Хотя картина в его мозгу приобретала ужасающую ясность, ему все-таки требовалось подтверждение.
— Угу. Она решила отомстить за то, что сотворили с ее матерью.
— Как отомстить? — спросил Джулиан тупо, хотя все части шарады легли на свои места: и подлинные размеры ее обмана и предательства, и как она использовала его, Джулиана, — все теперь вырисовывалось с особой четкостью. А также высшая степень его легковерия. Так отчаянно поверить в ее изначальную честность, в невинность ее цели, в необходимость искать его защиты и покровительства и убежища под его кровом! Но какая уж тут честность, в ней говорил только холодный расчет, с этой же целью она и соблазняла его, и бесконечно лгала, лгала… С того самого момента, как она увидела его, все между ними было — ложь.
— Она собиралась публично опозорить Седрика за то, как он поступил с ее матерью, хотела обличить его перед всем светом. Но потом она передумала, решила, что не сможет сделать так, чтобы скрыть от вас. И потому, как я догадываюсь, отправилась всего лишь получить алмазы Пенхэлланов. Месть, гораздо более простая… и девчушка должна их получить, потому что они по праву принадлежали ее матери, и потому теперь — ее.
Габриэль покачал головой.
— Ей не нужны алмазы, конечно, но у нее слишком сильно развито чувство справедливости… всегда было развито..
— И сильно развитое чувство справедливости может быть оправданием кражи?
— Ох, малый, да она вовсе не собирается их красть. Она убедит Пенхэллана отдать их ей. У нее есть кое-какие тайные бумаги против него, сильное оружие.
— А, понятно. Шантаж, — сказал Сент-Саймон все тем же невыразительным тоном.
— В известном смысле, да. Но она считает, что продолжает дело Барона.
— Какой замечательный родительский пример! — промолвил Джулиан с горьким сарказмом. — Так вы хотите сказать, что она отправилась в Ланджеррик шантажировать Седрика Пенхэллана и отбирать у него семейные бриллианты? И она полагает, что Седрик просто отдаст их ей по первому требованию?
Он презрительно рассмеялся.
Губы Габриэля сжались.
— Этот человек способен на убийство, и она знает об этом. Она готова ко всему. Но, конечно, ей не следовало ехать туда одной.
Дыхание с трудом вырывалось из его груди, оно было тяжелым и хриплым.
— Если эти подонки, если эти гаденыши там, то она там окажется одна против троих. Однажды они уже поймали ее. Боже мой, вы ведь понимаете, на что они способны! Вы знаете, что они могут с ней сделать?
Так она уже и с ними пообщалась. Было ли хоть что-нибудь, чего она не знала? С тех самых пор, как они встретились, были ли минуты, чтобы она не интриговала, не строила планов и не использовала его? В Лондоне, "когда она лежала в его объятиях, пленяя его своей любовной игрой, ее движения были нежными и сладострастными, а глаза сияли мягким блеском, и сила ее страсти… и все-таки каждую минуту она преследовала свои хитроумные разбойничьи цели и продолжала свое лживое лицедейство. А он-то поверил в правдивость ее чувств! Бог ему в помощь, он ведь уже с трудом мог справиться со своими собственными!
Собиралась ли она бросить его, как только добьется успеха в своем шантаже? Нет, конечно, нет. Он был ей нужен, чтобы вернуться с его помощью в Испанию. Он был ей нужен, чтобы, будучи слепым глупцом и простофилей, помочь перевезти их всех. Он ей был необходим, потому что она могла безопасно путешествовать с таким эскортом в качестве гостьи Британской армии. А когда она наконец окажется дома… Тогда она, должно быть, собиралась его оставить. Зачем он ей нужен? Намеревалась ли она скрыться тайно, ночью, как воришка, изолгавшийся воришка, кем она, собственно, и была? Удрать не простившись и ничего не объясняя?
И вдруг сквозь разъедающий его душу гнев прорвался страх. Он вспомнил о близнецах, о том, что они могли с ней сделать, если бы она, беспомощная, оказалась в их власти. А Габриэль сказал, что однажды они уже добрались до нее.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что однажды они уже наложили на нее лапу?
Габриэль поведал ему всю историю.
— Но они принадлежат мне, полковник. Они мои. Не забывайте об этом.
— У меня с ними свои счеты, и я им кое-что должен, — сказал Джулиан резко. — Сначала надо разделаться с Пенхэлланами, а потом… разобраться с Тэмсин.
Габриэль покосился на него в бледном свете месяца. Лицо полковника было напряженным и сердитым, но за его гневом таилась печаль человека, оказавшегося лицом к лицу с горькой правдой. Это вызвало у Габриэля тяжелое предчувствие. Но он ничем не мог утешить полковника, смягчить неприятное впечатление от своих слов и компенсировать нанесенный ему удар. Тэмсин сказала, что любит этого человека, и только она могла бы навести в этом вопросе порядок. Когда окажется вне опасности, которую сама на себя навлекла.
— Сначала я разделаюсь с Пенхэлланом, — объявил Габриэль, низко пригибаясь к луке седла и пришпоривая коня, чтобы увеличить его резвость при въезде на земли Ланджеррика. — Но охотно разделю это удовольствие с вами, полковник, — вежливо добавил он.
— Мы проедем через утес. — Джулиан повернул коня в сторону пролома в изгороди. — В данном случае не хотелось бы входить через парадную дверь.
Габриэль последовал за ним, и они галопом проскакали по плоской вершине покрытого торфом утеса к серому дому, неприветливо маячившему в темноте, неряшливому, с неосвещенными окнами.
— Минуту. — Джулиан натянул поводья, побуждая своего коня повернуть назад. — Там, в бухте, я вижу свет.
— Кому понадобилось выходить в море на лодке в такое время? Для ловли крабов слишком темно.
Они направили своих лошадей к вершине утеса и остановились, стараясь разглядеть, что делается внизу. На берегу моря, на песке, подмигивал и трепетал свет фонаря. Слышно было, как прибой ревет и шипит, ударяясь об обнаженную скальную породу, а потом обрушивается у самого берега в пенящуюся полоску воды.
— Мы вытянули счастливую карту, полковник, — пробормотал Габриэль, спрыгивая с коня. — Подонки, кажется, на берегу.
— Думаю, вы правы. — Джулиан спешился, и они привязали своих лошадей к тощему терновому кусту, потерявшему свой естественный вид от постоянных ударов морского ветра. Теперь Джулиан был полон холодной решимости. Он хотел, чтобы Тэмсин наконец оказалась в его руках, и тогда он даст волю своей горькой обиде и глубокому презрению. Но, может быть, ее и не было там, на берегу? Вполне возможно, что она исполнила задуманное и уже мчится по пути в Тригартан с алмазами Пенхэллана за пазухой.
Но в глубине души он знал, что это не так. Сделав знак Габриэлю, он стал дюйм за дюймом нащупывать путь вниз, с утеса, и обнаружил узкую, как лента, тропинку, лежавшую среди осыпей и кустарника, которая змеясь спускалась к берегу и бухте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115