Все это было необычным, но более всего впечатляло, как они вели себя с Билли. Словно он был королем.
До мозга костей светская дама, Ливи принадлежала только своему миру. Билли же одновременно принадлежал многим мирам, возвышаясь над большинством из них, подобно колоссу. Никогда в жизни не встречала она таких людей, как он.
Информация об их встречах незамедлительно поступала ее матери, став причиной неожиданных и настолько острых сердечных болей, что ее уложили в больницу. Не прошло и суток, как Ливи уже сидела у ее изголовья в Филадельфии. Едва дочь оказалась по одну сторону Атлантического океана, а сэр Уильям – по другую, Миллисент быстро пошла на поправку. Состояние ее здоровья особенно улучшилось после того, как Ливи возобновила свои отношения с одним из давних своих поклонников – дипломатом, вернувшимся в Америку после десятилетнего пребывания за границей. Он по уши влюбился в Ливи еще в то время, когда она только дебютировала в свете, и был одним из самых восторженных и верных ее обожателей, пока Джонни не оттеснил его на второй план. Когда Ливи стала г-жой Рэндольф, молодой дипломат уже летел на самолете в Дели, после чего последовали Токио, Брюссель, Мадрид и Буэнос-Айрес. Пребывая теперь в должности первого секретаря посольства, он вернулся домой в длительный отпуск. Он так и не женился и был счастлив возобновить отношения, прерванные не по его вине. Они с Ливи стали в свете новостью номер один, но она отклонила его предложение о замужестве.
– Еще не истек даже год траура, – запротестовала она, – к тому же мы мало что знаем друг о друге. Давайте заново знакомиться... Мы были тогда так молоды... А ныне я вдова, а вы опытнейший дипломат. Ухаживайте за мной, Лэрри. Мне так необходимо, чтобы кто-то добивался меня. – На щеках ее заиграли ямочки, она кокетливо склонила голову набок, одарив его лучезарным взглядом своих ярких, как у тропической птицы, глаз, улыбаясь и поддразнивая его. – Так воспользуйтесь же теперь вашим богатым дипломатическим опытом и добейтесь моего расположения.
Что он и начал претворять в жизнь, причем настолько активно, что уже вскоре о них заговорили как о паре, которая объявит о помолвке, едва у Ливи кончится год траура.
Конечно, зрелый Лоуренс Стайлз во всем намного превосходил зеленого юнца Лэрри Стайлза, но он был не тот, кого хотела Ливи. Приятный и обходительный, он не таил в себе таких загадок, как Билли, загадок, которые она и хотела в то же время боялась разгадать. Она не была «влюблена» в Билли, как когда-то в Джонни, но он занимал ее воображение. После открытости и простоты мужа Билли казался ей таким же сложным и непонятным, как механизм хороших швейцарских часов, к тому же часов, которые заведомо идут своим ходом и показывают свое время. Трехмесячное общение ни на шаг не продвинуло ее в понимании свойств его характера, но она свято верила, что со временем ее терпение будет вознаграждено.
Подспудно она ощущала особую притягательность и необычность его «беспородного» происхождения. Блестящая родословная Джонни отметала всякую непредсказуемость в его поведении. Билли же, не получив и энной доли того, что от рождения было в Джонни, мог позволить себе ошеломляющую непредсказуемость. Временами она содрогалась, чувствуя его жестокость, но одновременно получала и удовольствие, как от прикосновения грубого полотенца к размягченной, распаренной коже. Бывало, он пугал ее, как это случилось однажды, когда при ней он вышел из себя. Но не из-за нее, никогда из-за нее, причиной его гнева стал какой-то несчастный, посмевший что-то предпринять без его на то соизволения. Никто не смел принимать решения за Билли. При этом Ливи знала: обопрись она на его плечо, он будет непоколебим, как каменная глыба. Но и сдвинуть его с места, как каменную глыбу, тоже невозможно. В данной ситуации выход состоит в том, решила она, что нужно подтолкнуть его в определенном направлении и посмотреть, что из этого выйдет.
Так прошел месяц. Он объявился однажды вечером, когда она одевалась, чтобы пойти с Лэрри Стайлзом на обед, о чем она и сообщила Билли в записке, послав ее в гостиную. Она решила сполна использовать свое преимущество, не торопиться спускаться к нему вниз, доводя до совершенства свою внешность. Пока она собиралась, он терпеливо ждал ее. Когда же Ливи сошла наконец вниз в облаке вздымавшегося на ходу умеренно-красного шифона, сверкая драгоценными камнями и ласковой, но отчужденно-холодной улыбкой, свидетельствовавшей, что она, как и он, знает себе цену и потому мысли не допускает, что он может претендовать на нее как на существо, принадлежащее только ему, он ничуть не смутился. Окинув ее взглядом, от которого у нее по коже поползли мурашки, он спросил тоном человека, знающего ответ:
– Где вы хотите венчаться? Здесь или в Лондоне?
– Этого нельзя допустить, Тони, нельзя, и этим сказано все, – горячилась Миллисент Гэйлорд. – О, я понимаю, он, конечно, человек очень видный, и одному Богу известно, как богат, но кто он? Что он? И куда подевал свою калеку-жену? Каким образом он вдруг оказался свободным, чтобы сделать Ливи леди Банкрофт? Но самое главное, почему, ну почему этого так хочет она сама?
– Он получил официальный развод, – в энный раз повторила Тонни.
– Как? Когда? Где? В Лондоне никому ничего не известно об этом. Я специально попросила выяснить это для меня. Если он и получил развод, то скорее всего в какой-нибудь дыре на краю света, о которой никто не слышал.
– Уоллис Симпсон посчитала это достаточным...
– Что верно, то верно, – ухватилась за эти слова Миллисент. – Уверена, все было четко продумано и организовано, тут явно не обошлось без использования власти и влияния, и меня, кстати, совершенно не заботит и то, что она говорит, чем занималась ее мать, я-то знаю, что Алиса Уорфилд содержала притон. И страдальческим голосом добавила: – Единственное мое желание – уберечь Ливи от этой чудовищной ошибки.
– Ты, как всегда, преувеличиваешь, – вздохнула Тони.
– О нет, ни в коем случае. Я отлично разбираюсь в людях, и мне кажется, Ливи даже понятия не имеет о том, что на самом деле представляет собой сэр Уильям Банкрофт. А его близнецы-сыновья? – Как всегда, Миллисент резко переменила тему разговора.
– Я их никогда не видела, – ответила Тони. – Оба они учатся в Оксфорде, значит, видимо, не дураки. И к тому же в одном из его лучших колледжей – Баллиольском, это мне Уорд сказал.
– В этом, конечно, что-то есть... но им обоим по восемнадцать лет! Господи, а Ливи всего тридцать. Она слишком молода, чтобы быть мачехой. А что они сами думают обо всем этом? Откуда нам известно, одобряют они или не одобряют желание своего отца бросить их мать и жениться на другой?
Сомневаюсь, чтобы кто-то спрашивал их мнение, подумала про себя Тони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
До мозга костей светская дама, Ливи принадлежала только своему миру. Билли же одновременно принадлежал многим мирам, возвышаясь над большинством из них, подобно колоссу. Никогда в жизни не встречала она таких людей, как он.
Информация об их встречах незамедлительно поступала ее матери, став причиной неожиданных и настолько острых сердечных болей, что ее уложили в больницу. Не прошло и суток, как Ливи уже сидела у ее изголовья в Филадельфии. Едва дочь оказалась по одну сторону Атлантического океана, а сэр Уильям – по другую, Миллисент быстро пошла на поправку. Состояние ее здоровья особенно улучшилось после того, как Ливи возобновила свои отношения с одним из давних своих поклонников – дипломатом, вернувшимся в Америку после десятилетнего пребывания за границей. Он по уши влюбился в Ливи еще в то время, когда она только дебютировала в свете, и был одним из самых восторженных и верных ее обожателей, пока Джонни не оттеснил его на второй план. Когда Ливи стала г-жой Рэндольф, молодой дипломат уже летел на самолете в Дели, после чего последовали Токио, Брюссель, Мадрид и Буэнос-Айрес. Пребывая теперь в должности первого секретаря посольства, он вернулся домой в длительный отпуск. Он так и не женился и был счастлив возобновить отношения, прерванные не по его вине. Они с Ливи стали в свете новостью номер один, но она отклонила его предложение о замужестве.
– Еще не истек даже год траура, – запротестовала она, – к тому же мы мало что знаем друг о друге. Давайте заново знакомиться... Мы были тогда так молоды... А ныне я вдова, а вы опытнейший дипломат. Ухаживайте за мной, Лэрри. Мне так необходимо, чтобы кто-то добивался меня. – На щеках ее заиграли ямочки, она кокетливо склонила голову набок, одарив его лучезарным взглядом своих ярких, как у тропической птицы, глаз, улыбаясь и поддразнивая его. – Так воспользуйтесь же теперь вашим богатым дипломатическим опытом и добейтесь моего расположения.
Что он и начал претворять в жизнь, причем настолько активно, что уже вскоре о них заговорили как о паре, которая объявит о помолвке, едва у Ливи кончится год траура.
Конечно, зрелый Лоуренс Стайлз во всем намного превосходил зеленого юнца Лэрри Стайлза, но он был не тот, кого хотела Ливи. Приятный и обходительный, он не таил в себе таких загадок, как Билли, загадок, которые она и хотела в то же время боялась разгадать. Она не была «влюблена» в Билли, как когда-то в Джонни, но он занимал ее воображение. После открытости и простоты мужа Билли казался ей таким же сложным и непонятным, как механизм хороших швейцарских часов, к тому же часов, которые заведомо идут своим ходом и показывают свое время. Трехмесячное общение ни на шаг не продвинуло ее в понимании свойств его характера, но она свято верила, что со временем ее терпение будет вознаграждено.
Подспудно она ощущала особую притягательность и необычность его «беспородного» происхождения. Блестящая родословная Джонни отметала всякую непредсказуемость в его поведении. Билли же, не получив и энной доли того, что от рождения было в Джонни, мог позволить себе ошеломляющую непредсказуемость. Временами она содрогалась, чувствуя его жестокость, но одновременно получала и удовольствие, как от прикосновения грубого полотенца к размягченной, распаренной коже. Бывало, он пугал ее, как это случилось однажды, когда при ней он вышел из себя. Но не из-за нее, никогда из-за нее, причиной его гнева стал какой-то несчастный, посмевший что-то предпринять без его на то соизволения. Никто не смел принимать решения за Билли. При этом Ливи знала: обопрись она на его плечо, он будет непоколебим, как каменная глыба. Но и сдвинуть его с места, как каменную глыбу, тоже невозможно. В данной ситуации выход состоит в том, решила она, что нужно подтолкнуть его в определенном направлении и посмотреть, что из этого выйдет.
Так прошел месяц. Он объявился однажды вечером, когда она одевалась, чтобы пойти с Лэрри Стайлзом на обед, о чем она и сообщила Билли в записке, послав ее в гостиную. Она решила сполна использовать свое преимущество, не торопиться спускаться к нему вниз, доводя до совершенства свою внешность. Пока она собиралась, он терпеливо ждал ее. Когда же Ливи сошла наконец вниз в облаке вздымавшегося на ходу умеренно-красного шифона, сверкая драгоценными камнями и ласковой, но отчужденно-холодной улыбкой, свидетельствовавшей, что она, как и он, знает себе цену и потому мысли не допускает, что он может претендовать на нее как на существо, принадлежащее только ему, он ничуть не смутился. Окинув ее взглядом, от которого у нее по коже поползли мурашки, он спросил тоном человека, знающего ответ:
– Где вы хотите венчаться? Здесь или в Лондоне?
– Этого нельзя допустить, Тони, нельзя, и этим сказано все, – горячилась Миллисент Гэйлорд. – О, я понимаю, он, конечно, человек очень видный, и одному Богу известно, как богат, но кто он? Что он? И куда подевал свою калеку-жену? Каким образом он вдруг оказался свободным, чтобы сделать Ливи леди Банкрофт? Но самое главное, почему, ну почему этого так хочет она сама?
– Он получил официальный развод, – в энный раз повторила Тонни.
– Как? Когда? Где? В Лондоне никому ничего не известно об этом. Я специально попросила выяснить это для меня. Если он и получил развод, то скорее всего в какой-нибудь дыре на краю света, о которой никто не слышал.
– Уоллис Симпсон посчитала это достаточным...
– Что верно, то верно, – ухватилась за эти слова Миллисент. – Уверена, все было четко продумано и организовано, тут явно не обошлось без использования власти и влияния, и меня, кстати, совершенно не заботит и то, что она говорит, чем занималась ее мать, я-то знаю, что Алиса Уорфилд содержала притон. И страдальческим голосом добавила: – Единственное мое желание – уберечь Ливи от этой чудовищной ошибки.
– Ты, как всегда, преувеличиваешь, – вздохнула Тони.
– О нет, ни в коем случае. Я отлично разбираюсь в людях, и мне кажется, Ливи даже понятия не имеет о том, что на самом деле представляет собой сэр Уильям Банкрофт. А его близнецы-сыновья? – Как всегда, Миллисент резко переменила тему разговора.
– Я их никогда не видела, – ответила Тони. – Оба они учатся в Оксфорде, значит, видимо, не дураки. И к тому же в одном из его лучших колледжей – Баллиольском, это мне Уорд сказал.
– В этом, конечно, что-то есть... но им обоим по восемнадцать лет! Господи, а Ливи всего тридцать. Она слишком молода, чтобы быть мачехой. А что они сами думают обо всем этом? Откуда нам известно, одобряют они или не одобряют желание своего отца бросить их мать и жениться на другой?
Сомневаюсь, чтобы кто-то спрашивал их мнение, подумала про себя Тони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107