В центре красовалась такая громадная жареная индейка, какой Натан никогда еще видел. Он почуял ее запах, заглушавший даже зловоние Скалоголового, и у него немедленно потекли слюнки. Он даже не помнил, когда в последний раз ел. На столе стояли большие железные кувшины, в которых, должно быть, была вода или по меньшей мере что-то такое, что можно пить. На других блюдах дымился вареный картофель и еще какие-то зеленые овощи, которые он и в рот бы не взял, если бы не был так голоден. Там было еще много всего, но Натан не стал разглядывать.
Он медленно шагнул к столу. Скалоголовый не попытался помешать ему. Монстр просто стоял у открытой двери и смотрел, как Натан накладывает себе на тарелку индейку, картофель и еще какое-то невиданное пирожное. Потом он уселся на один из неудобных стульев и набросился на еду. Ни вилок, ни ножей – если не считать здоровенного мясного ножа, который торчал из индейки, – но это Натана не остановило.
Ел же он руками раньше.
Он уже успел смести с тарелки почти всю индюшатину и несколько картофелин, когда вдруг перестал жевать. Он посмотрел на индейку. На большущий мясной нож, торчащий из ее грудки.
Одна из дверей у него за спиной распахнулась с грохотом, от которого он подскочил на своем стуле, перевернув тарелку и уронив картошку на пол. Натан обернулся и увидел у больших двустворчатых деревянных дверей Боба Долгозуба, который вошел в зал и теперь стоял рядом со Скалоголовым. Изо рта саблезубого тигрочеловека торчали огромные клыки: Долгозуб как раз скрежетал зубами и причмокивал.
Натан не знал, то ли это его присутствие так обрадовало Долгозуба, то ли присутствие еды. И знать не хотел. Он быстренько забрался под стол и вынырнул с другой стороны. Он смотрел на Долгозуба огромными глазами, и порезы на спине у него заныли, словно напоминая обо всем. Но Натану не нужно было никаких напоминаний, чтобы не забыть, кто оставил эти порезы.
– Привет, малышшш, – радостно прорычал Боб Долгозуб. – Похоже, налипшему генералу всссе-таки не удалосссь тебя спасссти.
Натан изо всех сил попытался найти достойный ответ. Оправдать генерала. Но что он мог сказать? Наконец он заявил, так дерзко, как только мог:
– Он придет за мной.
В коридоре за деревянными дверями появились две темные тени. Послышалось громкое фырканье, и Долгозуб со Скалоголовым поспешно отскочили в сторону. Тогда Натан разглядел, что темных теней не две, а три, и они властно вступили в комнату, фыркая и бормоча, царапая деревянный пол костяшками рук.
Сестры Примат. Натан дважды хлопнул глазами. Вгляделся.
– Их… их не должно быть здесь, – сказал он скорее себе самому, глядя на трех совершенно одинаковых горных горилл.
Но в ту же самую минуту он понял, что произойдет следом, и попятился, не отрывая глаз от двери. Остановился он, лишь когда уперся в затянутую гобеленом стену, которая перекрывала дальнейший путь к отступлению.
В зал вошел шакал Фонарь.
Натан знал, как Фонарь выглядит. Отец читал ему книжки и показывал картинки… Но увидеть его наяву… Вся злость Натана куда-то делась. Он пытался разозлиться, но просто не мог. Он судорожно, учащенно дышал, но не замечал этого. Он вообще едва мог думать, всецело поглощенный борьбой со своим страхом и горячим, обжигающим ощущением подступающих слез, которое охватило его.
Шакал двигался как огромный пес, хотя его передние лапы куда больше походили на руки, чем лапы любого пса. Однако для пса он был слишком шелудивым и тощим, и Натан понял, что это настоящий шакал, что-то вроде африканского койота или еще кого-нибудь в этом духе.
Шакал Фонарь вошел в зал и, стоя на задних лапах со скрещенными на груди передними, уставился на Натана – насколько он вообще мог на кого-нибудь уставиться. Потому что у шакала Фонаря не было настоящей головы. Когда-то, в незапамятные времена, если верить папиным книжкам, у него была настоящая голова. Но теперь вместо головы у него была тыква с вырезанным в ней лицом, злобным и свирепым, вроде тех, что делают на Хэллоуин. А внутри этой тыквы горел оранжевый огонь, такой яркий, что он сиял на весь зал, как будто маяк.
Шакал уставился на Натана, и мальчик, опустив глаза, увидел, что ею лицо – дырки глаз, носа и рта яркими пятнами высветились на его собственной футболке. Эти светящиеся пятна словно пригвоздили его к полу полутемного зала.
Он не мог заставить себя снова поднять глаза на шакала. Натан знал: если он снова посмотрит вверх, если он откроет глаза, то заплачет и, наверное, не сможет остановиться. Поэтому он не смотрел. Он просто обхватил себя руками, дрожал и пытался притвориться, будто его здесь нет.
– Какой ты недобрый, маленький Натан, – сказал шакал Фонарь. Его низкому голосу вторило зловещее эхо, как будто он доносился не изо рта, но из самого пламени внутри его тыквенной головы.
– Сестры Примат ничего тебе не сделали, малыш, а ты их обижаешь? – снова проговорил Фонарь.
Натан закусил губу. Потом еще раз повторил то, что уже говорил.
– Их не должно быть здесь, – сказал он. Потом добавил: – Папа рассказывал мне про них, но пока не написал о них ни в одной книжке.
При этих словах шакал Фонарь расхохотался, весело покачал головой, и по стенам заметались светящиеся двойники его лица.
– He будь ты ребенком, и притом слишком маленьким, чтобы отвечать за свою глупость, я съел бы твое дымящееся сердце на ужин, – безжалостно сказал Фонарь, потом в его голосе снова зазвучало веселье. – Но, разумеется, ужин уже накрыт, верно?
Натан застыл, решив, что Фонарь сейчас приблизится. Но он не приблизился. Вместо этого Фонарь махнул рукой в сторону одной из горилл, и она немедленно выбежала из комнаты.
– Всего остального тебе не понять, малыш, но вот что я тебе скажу. То, что твой идиот-папаша пишет в своих книжках, не имеет ничего общего с тем, что на самом деле происходит здесь.
Обезьяна, выбегавшая из комнаты, вернулась, и Натан с изумлением увидел, что она несет большую стопку книг. Это были книги его отца, экземпляры всех его книг об Обманном лесе. Он чуть не спросил, откуда они взялись здесь, в самом Обманном лесу. Но потом вспомнил, что он-то тоже здесь. А Ворчун украл из дома кое-какую его одежду и принес ее сюда.
По кивку шакала Фонаря горилла свалила книги в кучу перед камином. Старина Шак, как звали его некоторые из них, опустился на четыре лапы и прошествовал к груде книг. Его голова-тыква висела в точности так, как висела бы голова у любой собаки, но там, где у собаки должен был быть высунутый, свисающий, болтающийся язык, виднелся лишь отблеск оранжевого света от пламени внутри его головы.
Никогда еще в жизни Натан не видел ничего болеестрашного, чем шакал Фонарь. На глазах у мальчика он подскочил к книгам, поднял лапу и обдал их струей дымящейся, едко пахнущей желтой мочи, которая мгновенно пропитала книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Он медленно шагнул к столу. Скалоголовый не попытался помешать ему. Монстр просто стоял у открытой двери и смотрел, как Натан накладывает себе на тарелку индейку, картофель и еще какое-то невиданное пирожное. Потом он уселся на один из неудобных стульев и набросился на еду. Ни вилок, ни ножей – если не считать здоровенного мясного ножа, который торчал из индейки, – но это Натана не остановило.
Ел же он руками раньше.
Он уже успел смести с тарелки почти всю индюшатину и несколько картофелин, когда вдруг перестал жевать. Он посмотрел на индейку. На большущий мясной нож, торчащий из ее грудки.
Одна из дверей у него за спиной распахнулась с грохотом, от которого он подскочил на своем стуле, перевернув тарелку и уронив картошку на пол. Натан обернулся и увидел у больших двустворчатых деревянных дверей Боба Долгозуба, который вошел в зал и теперь стоял рядом со Скалоголовым. Изо рта саблезубого тигрочеловека торчали огромные клыки: Долгозуб как раз скрежетал зубами и причмокивал.
Натан не знал, то ли это его присутствие так обрадовало Долгозуба, то ли присутствие еды. И знать не хотел. Он быстренько забрался под стол и вынырнул с другой стороны. Он смотрел на Долгозуба огромными глазами, и порезы на спине у него заныли, словно напоминая обо всем. Но Натану не нужно было никаких напоминаний, чтобы не забыть, кто оставил эти порезы.
– Привет, малышшш, – радостно прорычал Боб Долгозуб. – Похоже, налипшему генералу всссе-таки не удалосссь тебя спасссти.
Натан изо всех сил попытался найти достойный ответ. Оправдать генерала. Но что он мог сказать? Наконец он заявил, так дерзко, как только мог:
– Он придет за мной.
В коридоре за деревянными дверями появились две темные тени. Послышалось громкое фырканье, и Долгозуб со Скалоголовым поспешно отскочили в сторону. Тогда Натан разглядел, что темных теней не две, а три, и они властно вступили в комнату, фыркая и бормоча, царапая деревянный пол костяшками рук.
Сестры Примат. Натан дважды хлопнул глазами. Вгляделся.
– Их… их не должно быть здесь, – сказал он скорее себе самому, глядя на трех совершенно одинаковых горных горилл.
Но в ту же самую минуту он понял, что произойдет следом, и попятился, не отрывая глаз от двери. Остановился он, лишь когда уперся в затянутую гобеленом стену, которая перекрывала дальнейший путь к отступлению.
В зал вошел шакал Фонарь.
Натан знал, как Фонарь выглядит. Отец читал ему книжки и показывал картинки… Но увидеть его наяву… Вся злость Натана куда-то делась. Он пытался разозлиться, но просто не мог. Он судорожно, учащенно дышал, но не замечал этого. Он вообще едва мог думать, всецело поглощенный борьбой со своим страхом и горячим, обжигающим ощущением подступающих слез, которое охватило его.
Шакал двигался как огромный пес, хотя его передние лапы куда больше походили на руки, чем лапы любого пса. Однако для пса он был слишком шелудивым и тощим, и Натан понял, что это настоящий шакал, что-то вроде африканского койота или еще кого-нибудь в этом духе.
Шакал Фонарь вошел в зал и, стоя на задних лапах со скрещенными на груди передними, уставился на Натана – насколько он вообще мог на кого-нибудь уставиться. Потому что у шакала Фонаря не было настоящей головы. Когда-то, в незапамятные времена, если верить папиным книжкам, у него была настоящая голова. Но теперь вместо головы у него была тыква с вырезанным в ней лицом, злобным и свирепым, вроде тех, что делают на Хэллоуин. А внутри этой тыквы горел оранжевый огонь, такой яркий, что он сиял на весь зал, как будто маяк.
Шакал уставился на Натана, и мальчик, опустив глаза, увидел, что ею лицо – дырки глаз, носа и рта яркими пятнами высветились на его собственной футболке. Эти светящиеся пятна словно пригвоздили его к полу полутемного зала.
Он не мог заставить себя снова поднять глаза на шакала. Натан знал: если он снова посмотрит вверх, если он откроет глаза, то заплачет и, наверное, не сможет остановиться. Поэтому он не смотрел. Он просто обхватил себя руками, дрожал и пытался притвориться, будто его здесь нет.
– Какой ты недобрый, маленький Натан, – сказал шакал Фонарь. Его низкому голосу вторило зловещее эхо, как будто он доносился не изо рта, но из самого пламени внутри его тыквенной головы.
– Сестры Примат ничего тебе не сделали, малыш, а ты их обижаешь? – снова проговорил Фонарь.
Натан закусил губу. Потом еще раз повторил то, что уже говорил.
– Их не должно быть здесь, – сказал он. Потом добавил: – Папа рассказывал мне про них, но пока не написал о них ни в одной книжке.
При этих словах шакал Фонарь расхохотался, весело покачал головой, и по стенам заметались светящиеся двойники его лица.
– He будь ты ребенком, и притом слишком маленьким, чтобы отвечать за свою глупость, я съел бы твое дымящееся сердце на ужин, – безжалостно сказал Фонарь, потом в его голосе снова зазвучало веселье. – Но, разумеется, ужин уже накрыт, верно?
Натан застыл, решив, что Фонарь сейчас приблизится. Но он не приблизился. Вместо этого Фонарь махнул рукой в сторону одной из горилл, и она немедленно выбежала из комнаты.
– Всего остального тебе не понять, малыш, но вот что я тебе скажу. То, что твой идиот-папаша пишет в своих книжках, не имеет ничего общего с тем, что на самом деле происходит здесь.
Обезьяна, выбегавшая из комнаты, вернулась, и Натан с изумлением увидел, что она несет большую стопку книг. Это были книги его отца, экземпляры всех его книг об Обманном лесе. Он чуть не спросил, откуда они взялись здесь, в самом Обманном лесу. Но потом вспомнил, что он-то тоже здесь. А Ворчун украл из дома кое-какую его одежду и принес ее сюда.
По кивку шакала Фонаря горилла свалила книги в кучу перед камином. Старина Шак, как звали его некоторые из них, опустился на четыре лапы и прошествовал к груде книг. Его голова-тыква висела в точности так, как висела бы голова у любой собаки, но там, где у собаки должен был быть высунутый, свисающий, болтающийся язык, виднелся лишь отблеск оранжевого света от пламени внутри его головы.
Никогда еще в жизни Натан не видел ничего болеестрашного, чем шакал Фонарь. На глазах у мальчика он подскочил к книгам, поднял лапу и обдал их струей дымящейся, едко пахнущей желтой мочи, которая мгновенно пропитала книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85