Его терзало то, что она не до конца откровенна с ним.
Еще один глоток — и бокал опустел. Лукас со стуком поставил его на столик. Ресницы спящей дрогнули, и она медленно открыла глаза.
— Который час? — сонно спросила она, приподнявшись на локте.
Ответа не последовало.
Что-то в молчании мужа заставило Джессику окончательно проснуться и внимательно взглянуть на него. Он так пристально смотрел на жену, что у той перехватило дыхание. Перед ней стоял Лукас, человек, которого она любила, но сейчас он выглядел как-то странно. От камина волнами шло тепло, но Джессике внезапно показалось, что в комнате очень холодно. Не может быть, чтобы он выяснил, что именно рассказала ей Элли, но если так, то почему он не сводит с нее потемневших глаз и упорно молчит?
Она была не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться. Ей казалось, что его взгляд пригвоздил ее к месту. Она попыталась сказать что-нибудь, чтобы прервать это тяжелое гнетущее молчание, повисшее в комнате, но слова не шли у нее с языка. Они умирали, даже не успев родиться. Какая-то дрожь, не имевшая, впрочем, ничего общего со страхом, пробежала по ее телу. И внезапно она все поняла. Ей помог особый женский инстинкт, которым праправнучки Евы имеют полное право гордиться.
Должно быть, он прочел кое-что в ее глазах, потому что на губах у него мелькнуло подобие улыбки. Он медленно развязал галстук и бросил его на ближайшее кресло. Потом он снял сюртук и принялся расстегивать пуговицы жилета.
— Лукас… — прошептала она.
— Пожалуйста, Джессика, помолчи, — попросил он. — Не нужно сейчас ничего говорить.
Ее сердце учащенно забилось, когда он направился к дивану. Его грудь вздымалась от волнения, а ноздри раздувались. Горящий взор был по-прежнему устремлен на нее и удерживал ее на месте лучше, чем любые путы. Джессика понимала, что он непременно догонит ее, если ей вздумается спасаться бегством. Он почти не владел собой; его подхватила и несла горячая волна желания.
И Джессика почувствовала, что хочет принадлежать ему. Она откинулась назад, призывно полуоткрыв рот.
Взгляд Лукаса скользнул вниз — на ее стройную шею с бьющейся на ней голубой жилкой, на холмики грудей, на стройные ноги, прикрытые юбками… Когда он опустился рядом с ней на диван, из его горла вырвался сдавленный стон.
Он прерывающимся шепотом рассказывал о том, сколько пришлось ему пережить и как страдать из-за того, что ей было позволено поступать так, как хочется. Она была создана для него, уверял Лукас, создана для любви… Раздевая свою жену, он говорил, что очень хочет ее, что мечтает о том, чтобы она раскрылась навстречу ему, чтобы ни в чем не отказывала… Но ей и в голову не приходило хоть в чем-нибудь отказать ему, пойти наперекор его желаниям. Ее тело стало для них обоих источником наслаждения, и она мечтала лишь о том, чтобы эти мгновения длились и длились.
Прошло немало времени, прежде чем он бережно перенес ее на ковер возле камина, а потом быстро сбросил с себя одежду.
Задыхаясь от непривычной страсти, она в изумлении смотрела на его великолепное тело. Когда их глаза встретились, наступила глубокая тишина. Он стоял совершенно неподвижно, и ей почему-то пришло в голову, что, пока она столь бесстыдно наслаждалась его умелыми ласками, он думал вовсе не о ней.
— Лукас, — прошептала она, протягивая к нему руки.
И он, словно ее призыв послужил для него сигналом, тут же бросился на нее и крепко прижал к полу. Джессика неловко поцеловала его в щеку, и он вошел в нее, да так глубоко, что оба вскрикнули от восторга. Его поцелуи были обжигающими, руки — ласковыми и настойчивыми, и она отдавалась ему, забыв обо всем.
— Лукас, — опять прошептала она, чувствуя, как ее переполняет нежность к нему. Сейчас ей было безразлично, верны или нет ее предположения на его счет. Ее нимало не заботило, кто он был на самом деле. О нем следовало заботиться, его следовало защищать…
«Я люблю его, — думала она. — Люблю! «
— Лукас, о Лукас… — И ее горло сжималось от волнения.
Спустя несколько восхитительных минут, показавшихся им обоим вечностью, Джессика внезапно разрыдалась. Ее сердце снедала непонятная тревога, и она никак не могла унять слезы.
Лукас испугался. Он сжал ее в объятиях, приговаривая:
— Джесс, Джесс, милая, успокойся! Чего ты боишься?
Опершись спиной о диван, он усадил Джессику так, что ее голова оказалась у него на плече. Гладя ее волосы и осыпая целомудренными поцелуями щеки, глаза и лоб, он еле слышно твердил:
— Мне казалось, я понял тебя. Казалось, что ты тоже этого хотела…
Он и сам толком не понимал, откуда берутся эти ласковые слова, но зато понимал, что немного лукавит. Он намеревался привлечь ее внимание, намеревался показать ей, что имеет на нее права… Однако он зашел слишком далеко. Джессика не должна была опасаться его. Он вовсе не стремился к этому.
— Больше такого не будет, — мягко сказал он. — Я могу быть совсем другим любовником — нежным и внимательным. Я понравлюсь тебе, вот увидишь!
Джессика подняла голову и внимательно взглянула на мужа. Ее слезы уже высохли.
— Я поняла… — медленно произнесла она. — Ты прав. Я действительно хотела этого, потому что знала: тебе это доставит удовольствие. И ты не напугал меня, Лукас… Разве что вначале, — добавила она нерешительно.
Он облегченно улыбнулся.
— Но почему же тогда ты плакала? — И, наклонившись над Джессикой, он легонько коснулся губами слезинки, задержавшейся в уголке рта.
— Потому что… — Она, не договорив, чуть повернула голову, и их губы встретились.
— Так почему же? — Он не хотел целовать ее, он хотел получить ответ на свой вопрос. — Почему? — мягко, но настойчиво повторил Лукас.
Потому что она любит его. Потому что боится прошлого и в ужасе отшатывается от будущего. Но она не могла сказать ему этого.
— Потому что… видишь ли, я не знала, что это может быть так… так чудесно. — Джессика помолчала, а потом нехотя призналась: — Но я все-таки немного испугалась. Ведь…
Она умолкла на полуслове, потому что его пальцы принялись поглаживать ее грудь. Оба соска набухли и отвердели. Она слабо застонала.
— Лукас, что ты делаешь? — Джессика едва узнавала свой голос.
Он усадил ее к себе на колени и ответил:
— Ласкаю свою жену. Разве это предосудительно?
Сердце Джессики затрепетало от радости, когда он вдруг сказал:
— Я люблю тебя! Люблю!
Это были как раз те слова, которые она больше всего жаждала услышать от него. И она повторила следом за ним:
— Я тоже люблю тебя, Лукас! Я люблю тебя!
Оба переживали минуты упоительного счастья.
— Так что же ты собирался сказать мне? — спросила она.
Муж и жена сидели в ночных халатах перед столиком в ее гостиной и пили чай. Лукас только что сообщил, что намерен рассказать ей нечто важное, и добавил, засмеявшись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120