На месте глаз, носа и рта старины Шака на стене колыхались тени, только совершенно искаженных пропорций. Они казались еще более жуткими, чем настоящее лицо Фонаря, если такое вообще было возможно.
– Я знаю, что ты не спишь, мальчик, – сказал Фонарь трескучим, словно сухие дрова в камине, голосом.
Натан ничего не ответил. Он не хотел смотреть на чудовище. Не мог смотреть. Когда кожистые подушечки лап коснулись обнаженной кожи внизу его спины, Натан дернулся. Три острых когтя кольнули кожу, и мальчик замер. Один из них вонзился в его плоть, проколол ее, выступила кровь.
– Отстань от меня! – заорал Натан истерически, забыв свой страх. – Отстань от меня, а то мой папа тебя убьет!
И закусил губу под бешеный стук сердца, ожидая, что шакал Фонарь раздерет его когтями, убьет его. Какой-то части его было душе все равно, она была напугана так, что не пережила бы даже еще одной секунды страха.
Шелудивый тыквоголовый зверь приблизился к нему. Натан чувствовал рваное дыхание Фонаря и ощущал жар потустороннего огня на своем затылке. Он крепко-крепко зажмурился, тишина была невыносимой. Он просто хочет домой. Домой, в свою кроватку, к космическим кораблям, видеокассетам и желтому трактору, на котором он часами разъезжал по дорожке перед домом.
– Не смей не обращать на меня внимания, – прошептал шакал Фонарь, и на затылок Натану капнула густая струйка горячей слюны.
Натан подумал, что его сейчас вырвет. Вместо этого он снова закашлялся, отхаркивая темную слизь. Глаза открыть он до сих пор отказывался.
– Я пришел сюда только затем, чтобы сказать тебе, что твой отец уже в пути.
Глаза Натана резко распахнулись. Он не повернулся к Фонарю лицом, но изумленно уставился в стену. В его душе воспрянула надежда.
– На это может уйти некоторое время, – продолжал Фонарь. – Но он наконец-то здесь, в Обманном лесу. Снова с нами. Пока он делает что велено, можешь не бояться смерти, молодой мастер Натан. Это хорошо. Лесу нужен продолжатель.
Потом шакал убрался. Вместе со своим жарким дыханием и жгучей слюной. Шаги и царапанье когтей по камню удалились, и Натан услышал, как дверь за ним закрылась. Он молча ждал несколько минут, прежде чем осмелился открыть рот. Когда он сделал это, то снова закашлялся. Но когда кашель закончился, Натан позволил себе еле заметную слабую улыбку.
– Папа, пожалуйста, приходи поскорее, – прошептал он.
После этого он больше не спал.
Эмили вышла из квартиры Джо в самом начале восьмого. Она неторопливо доехала до дома, где приняла душ и без излишней спешки переоделась. Натан в больнице. Томас тоже в больнице – и ей до сих пор точно не известно, каково его состояние. Но спешить ей некуда. Сегодня у нее еще будет время заняться неприятными делами.
Она изо всех сил старалась не думать о лице, которое, как она считала, она видела из окна квартиры Джо на рассвете. После этого она больше так и не заснула, но воспоминание все равно стало казаться каким-то нереальным, будто сон. Это мог быть кто угодно или что угодно. Какой-нибудь бездомный или мальчишка, забравшийся на дерево. Но много ли мальчишек на рассвете уже на ногах? Ни одна из этих возможностей ничуть не более вероятна, чем ее первая мысль о преследователе.
Однако в версии с преследователем тоже имелись свои неувязки. В случае с Натаном врачи уже исключили возможность отравления каким бы то ни было ядом, а то, что сделал с собой Томас, он определенно сделал сам. И все-таки она дала себе слово позвонить тому детективу, Уолту, как его там, который брал у Томаса показания относительно его подозрений и возможности неестественных причин кататонии у Натана.
Но все это подождет. Сегодня Эмили и так слишком о многом надо позаботиться. Слишком много надо сделать.
Такого, чего ей делать не хотелось.
Освеженная после душа, чувствуя себя гораздо лучше в чистых джинсах и ярко-красном хлопчатобумажном топе, Эмили уселась за руль, повернула ключ зажигания и взглянула на свой сотовый. Обычно она по дороге занималась делами, пытаясь по максимуму использовать время, которое иначе было бы потеряно впустую.
Потом она старательно отвела взгляд от телефона, дала задний ход и выехала на улицу. Всю дорогу по Бродвею, до самой больницы, Эмили ни на миг не забывала о звонках, которые нужно было сделать. Но до того, как она начнет делать эти звонки, ей нужно увидеть сына. И Томаса.
В палате Томаса, который лежал двумя этажами выше, чем Натан, Эмили вгляделась в безжизненные черты бывшего мужа. Желание обругать его ослабло, но его состояние не могло ее не тревожить. Ей хотелось снова задать ему вопрос, прошептать его, хотя она и знала, что он не может ответить. Ей необходимо было знать, почему он это сделал. Но она была не одна и потому ничего не сказала.
– Как он? – спросила она.
Доктор Гершманн, который был лечащим врачом Натана, как будто бы сдулся, когда Эмили произнесла эти слова Они вместе вошли в палату всего несколько секунд назад, и врач явно ждал этого вопроса Однако же, вместо того чтобы ответить, он склонил голову, переадресуя вопрос молодой женщине, которая стояла рядом с ней. У нее была самая черная, самая безупречная кожа, какую Эмили видела в своей жизни. Когда она улыбнулась, Эмили не могла не улыбнуться в ответ.
– Келли Кардифф, – весело представилась женщина и подалась вперед, протянув руку. Эмили пожала ее и отметила одновременно ее на удивление крепкое рукопожатие и тот факт, что она оказалась куда меньше ростом, чем показалась сначала. Харизма, подумала Эмили. Она творит чудеса.
– Я – лечащий врач вашего бывшего мужа, – продолжала доктор Кардифф. – Что касается ответа на ваш вопрос, его состояние стабильное. Я не употребляю слово «хорошее». Это далеко не так.
Эмили взглянула на Томаса.
– А таблетки? – спросила она, уже зная ответ.
– Фенобарбитал, – ответила доктор Кардифф. – По-видимому, в сочетании с виски. Если бы в том флакончике таблеток оказалось чуть побольше, скорее всего, он был бы уже мертв. Судя по его карточке, он проходил курс лечения по поводу припадков, а это значит, что его должны были предупредить об опасности передозировки. Но он должен был знать, что того, что у него есть, может оказаться недостаточно, чтобы убить его, так что его действия вызывают у меня недоумение. Ни один человек не станет принимать горсть барбитуратов и запивать их виски, если не собирается покончить жизнь самоубийством.
Эмили смотрела на нее во все глаза. Все ее очарование развеялось. Эмили чуть было не высказалась в том духе, что это врачебный такт доктора Кардифф вызывает недоумение, но промолчала. Доктор Кардифф подошла к постели Томаса.
– Он чуть не умер ночью, – сказала врач.
Вздрогнув, Эмили взглянула на Томаса, потом на доктора Гершманна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Я знаю, что ты не спишь, мальчик, – сказал Фонарь трескучим, словно сухие дрова в камине, голосом.
Натан ничего не ответил. Он не хотел смотреть на чудовище. Не мог смотреть. Когда кожистые подушечки лап коснулись обнаженной кожи внизу его спины, Натан дернулся. Три острых когтя кольнули кожу, и мальчик замер. Один из них вонзился в его плоть, проколол ее, выступила кровь.
– Отстань от меня! – заорал Натан истерически, забыв свой страх. – Отстань от меня, а то мой папа тебя убьет!
И закусил губу под бешеный стук сердца, ожидая, что шакал Фонарь раздерет его когтями, убьет его. Какой-то части его было душе все равно, она была напугана так, что не пережила бы даже еще одной секунды страха.
Шелудивый тыквоголовый зверь приблизился к нему. Натан чувствовал рваное дыхание Фонаря и ощущал жар потустороннего огня на своем затылке. Он крепко-крепко зажмурился, тишина была невыносимой. Он просто хочет домой. Домой, в свою кроватку, к космическим кораблям, видеокассетам и желтому трактору, на котором он часами разъезжал по дорожке перед домом.
– Не смей не обращать на меня внимания, – прошептал шакал Фонарь, и на затылок Натану капнула густая струйка горячей слюны.
Натан подумал, что его сейчас вырвет. Вместо этого он снова закашлялся, отхаркивая темную слизь. Глаза открыть он до сих пор отказывался.
– Я пришел сюда только затем, чтобы сказать тебе, что твой отец уже в пути.
Глаза Натана резко распахнулись. Он не повернулся к Фонарю лицом, но изумленно уставился в стену. В его душе воспрянула надежда.
– На это может уйти некоторое время, – продолжал Фонарь. – Но он наконец-то здесь, в Обманном лесу. Снова с нами. Пока он делает что велено, можешь не бояться смерти, молодой мастер Натан. Это хорошо. Лесу нужен продолжатель.
Потом шакал убрался. Вместе со своим жарким дыханием и жгучей слюной. Шаги и царапанье когтей по камню удалились, и Натан услышал, как дверь за ним закрылась. Он молча ждал несколько минут, прежде чем осмелился открыть рот. Когда он сделал это, то снова закашлялся. Но когда кашель закончился, Натан позволил себе еле заметную слабую улыбку.
– Папа, пожалуйста, приходи поскорее, – прошептал он.
После этого он больше не спал.
Эмили вышла из квартиры Джо в самом начале восьмого. Она неторопливо доехала до дома, где приняла душ и без излишней спешки переоделась. Натан в больнице. Томас тоже в больнице – и ей до сих пор точно не известно, каково его состояние. Но спешить ей некуда. Сегодня у нее еще будет время заняться неприятными делами.
Она изо всех сил старалась не думать о лице, которое, как она считала, она видела из окна квартиры Джо на рассвете. После этого она больше так и не заснула, но воспоминание все равно стало казаться каким-то нереальным, будто сон. Это мог быть кто угодно или что угодно. Какой-нибудь бездомный или мальчишка, забравшийся на дерево. Но много ли мальчишек на рассвете уже на ногах? Ни одна из этих возможностей ничуть не более вероятна, чем ее первая мысль о преследователе.
Однако в версии с преследователем тоже имелись свои неувязки. В случае с Натаном врачи уже исключили возможность отравления каким бы то ни было ядом, а то, что сделал с собой Томас, он определенно сделал сам. И все-таки она дала себе слово позвонить тому детективу, Уолту, как его там, который брал у Томаса показания относительно его подозрений и возможности неестественных причин кататонии у Натана.
Но все это подождет. Сегодня Эмили и так слишком о многом надо позаботиться. Слишком много надо сделать.
Такого, чего ей делать не хотелось.
Освеженная после душа, чувствуя себя гораздо лучше в чистых джинсах и ярко-красном хлопчатобумажном топе, Эмили уселась за руль, повернула ключ зажигания и взглянула на свой сотовый. Обычно она по дороге занималась делами, пытаясь по максимуму использовать время, которое иначе было бы потеряно впустую.
Потом она старательно отвела взгляд от телефона, дала задний ход и выехала на улицу. Всю дорогу по Бродвею, до самой больницы, Эмили ни на миг не забывала о звонках, которые нужно было сделать. Но до того, как она начнет делать эти звонки, ей нужно увидеть сына. И Томаса.
В палате Томаса, который лежал двумя этажами выше, чем Натан, Эмили вгляделась в безжизненные черты бывшего мужа. Желание обругать его ослабло, но его состояние не могло ее не тревожить. Ей хотелось снова задать ему вопрос, прошептать его, хотя она и знала, что он не может ответить. Ей необходимо было знать, почему он это сделал. Но она была не одна и потому ничего не сказала.
– Как он? – спросила она.
Доктор Гершманн, который был лечащим врачом Натана, как будто бы сдулся, когда Эмили произнесла эти слова Они вместе вошли в палату всего несколько секунд назад, и врач явно ждал этого вопроса Однако же, вместо того чтобы ответить, он склонил голову, переадресуя вопрос молодой женщине, которая стояла рядом с ней. У нее была самая черная, самая безупречная кожа, какую Эмили видела в своей жизни. Когда она улыбнулась, Эмили не могла не улыбнуться в ответ.
– Келли Кардифф, – весело представилась женщина и подалась вперед, протянув руку. Эмили пожала ее и отметила одновременно ее на удивление крепкое рукопожатие и тот факт, что она оказалась куда меньше ростом, чем показалась сначала. Харизма, подумала Эмили. Она творит чудеса.
– Я – лечащий врач вашего бывшего мужа, – продолжала доктор Кардифф. – Что касается ответа на ваш вопрос, его состояние стабильное. Я не употребляю слово «хорошее». Это далеко не так.
Эмили взглянула на Томаса.
– А таблетки? – спросила она, уже зная ответ.
– Фенобарбитал, – ответила доктор Кардифф. – По-видимому, в сочетании с виски. Если бы в том флакончике таблеток оказалось чуть побольше, скорее всего, он был бы уже мертв. Судя по его карточке, он проходил курс лечения по поводу припадков, а это значит, что его должны были предупредить об опасности передозировки. Но он должен был знать, что того, что у него есть, может оказаться недостаточно, чтобы убить его, так что его действия вызывают у меня недоумение. Ни один человек не станет принимать горсть барбитуратов и запивать их виски, если не собирается покончить жизнь самоубийством.
Эмили смотрела на нее во все глаза. Все ее очарование развеялось. Эмили чуть было не высказалась в том духе, что это врачебный такт доктора Кардифф вызывает недоумение, но промолчала. Доктор Кардифф подошла к постели Томаса.
– Он чуть не умер ночью, – сказала врач.
Вздрогнув, Эмили взглянула на Томаса, потом на доктора Гершманна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85