И чтобы подтвердить свою уверенность, я готов жениться на ней.
Все ахнули. Епископ схватился за голову, изумление на лице хранителя печати сменилось гневом. Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы вернуть своему лицу столь привычное надменное выражение. Король подался вперед, его глазки, скрытые в складках одутловатого лица, лукаво блеснули.
– Ну и ну, Хью де Боукер. Сильна же ваша уверенность. Вы не боитесь яда, колдовства, ножа в спину? – хмыкнул Генрих.
Хью посмотрел на Джиневру, неподвижно сидевшую на стуле. Ее голова была гордо поднята, плечи расправлены. Он вспомнил предыдущую ночь. Она была объята страхом и одновременно полна отваги.
– Я не боюсь этого, ваше величество, – произнес он.
– Итак, миледи, – обратился король к Джиневре. – Что вы ответите на предложение лорда Хью?
Глава 19
– Колдовство! Магия! – завопил епископ, пальцем тыча в Джиневру. – Она навела чары и на Хью де Боукера!
На мгновение в палате воцарилась тишина, и вдруг Хью расхохотался. Он стоял, опершись на спинку передней скамьи и хохотал во все горло. Взгляд его потрясающих голубых глаз был обращен на епископа. Прошла минута, прежде чем в палате раздались робкие смешки – это смеялись те, кто хорошо знал Хью. Мысль о том, что этот прагматик до мозга костей, этот пышущий здоровьем бравый солдат… мысль о том, что Хью де Боукер может не устоять перед колдовскими чарами, была абсурдной. Заседание совета в мгновение ока лишилось обычной для подобных мероприятий мрачной торжественности.
Хранитель печати недовольно поджал тонкие губы. Он нервно гладил свой подбородок. Король переводил взгляд с него на епископа и обратно и, казалось, наслаждался тем, что их планы потерпели крах. Редко случалось, чтобы кому-то удавалось перехитрить их.
– Милорд епископ, уверяю вас, я ни в коей мере не очарован этой женщиной, – сказал Хью. – Я провел в ее обществе два месяца и отлично вижу ее недостатки. Она надменна и упряма, она уверена в своей правоте и не любит, когда вмешиваются в ее дела. Но эти недостатки не превращают ее в колдунью или убийцу. Я ни в коем случае не допущу, чтобы она диктовала мне, какие пункты вставлять в брачный договор. Однако я не сомневаюсь в ее невиновности и добродетели. И вряд ли среди присутствующих найдется хоть один человек, который не назовет ее красивой. Любой был бы горд, взять ее в жены.
– А когда к ее красоте прибавляется еще и богатство, устоять невозможно, – поддел его король. – Я не вижу в этом колдовства. Лорд Хью, нам понятно ваше желание жениться на этой даме, если, конечно, вы уверены, что не последуете за вашими предшественниками раньше времени. – Он многозначительно вскинул бровь, и Хью поклонился в ответ.
Король снова провел рукой по бороде. В палате стояла напряженная тишина: все ждали его решения. Наконец он заговорил, но его слова больше походили на вопрос, чем на утверждение:
– Кажется, мы должны признать даму невиновной во всех преступлениях?
Все присутствующие одновременно перевели дыхание. Хью обнаружил, что у него от волнения пересохли губы и от напряжения разболелась шея. Он победил. Или она?
– Леди Джиневра, как вы ответите на предложение лорда Хью? – повторил свой вопрос Генрих, пристально глядя на Джиневру, которая сидела ни жива ни мертва.
Она испытывала непередаваемое облегчение. Она даже лишилась дара речи – настолько сильными были охватившие ее эмоции – и пыталась понять, что сказал Хью. Зачем он спас ее? Он же солгал ради нее. Он, человек долга и твердых принципов, человек чести, солгал, чтобы спасти ее! В глубине души она понимала, что он не уверен в ее невиновности. Даже когда они ласкали друг друга, он все равно сомневался в ней, и она чувствовала это.
Джиневра погрузилась в раздумья и не подозревала, что она сидит, тупо уставившись на короля. Хью спас ее, потому что хотел завладеть ее богатством. Он и не скрывал этого. Он же сказал, что не позволит ей диктовать условия договора. Он сам составит договор. Он женится на ней и спасет от смерти, но ей придется заплатить за это своей независимостью.
А есть ли у нее выбор? Ведь только Хью мог бы спасти ее. Ни ее красноречие, ни ее доводы ничего бы не изменили. Его репутация была настолько прочна, вера в его честность и неподкупность настолько непоколебима, что никто не решился подвергать сомнению его слова.
– Мадам, кажется, вы лишились дара речи, – сказал король. Теперь в его голосе слышалось нетерпение, а глаза утратили веселый блеск.
Джиневра постаралась взять себя в руки.
– Ваше величество, – проговорила она, медленно поднимаясь, – я ошеломлена предложением лорда Хью. Прошу, простите меня, если мое молчание показалось вам оскорбительным. Напротив, меня переполняет благодарность.
– Красиво сказано, – просиял Генрих.
Когда у него появлялось желание быть великодушным и милосердным, он обнаруживал, что мир – это довольно приятное место, и с восторгом употреблял власть на то, чтобы сделать других счастливыми. Эта женщина чем-то привлекала его. Он вспомнил ее дочерей, очаровательных малышек, таких забавных, они так смело разговаривали с ним. Ему будет приятно, если лорд Хью получит какое-то материальное вознаграждение, тем более тогда, когда это вознаграждение пролетит мимо толстого кошелька хранителя печати. Да, приятно использовать власть для таких целей.
– Итак, миледи, вы принимаете его предложение? – Хью затаил дыхание. Несмотря на заверения Джиневры в том, что она благодарна ему, он сомневался, что она примет предложенный им вариант. Иногда, думал он, она превращается в самую упрямую женщину на свете. Однако она умна и примет его предложение под давлением инстинкта самосохранения и страха за своих детей.
– Принимаю, ваше величество, – произнесла Джиневра, и Хью облегченно вздохнул.
Генрих тяжело поднялся. Выждав несколько секунд и обнаружив, что пульсирующая боль в ноге стихла, он с улыбкой провозгласил:
– Вы обвенчаетесь через два дня в дворцовой церкви Хэмптона. Королева будет рада присутствовать на церемонии. – Король так и сиял. Пышная свадьба взбодрит Джейн. Его волновало ее состояние: чем больше был срок беременности, тем сильнее становилась ее депрессия. – Двух дней достаточно на то, чтобы составить договор. Томас, – обратился он к мрачному хранителю печати, – проследите, чтобы все было сделано по закону.
И король неторопливым шагом направился к выходу. Члены совета поспешно вскочили и стояли до тех пор, пока за ним не закрылась дверь.
Хранитель печати устремил взгляд на Джиневру, которая все еще сидела на своем месте, бледная, ошеломленная.
– Кажется, мадам, вы завоевали расположение короля, – злобно проговорил он. – Вы сохранили себе жизнь. – Кромвель опустил взгляд на бумаги, лежавшие на столе, и только епископ услышал, как он добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Все ахнули. Епископ схватился за голову, изумление на лице хранителя печати сменилось гневом. Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы вернуть своему лицу столь привычное надменное выражение. Король подался вперед, его глазки, скрытые в складках одутловатого лица, лукаво блеснули.
– Ну и ну, Хью де Боукер. Сильна же ваша уверенность. Вы не боитесь яда, колдовства, ножа в спину? – хмыкнул Генрих.
Хью посмотрел на Джиневру, неподвижно сидевшую на стуле. Ее голова была гордо поднята, плечи расправлены. Он вспомнил предыдущую ночь. Она была объята страхом и одновременно полна отваги.
– Я не боюсь этого, ваше величество, – произнес он.
– Итак, миледи, – обратился король к Джиневре. – Что вы ответите на предложение лорда Хью?
Глава 19
– Колдовство! Магия! – завопил епископ, пальцем тыча в Джиневру. – Она навела чары и на Хью де Боукера!
На мгновение в палате воцарилась тишина, и вдруг Хью расхохотался. Он стоял, опершись на спинку передней скамьи и хохотал во все горло. Взгляд его потрясающих голубых глаз был обращен на епископа. Прошла минута, прежде чем в палате раздались робкие смешки – это смеялись те, кто хорошо знал Хью. Мысль о том, что этот прагматик до мозга костей, этот пышущий здоровьем бравый солдат… мысль о том, что Хью де Боукер может не устоять перед колдовскими чарами, была абсурдной. Заседание совета в мгновение ока лишилось обычной для подобных мероприятий мрачной торжественности.
Хранитель печати недовольно поджал тонкие губы. Он нервно гладил свой подбородок. Король переводил взгляд с него на епископа и обратно и, казалось, наслаждался тем, что их планы потерпели крах. Редко случалось, чтобы кому-то удавалось перехитрить их.
– Милорд епископ, уверяю вас, я ни в коей мере не очарован этой женщиной, – сказал Хью. – Я провел в ее обществе два месяца и отлично вижу ее недостатки. Она надменна и упряма, она уверена в своей правоте и не любит, когда вмешиваются в ее дела. Но эти недостатки не превращают ее в колдунью или убийцу. Я ни в коем случае не допущу, чтобы она диктовала мне, какие пункты вставлять в брачный договор. Однако я не сомневаюсь в ее невиновности и добродетели. И вряд ли среди присутствующих найдется хоть один человек, который не назовет ее красивой. Любой был бы горд, взять ее в жены.
– А когда к ее красоте прибавляется еще и богатство, устоять невозможно, – поддел его король. – Я не вижу в этом колдовства. Лорд Хью, нам понятно ваше желание жениться на этой даме, если, конечно, вы уверены, что не последуете за вашими предшественниками раньше времени. – Он многозначительно вскинул бровь, и Хью поклонился в ответ.
Король снова провел рукой по бороде. В палате стояла напряженная тишина: все ждали его решения. Наконец он заговорил, но его слова больше походили на вопрос, чем на утверждение:
– Кажется, мы должны признать даму невиновной во всех преступлениях?
Все присутствующие одновременно перевели дыхание. Хью обнаружил, что у него от волнения пересохли губы и от напряжения разболелась шея. Он победил. Или она?
– Леди Джиневра, как вы ответите на предложение лорда Хью? – повторил свой вопрос Генрих, пристально глядя на Джиневру, которая сидела ни жива ни мертва.
Она испытывала непередаваемое облегчение. Она даже лишилась дара речи – настолько сильными были охватившие ее эмоции – и пыталась понять, что сказал Хью. Зачем он спас ее? Он же солгал ради нее. Он, человек долга и твердых принципов, человек чести, солгал, чтобы спасти ее! В глубине души она понимала, что он не уверен в ее невиновности. Даже когда они ласкали друг друга, он все равно сомневался в ней, и она чувствовала это.
Джиневра погрузилась в раздумья и не подозревала, что она сидит, тупо уставившись на короля. Хью спас ее, потому что хотел завладеть ее богатством. Он и не скрывал этого. Он же сказал, что не позволит ей диктовать условия договора. Он сам составит договор. Он женится на ней и спасет от смерти, но ей придется заплатить за это своей независимостью.
А есть ли у нее выбор? Ведь только Хью мог бы спасти ее. Ни ее красноречие, ни ее доводы ничего бы не изменили. Его репутация была настолько прочна, вера в его честность и неподкупность настолько непоколебима, что никто не решился подвергать сомнению его слова.
– Мадам, кажется, вы лишились дара речи, – сказал король. Теперь в его голосе слышалось нетерпение, а глаза утратили веселый блеск.
Джиневра постаралась взять себя в руки.
– Ваше величество, – проговорила она, медленно поднимаясь, – я ошеломлена предложением лорда Хью. Прошу, простите меня, если мое молчание показалось вам оскорбительным. Напротив, меня переполняет благодарность.
– Красиво сказано, – просиял Генрих.
Когда у него появлялось желание быть великодушным и милосердным, он обнаруживал, что мир – это довольно приятное место, и с восторгом употреблял власть на то, чтобы сделать других счастливыми. Эта женщина чем-то привлекала его. Он вспомнил ее дочерей, очаровательных малышек, таких забавных, они так смело разговаривали с ним. Ему будет приятно, если лорд Хью получит какое-то материальное вознаграждение, тем более тогда, когда это вознаграждение пролетит мимо толстого кошелька хранителя печати. Да, приятно использовать власть для таких целей.
– Итак, миледи, вы принимаете его предложение? – Хью затаил дыхание. Несмотря на заверения Джиневры в том, что она благодарна ему, он сомневался, что она примет предложенный им вариант. Иногда, думал он, она превращается в самую упрямую женщину на свете. Однако она умна и примет его предложение под давлением инстинкта самосохранения и страха за своих детей.
– Принимаю, ваше величество, – произнесла Джиневра, и Хью облегченно вздохнул.
Генрих тяжело поднялся. Выждав несколько секунд и обнаружив, что пульсирующая боль в ноге стихла, он с улыбкой провозгласил:
– Вы обвенчаетесь через два дня в дворцовой церкви Хэмптона. Королева будет рада присутствовать на церемонии. – Король так и сиял. Пышная свадьба взбодрит Джейн. Его волновало ее состояние: чем больше был срок беременности, тем сильнее становилась ее депрессия. – Двух дней достаточно на то, чтобы составить договор. Томас, – обратился он к мрачному хранителю печати, – проследите, чтобы все было сделано по закону.
И король неторопливым шагом направился к выходу. Члены совета поспешно вскочили и стояли до тех пор, пока за ним не закрылась дверь.
Хранитель печати устремил взгляд на Джиневру, которая все еще сидела на своем месте, бледная, ошеломленная.
– Кажется, мадам, вы завоевали расположение короля, – злобно проговорил он. – Вы сохранили себе жизнь. – Кромвель опустил взгляд на бумаги, лежавшие на столе, и только епископ услышал, как он добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98