– Мадам, – сказал он, – я нащупал две головки. Вам предстоит родить близнецов. Будут ли они жить, я не могу сказать, но точка Фортуны, если рассчитывать ее современными методами, сейчас находится в созвездии Близнецов, а это благоприятный знак.
Ее лицо практически скрывал огромный живот, но она посмотрела ему в глаза, и он ответил ей самой сострадательной улыбкой, на какую был способен, зная, что этот момент важнее даже, чем само зачатие, и не желая его портить.
Оба ребенка расположены на одинаковом расстоянии от выхода, поэтому мне придется отодвинуть назад одного, чтобы другой смог выйти. Могу ли я получить у вас и вашего мужа позволение решить, кто из них появится на свет первым?
Это был совсем не праздный вопрос; судьбы строились и рушились на основании порядка рождения. Оуэн ожидал, что супруги будут колебаться или захотят принять участие в обсуждении. Он ощупывал головки, стараясь оценить все три элемента, составлявшие их природу, и отыскать признаки, которые позже можно будет выдвинуть в качестве доказательства, что один из детей сильнее.
Ему показалось, что у одного есть небольшая шишка на макушке, которая могла указывать на влияние Меркурия, и он решил, что этого достаточно. Ощупывая другую головку, чтобы убедиться в том, что не совершает ошибки, он вдруг заметил, что вокруг него воцарилась глубокая тишина, вызванная вовсе не тем, что родители не могли принять решение.
Снова открыв глаза, он огляделся по сторонам и увидел, что собравшиеся в комнате люди лихорадочно осеняют себя крестным знамением, особенно Шарль, юноша, совсем недавно ставший мужчиной и объявивший себя отцом детей. Его лицо посерело, он прислонился к оштукатуренной стене и безостановочно крестился.
Оуэна никогда особо не впечатляло сочетание юности и богатства, так часто встречавшееся при королевских дворах. Он позволил себе заговорить более резко, чем обычно во время родов.
– Сир, Бог может направить мою руку, но мне нужно получить ваше разрешение, прежде чем я начну действовать.
Судя по реакции окружающих, его слова могли быть произнесены на португальском или английском. Наконец юноша проговорил тусклым, ничего не выражающим голосом:
– В июне королева родила близнецов; девочку и мальчика. Девочка умерла во время родов. Мальчик, Виктор, поручен заботам лучших лекарей страны. Одни из них говорят, что он выживет, большинство в это не верят. Мы не можем произвести на свет близнецов. Король посчитает это дурным знаком.
Оуэн вынул руку из узкого родового канала и посмотрел на мать, чьи глаза были едва видны из-за огромного живота. Он прочитал в ее взгляде страх, но причиной были не предрассудки двора, а опасение за детей и боль, которая терзала ее тело.
Он положил окровавленные руки так, чтобы она их не видела, но почувствовала утешительное тепло, и обратился прямо к ней:
– Мадам, вполне возможно, что внутри вас находятся трое детей. Такие случаи известны. Но даже если это и не так, мы должны позволить им увидеть свет дня. Король Анри человек разумный, и я сомневаюсь, что он посчитает появление на свет ваших детей дурным предзнаменованием для своего сына.
Он увидел, как она пытается что-то сказать, но не смог различить слова. Она облизнула губы сухим языком и предприняла новую попытку:
– Делайте то, что вы должны. Поступайте по собственному усмотрению.
Решимость, читавшаяся в ее взгляде, была именно тем, что когда-то заставило Седрика Оуэна выбрать именно эту профессию и что не позволяло ему от нее отказаться, несмотря на идиотизм окружающих, предрассудки и чуму. В груди у него возникло диковинное и одновременно знакомое ощущение, и он послал самую сообразительную служанку за горячей водой и чистыми простынями, а сам обратился к живущему в его сознании голубому камню, который определял его дорогу в жизни и всегда помогал в выбранном деле. Завернутый в кусок мешковины драгоценный камень был надежно спрятан под одной из половиц в его комнате, но он чувствовал его присутствие с тех самых пор, как занялся медициной. Несколько мгновений он парил в чистом голубом небе и сверху смотрел на мир, где суетились похожие на муравьев люди. Среди этих муравьев выделялись, точно драгоценная золотая пыль, его пациенты, и он болел за них всей душой.
Когда Седрик Оуэн вернулся в реальность, одновременно удерживая в себе все, что было далеко и рядом с ним, он обратил обостренное внимание на женщину и две новые жизни, которые ощущал под своими пальцами.
– Месье де Монтгомери?
Голос доносился до него словно издалека. Седрик сел на выскобленный пол, еще сырой после того, как его вымыли служанки, и прислушался к звукам, которые издавал выживший малыш, сосавший грудь матери. Точка Фортуны оставалась в созвездии Близнецов ровно столько, сколько понадобилось, чтобы младенец появился на свет при ее благословении, но изменила свое положение, прежде чем смог благополучно родиться второй ребенок, и Рак раздавил его своими клешнями. Мертвое тельце уже завернули в чистую ткань и отложили в сторону. Позвали священника, который произнес молитву на латыни, а затем на архаичной форме французского, понятной матери, и ушел, перекрестившись.
Оуэн погрузился в мир за гранью усталости, где мучительная боль в руке стала сладостной наградой, а близость к новой жизни – даром, возвысившим его над страхами, надеждами и мелкими заботами тех, кто его окружал.
А еще он забыл о своем вымышленном имени.
– Месье де Монтгомери! Королева требует вас к себе.
– Королева? – Неожиданно он вспомнил, кто он такой и где находится. Терпение не было отличительной чертой Екатерины Медичи. – Почему?
Шарль, отец одной живой девочки и одной мертвой, побледнел как полотно. Он изобразил на лице подобие улыбки и ответил:
– Королева узнала о нашей… радости. Она хочет взглянуть на молодого доктора из Шотландии, который сумел привести в мир живую девочку.
Оба ребенка были девочками. Живую родители были вынуждены назвать Викторией, в честь больного принца, осчастливившего своим появлением на свет королеву Франции Екатерину и Генриха II, ее мужа.
Здесь-то и крылась проблема. Сестра короля, вдовствующая королева-мать Шотландии, являлась самым могущественным союзником Франции в сложных политических войнах и воевала с Европой. Ее дочь Мария, официальная королева Шотландии, жила во Франции, вверенная заботам своего дяди, а при французском дворе находилось шотландцев ничуть не меньше, чем самих французов, и любой из них мог в первые минуты разговора догадаться, что шотландец с полосами морковного цвета и опасными для дам глазами, которые при определенном освещении казались карими, а порой становились зелеными, мало что знает о Шотландии, о ее народе и политике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98