— Я их возьму, — спокойно ответил Дрого.
— Благодарение Богу, — горячо прошептал Годвин и, видимо потеряв последние силы, обмяк на руках Иды. Она легонько потрясла его.
— Годвин! Годвин! Ты же говорил, что очень к ним привязался.
— Да, но им больше нельзя здесь оставаться. Это небезопасно, — тихо ответил он.
— А тебе?
— Как бы ни ненавидел меня Ги, он все же боится своего дяди. Знаешь, обычно Ги почти не обращает на меня внимания; сегодня он был просто разъярен из-за своего проигрыша, а я подвернулся ему под руку. Честно говоря, подвернулся-то я нарочно, потому что он начал бить ребятишек, и я отвлек его гнев на себя.
— И пострадал за свое мужество… — Ида быстро оглядела его ссадины. — Не вижу ничего такого, чего нельзя было бы вылечить. Промой раны, а потом заглянешь ко мне.
— Хорошо. Думаю, когда дети переберутся к вам, сэр Ги не будет таким свирепым. Они старались не попадаться ему на глаза, но каждый раз, когда это все-таки случалось, он буквально сатанел. Мне кажется, они напоминают ему, что у него были две женщины, которых он мог уложить с собой в постель. О, как бы я хотел, чтобы кто-нибудь убил эту мерзкую скотину!
— Кое-кто это обязательно сделает, — уверенно сказала Ида.
Годвин с удивлением и опаской посмотрел на нее, и девушка подумала, что последние слова сорвались с ее губ как бы сами собой. Хотя не совсем. Подсознательно Ида была твердо убеждена: то, что она произнесла, — правда. Кроме того, ей уже было «послание», что Ги умрет прежде, чем армия норманнов доберется до Лондона.
— Дай Бог, чтобы твои слова оказались пророческими, — прошептал Годвин. — Тогда мне легче будет терпеть. От одной мысли, что сэр Ги навсегда останется моим хозяином, я готов покончить с собой.
— Ничего, скоро ты от него освободишься. А пока остерегайся мерзавца, чтобы ему не удалось убить тебя раньше, чем проткнут мечом его самого. Мне привиделось во сне, что он напал на тебя. Вот почему Дрого и я появились здесь. Не бойся: при любой опасности я снова получу весть. Но мне нужна и твоя помощь. Если это гнусное животное снова начнет угрожать тебе, мысленно позови меня и постарайся выразить свои чувства как можно сильнее и отчетливее.
— И тогда ты придешь? — ошеломленно спросил Годвин.
— Да. Как пришла на зов умирающей Алдит, а потом на крик тяжелораненого Брана.
— Тогда я попытаюсь. — Он повернул голову, наблюдая, как Ги передает двух испуганных детей Дрого. — Если ты вдруг задержишься, я буду просто орать.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Удивляюсь, что ты не сделал этого сегодня.
— Я не ожидал, что Ги набросится на меня с такой ненавистью и начнет избивать. К тому же я не думал, что кто-то захочет прийти ко мне на подмогу.
— Я обязательно приду, и люди Дрого тоже. Думаю, после того как за тебя вступился мессир Бергерон, его примеру последуют и другие. Норманны, как и мы, — люди; среди них есть добрые и злые, мелочные и великодушные, благородные и подлые — словом, разные. И не все они жестоки. Дрого и его солдаты — не единственные честные и порядочные люди в армии Вильгельма.
Она медленно выпрямилась, так как к ним подошел Дрого, ведя перед собой ребятишек, которые затравленно озирались и в страхе жались друг к другу, не понимая, что происходит и что их ждет. Годвин объяснил им, что отныне они будут жить в лагере Дрого. По его печальным глазам было видно, что расставание причиняет ему боль. Ида подумала, что и детей не очень-то обрадовала эта новость — совсем недавно они потеряли родителей, а теперь их отрывают от человека, к которому они успели привязаться, — и ее ничуть не удивило, что у обоих малышей из глаз хлынули слезы. Попрощавшись с Годвином, Ида обняла плачущих детей за плечи и повела их к палатке Дрого. Первой, кого она встретила, была Мэй, которая зевала и сонно хлопала глазами: ее, как и многих в лагере, разбудили крики Ги.
— Я возьму их к себе, госпожа? — полувопросительно произнесла Мэй, когда Ида объяснила, что дети теперь будут жить у них.
— Тебе скоро понадобится еще одна палатка, — проворчала Ида, подталкивая к ней малышей. — Я надеялась, что те трое, которых я спасла от меча Ги, останутся с моей матерью, но ты не захотела их отдавать. А теперь у тебя будет шестеро! Давай оставим в монастыре хотя бы этих.
— Не надо. Иво не будет возражать. Он может сделать палатку побольше. Думаю, эти двое будут жить у меня недолго. Их заберет Годвин, когда освободится от своего хозяина. Бог не допустит, чтобы бедняга всю жизнь принадлежал этому чудовищу.
— А тебе не жаль будет с ними расставаться?
— Жаль, наверное, но ничего не поделаешь: юный Годвин — их единственная семья, и вполне понятно, что они выберут именно его. Идите спать, госпожа. Вы, должно быть, смертельно устали. Не волнуйтесь за них.
Ида молча смотрела, как Мэй уводит детей в свою палатку.
— Теперь ты убедился, что я не единственная, кто собирает всех сирот и раненых, встретившихся на дороге? — с улыбкой сказала она, подойдя к Дрого. Тот улыбнулся в ответ, и они направились к палатке.
— Иво просто не может оставаться равнодушным к любому беззащитному существу, будь то раненое животное или брошенный ребенок. Когда ты отдала матери собак, он стал сам не свой; что уж говорить о детях! У этого человека большое сердце.
В палатке Ида начала раздеваться; Дрого, положив меч на землю, вдруг расхохотался. Она недоуменно взглянула на него, уже собираясь обидеться, но он пояснил сквозь смех:
— Скоро у меня будет целая армия детей!
— Именно армия: когда они вырастут, то станут твоими верными солдатами, — шутливо ответила Ида и юркнула под одеяло, чтобы побыстрее укрыться от пронизывающего холода.
— Надеюсь. — Тоже раздевшись, Дрого улегся рядом и обнял Иду. — Но ты не учитываешь, что до этого благословенного момента еще очень далеко и мне много лет придется давать им кров и пищу. Не-ет, с этого дня тебе, Иво и Мэй надо подбирать ребятишек постарше, а еще лучше подростков. — В глазах его светилось лукавство.
Рассмеявшись, Ида легонько ткнула Дрого в бок.
— У тебя уже есть Брак. А скоро, я думаю, появится и Годвин. Из них получатся замечательные воины. Бран уже хорошо владеет мечом, а Годвин как раз в том возрасте, когда мальчиков начинают обучать воинскому искусству.
При упоминании о Годвине лицо Дрого стало серьезным.
— Мне очень бы хотелось избавить Годвина от проклятого Ги, но я просто ума не приложу, как это сделать. Если я канну выказывать по отношению к бедолаге явную симпатию и всячески поддерживать его, Ги возненавидит мальчика еще больше. Будь у меня толстый кошелек, я мог бы просто предложить негодяю продать мне этого парня, но в карманах у меня пусто, как в желудке голодающего. Имея деньги, я бы вообще не отправился в Англию.
— Упомянув Годвина, я вовсе не имела в виду, что непременно ты должен вырвать его из лап Ги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74