слух о том, что Дикий мир дарует бессмертие, просочился за врата. Фантазеры гонялись за бессмертием, практичные люди захватывали пустующие земли, строили поместья. Но весной все эти недостроенные особняки с провалами окон без рам и голыми ребрами стропил зачастую лишались своих обитателей, пришельцы слишком привыкли к супермаркетам, удобным дорогам и опеке виндексов. Выживали единицы. «Этот мир не пригоден для жизни», – заявили на той стороне. И стали возить сюда контейнеры с отходами. Вся восточная зона на многие километры завалена гниющим дерьмом. Потом кто-то придумал сбросить сюда сотню повстанцев из Африки. Пусть повоюют туточки, заодно немного охладятся. Повстанцы тоже все погибли к весне. Заблудились в мортале. На другой год явились тысячи добровольцев. Они стреляли, уничтожали, крушили. Дикий мир по-прежнему оставался диким, но он перестал быть первозданным, чистым, нетронутым. Знаешь, в детстве у меня была такая игра: я выходил на улицу, расставлял руки и шел. Мне хотелось, чтобы вокруг меня оставалось достаточно пустого пространства. Многие расступались. Но в конце концов, меня кто-то непременно бил по рукам. Так устроено человечество. Оно все время пытается создать круг, внутри которого покой. Сначала замок, город, страна, попытка вытолкнуть войну за границу круга. Потом континент. Безопасность достигнута! Но нет, война упорно прорывается внутрь. А потом появились врата. И мы спрятали войну в мешок, вывезли из чистенького мира и вытряхнули его здесь. Думаю, в первые годы политики были счастливы.
– Врата очищают, – улыбнулся Виктор. – Злоба и ненависть выплескиваются, как помои. Все подростки проходят тест на агрессивность. Есть такие, кого в принудительном порядке отправляют сюда. Есть такие, кому рекомендовано здесь побывать. Но большинство получает на тестировании отрицательный результат.
– И какой результат тестирования был у тебя?
– Мне было рекомендовано не проходить врата.
– Вот как? Неужели?
– Дело в том, что я переиначил все ответы. Там, где я хотел ответить «да», я говорил «нет». И наоборот. – Бурлаков не мог понять, шутит Виктор или говорит серьезно.
– Разве в этом случае не применяют детектор лжи?
– Детектор показывал, что я – правдивый мальчик.
– Такое бывает? – недоверчиво хмыкнул хозяин.
– Мой отец – виндекс. Я унаследовал все его способности.
– Ваш отец – виндекс? Как интересно, – проговорил мягкий голос у него за спиной.
Ланьер обернулся. Хьюго стоял подле. Как он подошел и когда, Виктор не заметил. И, похоже, Бурлаков не заметил тоже.
– Ваш отец – виндекс, но вы не слышали, как я подошел? – в наигранном изумлении поднял брови Хьюго. – Как же так?
Виктор почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Но портальщик быстро взял себя в руки.
– В споре с вами я всегда проиграю, Хьюго! – Ланьер улыбнулся. – Если скажу: не могу убивать, это преступно, это грех, вы ответите: чего еще можно ждать от жалкого портальщика? Если скажу, что убил человека, если поведаю, что видел смерть и пытки и не дрогнул, вы презрительно фыркнете, а потом заявите, что я – бесчувственный мерзавец, не ведающий, что такое добро и зло. Вопрос даже не в том, верите вы мне или нет. В любой ситуации вы будете стремиться доказать, что я лгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83