Джиневра снова ощутила на себе его взгляд. Осуждающий. Обвиняющий.
Хью выложил на стол горстку серебряных монет.
– Марта, – обратился он к хозяйке крохотного домика на Ладгейт-Хилл, – это деньги на врача, лекарства – в общем, на все, что может понадобиться Робину. – Он бросил взгляд на сына, который лежал на соломенном тюфяке, и с мукой в голосе спросил: – Он выживет?
Старуха, все это время рассматривавшая мальчика, выпрямилась, держась за спину.
– Не могу сказать, милорд. Выглядит он плохо. Но если, как вы говорите, в доме витает зло, тогда с Божьей помощью вы вовремя унесли его оттуда. – Она перекрестилась. – Бедняжка. Он всегда был таким здоровеньким, таким шустрым. А его матушка была святой – да упокоит Господь ее душу. Два дня мучилась в родах и не издала ни звука. Она была доброй душой. – Старуха снова перекрестилась.
Хью готов был разрыдаться – он не переживал так, даже когда умерла Сара, – и хватался за соломинку. Марта была его единственной надеждой. О ее существовании знал только Робин. И еще мальчик знал о том, что отец платит ей крохотную пенсию – на большую у него просто не было денег – в память о том, что она когда-то была горничной Сары и помогла Робину появиться на свет. Так что мальчика тут никто не найдет.
Мальчик закашлял. Хью показалось, что прошла целая вечность, прежде чем приступ закончился. Он покрылся холодной испариной. Марта что-то помешала в кружке и снова склонилась над ребенком. Приподняв Робина, она поднесла кружку к его губам.
– Идите домой, милорд. От вас уже ничего не зависит. Возвращайтесь вечером – посмотрим, как пойдут дела.
– Я не могу оставить его.
– У меня лучше получается, когда я одна.
Поколебавшись, Хью приблизился к тюфяку и поцеловал сына в раскаленный лоб. Впервые в жизни он понял, что такое бессилие, и пребывал в отчаянии. Вдруг он подумал, что Джиневра, наверное, в последние месяцы, когда пыталась выбраться из сети, которую он набросил на нее, чувствовала то же самое.
Что значит для нее сознание, что сейчас он понимает, как это было ужасно?
– Ступайте домой, – тихо повторила Марта. – Возвращайтесь вечером. Тогда уже можно будет судить.
Хью помедлил, а потом, безнадежно махнув рукой, вышел из дома. Вскочив на лошадь, он поскакал вниз по холму.
Лошадь бежала как-то странно и неуверенно. Хью сильнее натянул повод и почувствовал, что седло соскальзывает. Он осадил жеребца и спешился. Ага, подпруга ослабла – вот что беспокоило лошадь. Затягивая подпругу, он провел рукой под ремнем, чтобы удостовериться, что он хорошо натянут. Внезапно его пальцы наткнулись на неглубокий надрез на внутренней стороне ремня. В конюшне плохо следят за упряжью.
Да ведь это же обязанность Робина! В его задачу входит заботиться о снаряжении отца. В Хью снова поднялась волна страха и отчаяния. Он вскочил в седло и поскакал к Холборну.
У него не было желания ехать домой, встречаться с Джиневрой, сидеть рядом с ней, делить с ней хлеб. Он сомневался, что сможет скрыть свои подозрения. Однако деваться некуда. Она должна быть под присмотром. Если она задумала разделаться с Робином, значит, и его жизнь в опасности.
Хью въехал во двор, и к нему из конюшни выбежал Тайлер.
– Как мальчик, милорд? – обеспокоенно спросил он. – У меня сын такого же возраста.
Перед отъездом лошадь седлал именно Тайлер. И он держал на руках Робина, пока Хью садился в седло. При этом Тайлер открыто выражал свое сочувствие.
– Он в надежных руках, спасибо, – ответил Хью, задумчиво разглядывая слугу. Тайлер, кажется, действительно мастер на все руки, как говорила Джиневра.
Он и на кухне, и в конюшне, и в доме – ухитряется поспевать везде и быстро стал незаменимым.
– Проверь подпругу, – приказал Хью. – Она ослабла, когда я ехал домой. На ремне есть небольшой надрез.
– Слушаюсь, милорд. Проверю, как только расседлаю его.
Хью пошел к дому.
Тайлер, прищурившись, минуту смотрел ему вслед. Он упустил мальчишку. Единственная надежда на то, что лорд Хью опоздал. И вероятнее всего, он действительно опоздал. Но надо проверить. А пока сосредоточить все усилия на отце.
Джек Стедмен встретил Хью у черного хода:
– На пару слов, милорд.
– В чем дело, Джек? – Хью снял перчатки.
– Уилл Мелфри исчез, сэр. Я оставил его у дома хранителя печати, а на рассвете послал за ним, но его там не было.
Хью нахмурился:
– Ты оставил его на ночь, несмотря на то, что я не видел смысла в наблюдении?
– Это вопрос дисциплины, милорд.
– Гм. – Хью не хотел вмешиваться в отношения Джека с его подчиненными. – Он мог уйти по собственной воле?
Джек отрицательно покачал головой:
– Вряд ли. Он отличный парень, только иногда взбрыкивает. Уилл бы никогда не покинул пост, голову даю на отсечение.
– С ним мог произойти несчастный случай?
– Возможно, но я не знаю, сэр. – Джек опять покачал головой. – Он отлично владеет и мечом, и кулаками. Надо хорошенько потрудиться, чтобы прикончить его. Мы обыскали все улицы вокруг особняка.
– И где же он, по-твоему? – Хью догадался, что у Джека есть собственное мнение на этот счет.
– Не могу говорить наверняка, сэр, но если он увидел нашего человека – что маловероятно, сэр, – то пошел за ним.
Хью шлепнул перчатками по ладони.
– Если так, то он вернется.
– Да, сэр. – Давай подождем.
– Да, сэр.
Хью прошел в зал. Объяснение Джека показалось ему неправдоподобным. Вряд ли гости хранителя печати будут ни свет, ни заря шататься по улицам.
– Где Робин, сэр? Он поправится? – Едва Хью вошел в зал, к нему бросилась Пиппа. – Куда вы его увезли?
Хью заставил себя улыбнуться – обычно для него не составляло труда улыбнуться ребенку.
– Он поправится, – твердо проговорил он.
– Где он, лорд Хью? – присоединилась к сестре Пен.
Хью поверх голов девочек посмотрел на Джиневру, стоявшую у стола и вопросительно смотревшую на него. И снова принужденно улыбнулся.
– Он у старого друга, – ответил он. – У человека, который отлично умеет ухаживать за больными. Давайте пообедаем. Уже поздно, а у меня еще есть дела.
Они сели за стол, остальные домочадцы тоже заняли свои места. За обедом царила гнетущая атмосфера – каждый остро ощущал отсутствие Робина. Хью тайком наблюдал за Джиневрой. Он убеждал себя, что абсурдно подозревать ее в попытке отравить его за обеденным столом. Он слишком поддался своим фантазиям. Она не сможет за общим столом всыпать яд в еду или питье – ведь тогда отравятся все. Однако он все равно нервничал и ел только то, что ела она.
А у Джиневры пропал аппетит. Ее муж снова превратился в резкого, подозрительного субъекта. В нем не осталось ни доброжелательности, ни теплоты, ни страсти, а ведь раньше эти чувства были на поверхности. Даже когда он гневался, в нем бурлила страсть. А сейчас он изменился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Хью выложил на стол горстку серебряных монет.
– Марта, – обратился он к хозяйке крохотного домика на Ладгейт-Хилл, – это деньги на врача, лекарства – в общем, на все, что может понадобиться Робину. – Он бросил взгляд на сына, который лежал на соломенном тюфяке, и с мукой в голосе спросил: – Он выживет?
Старуха, все это время рассматривавшая мальчика, выпрямилась, держась за спину.
– Не могу сказать, милорд. Выглядит он плохо. Но если, как вы говорите, в доме витает зло, тогда с Божьей помощью вы вовремя унесли его оттуда. – Она перекрестилась. – Бедняжка. Он всегда был таким здоровеньким, таким шустрым. А его матушка была святой – да упокоит Господь ее душу. Два дня мучилась в родах и не издала ни звука. Она была доброй душой. – Старуха снова перекрестилась.
Хью готов был разрыдаться – он не переживал так, даже когда умерла Сара, – и хватался за соломинку. Марта была его единственной надеждой. О ее существовании знал только Робин. И еще мальчик знал о том, что отец платит ей крохотную пенсию – на большую у него просто не было денег – в память о том, что она когда-то была горничной Сары и помогла Робину появиться на свет. Так что мальчика тут никто не найдет.
Мальчик закашлял. Хью показалось, что прошла целая вечность, прежде чем приступ закончился. Он покрылся холодной испариной. Марта что-то помешала в кружке и снова склонилась над ребенком. Приподняв Робина, она поднесла кружку к его губам.
– Идите домой, милорд. От вас уже ничего не зависит. Возвращайтесь вечером – посмотрим, как пойдут дела.
– Я не могу оставить его.
– У меня лучше получается, когда я одна.
Поколебавшись, Хью приблизился к тюфяку и поцеловал сына в раскаленный лоб. Впервые в жизни он понял, что такое бессилие, и пребывал в отчаянии. Вдруг он подумал, что Джиневра, наверное, в последние месяцы, когда пыталась выбраться из сети, которую он набросил на нее, чувствовала то же самое.
Что значит для нее сознание, что сейчас он понимает, как это было ужасно?
– Ступайте домой, – тихо повторила Марта. – Возвращайтесь вечером. Тогда уже можно будет судить.
Хью помедлил, а потом, безнадежно махнув рукой, вышел из дома. Вскочив на лошадь, он поскакал вниз по холму.
Лошадь бежала как-то странно и неуверенно. Хью сильнее натянул повод и почувствовал, что седло соскальзывает. Он осадил жеребца и спешился. Ага, подпруга ослабла – вот что беспокоило лошадь. Затягивая подпругу, он провел рукой под ремнем, чтобы удостовериться, что он хорошо натянут. Внезапно его пальцы наткнулись на неглубокий надрез на внутренней стороне ремня. В конюшне плохо следят за упряжью.
Да ведь это же обязанность Робина! В его задачу входит заботиться о снаряжении отца. В Хью снова поднялась волна страха и отчаяния. Он вскочил в седло и поскакал к Холборну.
У него не было желания ехать домой, встречаться с Джиневрой, сидеть рядом с ней, делить с ней хлеб. Он сомневался, что сможет скрыть свои подозрения. Однако деваться некуда. Она должна быть под присмотром. Если она задумала разделаться с Робином, значит, и его жизнь в опасности.
Хью въехал во двор, и к нему из конюшни выбежал Тайлер.
– Как мальчик, милорд? – обеспокоенно спросил он. – У меня сын такого же возраста.
Перед отъездом лошадь седлал именно Тайлер. И он держал на руках Робина, пока Хью садился в седло. При этом Тайлер открыто выражал свое сочувствие.
– Он в надежных руках, спасибо, – ответил Хью, задумчиво разглядывая слугу. Тайлер, кажется, действительно мастер на все руки, как говорила Джиневра.
Он и на кухне, и в конюшне, и в доме – ухитряется поспевать везде и быстро стал незаменимым.
– Проверь подпругу, – приказал Хью. – Она ослабла, когда я ехал домой. На ремне есть небольшой надрез.
– Слушаюсь, милорд. Проверю, как только расседлаю его.
Хью пошел к дому.
Тайлер, прищурившись, минуту смотрел ему вслед. Он упустил мальчишку. Единственная надежда на то, что лорд Хью опоздал. И вероятнее всего, он действительно опоздал. Но надо проверить. А пока сосредоточить все усилия на отце.
Джек Стедмен встретил Хью у черного хода:
– На пару слов, милорд.
– В чем дело, Джек? – Хью снял перчатки.
– Уилл Мелфри исчез, сэр. Я оставил его у дома хранителя печати, а на рассвете послал за ним, но его там не было.
Хью нахмурился:
– Ты оставил его на ночь, несмотря на то, что я не видел смысла в наблюдении?
– Это вопрос дисциплины, милорд.
– Гм. – Хью не хотел вмешиваться в отношения Джека с его подчиненными. – Он мог уйти по собственной воле?
Джек отрицательно покачал головой:
– Вряд ли. Он отличный парень, только иногда взбрыкивает. Уилл бы никогда не покинул пост, голову даю на отсечение.
– С ним мог произойти несчастный случай?
– Возможно, но я не знаю, сэр. – Джек опять покачал головой. – Он отлично владеет и мечом, и кулаками. Надо хорошенько потрудиться, чтобы прикончить его. Мы обыскали все улицы вокруг особняка.
– И где же он, по-твоему? – Хью догадался, что у Джека есть собственное мнение на этот счет.
– Не могу говорить наверняка, сэр, но если он увидел нашего человека – что маловероятно, сэр, – то пошел за ним.
Хью шлепнул перчатками по ладони.
– Если так, то он вернется.
– Да, сэр. – Давай подождем.
– Да, сэр.
Хью прошел в зал. Объяснение Джека показалось ему неправдоподобным. Вряд ли гости хранителя печати будут ни свет, ни заря шататься по улицам.
– Где Робин, сэр? Он поправится? – Едва Хью вошел в зал, к нему бросилась Пиппа. – Куда вы его увезли?
Хью заставил себя улыбнуться – обычно для него не составляло труда улыбнуться ребенку.
– Он поправится, – твердо проговорил он.
– Где он, лорд Хью? – присоединилась к сестре Пен.
Хью поверх голов девочек посмотрел на Джиневру, стоявшую у стола и вопросительно смотревшую на него. И снова принужденно улыбнулся.
– Он у старого друга, – ответил он. – У человека, который отлично умеет ухаживать за больными. Давайте пообедаем. Уже поздно, а у меня еще есть дела.
Они сели за стол, остальные домочадцы тоже заняли свои места. За обедом царила гнетущая атмосфера – каждый остро ощущал отсутствие Робина. Хью тайком наблюдал за Джиневрой. Он убеждал себя, что абсурдно подозревать ее в попытке отравить его за обеденным столом. Он слишком поддался своим фантазиям. Она не сможет за общим столом всыпать яд в еду или питье – ведь тогда отравятся все. Однако он все равно нервничал и ел только то, что ела она.
А у Джиневры пропал аппетит. Ее муж снова превратился в резкого, подозрительного субъекта. В нем не осталось ни доброжелательности, ни теплоты, ни страсти, а ведь раньше эти чувства были на поверхности. Даже когда он гневался, в нем бурлила страсть. А сейчас он изменился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98