– Голос? Хм… нет.
Она опустила сморщенные кисти на колеса и подъехала к Муну. Он не успел заслониться – старуха протянула руку и шлепнула его по губам. Он отдернул голову и вскинул руки, но старуха уже отстранилась.
– Кто вы? – сверкнула она глазами.
– Мун, – повторил он, хотя уже слегка сомневался в этом.
– Мун, кем бы вы ни были на самом деле, я хочу, чтобы вы кое-что поняли: снами здесь ведаю я. Кто тот, жирный?
– Келлог, – ответил Мун. Не ведая, откуда взялось это имя. Оно просто сидело в голове, ждало своего часа. Если уж на то пошло, у Муна бродило в мозгу смутное подозрение, что Келлог, кем бы он ни был, в ответе за все происходящее.
– Это Келлог вас прислал?
– Нет, что вы. Я сам пришел. У меня дочка…
– Вы хотите, чтобы ее приняли в нашу школу.
– Да, – подтвердил он, чуть не плача.
– Где Келлог?
– В… другом месте. Вы не понимаете…
– А при чем тут девочка? Мне ее приход кажется символичным. А вы что скажете?
– Нет, она ни при чем.
– А Келлог, стало быть, в другом месте. В пустыне?
– Не знаю. – Мун до предела вымотался под шквалом вопросов. – Он же не мне приснился, а вам. – Произнеся эти слова, он вдруг вспомнил свой последний сон. Домик на берегу озера, деревья. Но это было бесполезно, не имело ничего общего с тем, что ее интересовало. Он выбросил из головы никчемные воспоминания.
– Значит, если я захочу передать через вас послание Келлогу, то услышу, что вы не знаете, как до него добраться? – Вновь сверкнули зеленые глаза старухи, но губы ее дрожали.
– Да.
– Я не хочу, чтобы он снова мне приснился, – с угрозой произнесла она. – Понятно?
– Я за ваши сны не отвечаю. Верните дочь и отпустите нас.
– Может быть, мы так и сделаем. – Старуха повернулась вместе с креслом к двери, и Мун явственно, почти физически ощутил, как переключается ее внимание. В голосе появилась растерянность, мысли теперь блуждали неведомо где. Человек в сером подошел и взялся за подлокотники кресла.
– Но не сейчас, – сказала она.
Ему принесли воды и бутербродов, сводили в ванную. Затем убрали поднос и поставили койку, отчего комната уподобилась тюремной камере. Когда вышел последний человек в сером, он встал и попробовал отворить дверь. Она оказалась на запоре. Он вернулся в койку и долго лежал, невидяще глядя в зеленый туман, что заполнял комнату.
Он уже вспомнил, что его зовут Хаосом. Но еще он знал, с убежденностью, которую показал на допросе, что его фамилия – Мун. Он улавливал в себе отчетливый привкус двух жизней. Оба набора воспоминаний, казалось, отступили в некую далекую точку. Вместе со смутными представлениями о жизни до катастрофы и сном о доме у озера.
Мун и Хаос сообща владели этими воспоминаниями. Точно так же, как и телом.
Впрочем, когда человек в сером привел к нему дочь, он быстро обернулся Муном. Как ни крути, у Хаоса дочери не было.
Этот человек не походил на других. Он был постарше, не столь напорист и самоуверен, и смахивал на чокнутого. Волосы были седы, а глаза казались изношенными, как будто он слишком подолгу разглядывал в зеленом мареве бесчисленные ряды крошечных буковок. Он скользнул в комнату Муна и прижал палец к губам, а следом вбежала девочка, бросилась к лежащему на койке «отцу» и обвила его руками.
Линда явно не возражала, чтобы он был Муном. Она плакала, прижимая голову к его груди, а он обнимал ее и водил рукой по волосам, и некий инстинкт заставлял его шептать: «Все хорошо, все будет хорошо». Хотя ему очень слабо в это верилось.
– Хаос, – сказала она, – давай вернемся. А то засосет.
– Линда…
– Мелинда, – поправила она. – Ну, давай, Хаос! Этот дядька нас отсюда выведет.
– Девочка вспомнит, – сказал старик, – даже если я забуду.
– Вы кто?
– Кто б я ни был, я устал, – сказал незнакомец. – У меня очень тяжелая работа, а теперь из-за тебя она еще тяжелее. Я хочу, чтобы ты ушел. Ну, пожалуйста.
Старик нервно почесал нос, а затем одарил Муна куцым подобием улыбки. Даже кивнул, словно объяснил больше, чем достаточно.
– Что я делаю не так? – спросил Мун.
– Ты ей душу травишь, вот что. У меня правда забот полон рот, ты даже не представляешь сколько. Когда ты ей делаешь больно, ты делаешь больно всем. И конечно, в конце концов тебя за это прикончат.
– Кому? Кому я делаю больно?
– Элайн, – ответил старик, не шевеля губами. – Позор, ты даже ее имени не знаешь. Да кто мог вообразить, что ты сюда пролезешь, не зная даже ее имени?!
– Старухи?
– Да, – предостерегающим тоном изрек седой. – Элайн – пожилая женщина.
Мун перевел взгляд, на свою дочь. На щеках, покрытых шелковистым и рыжим, как у лисы, мехом, блестели влажные дорожки. Он впервые за много лет видел лицо дочки, но оно вовсе не показалось ему необычным.
Он снова посмотрел на седого и попросил:
– Скажи, ты кто?
Раздался долгий свистящий вздох, исполненный, казалось, великой муки. Затем старик ответил:
– Психиатр. Ты хоть знаешь, грязное ничтожество, что это за профессия? Моя работа – оберегать Элайн от кошмаров вроде тебя. – Он снова вздохнул, на сей раз вздох перешел в самоуничижительное хихиканье. – И вот я здесь, – вымолвил он с неискренней беспечностью. – Делаю свое дело. Мун ничего на это не сказал.
– Мелинда мне поведала о твоем бегстве из Малой Америки, – произнес седой. – И о проблемах со снами. Ты мне тут просто не нужен. На Элайн очень плохо действуешь, а что для нее плохо… – Психиатр не договорил. Он рванул воротник и выпучил глаза, словно задыхался.
Линда, или Мелинда, дернула Муна за руку.
– Ладно, – сказал Мун. Уж лучше в зелени, чем взаперти на узкой койке. Держа девочку за руку, он следом за психиатром вышел из комнаты.
На этот раз Мун увидел коридор, хотя было бы на что смотреть: огнетушитель да ряды пустых стеклянных ящиков. Он поймал собственное отражение в стекле. Неприятный сюрприз – небрит, волосы всклокочены. Таков Хаос, предположил он.
Они прошли через несколько дверей. Последняя вела в воздушный шлюз, она отворилась с шипением, а когда они вошли в тесноту шлюза, вокруг сгустился зеленый туман. Мун даже не успел взглянуть напоследок на дочь.
Старик вывел их наружу, на мягкую влажную траву. В зелени стрекотали сонмища сверчков. Психиатр схватил My на за плечо:
– Сюда.
Он подвел Муна и девочку к веревке, привязанной к дереву; она была натянута горизонтально на высоте в половину человеческого роста.
– По этой дороге пройдете через город. Скоро полночь, к утру будете на автостраде. Пожалуйста, уходите.
Одежда на Муне промокла от пота; под натиском ветра он задрожал. Он вспомнил автостраду, машину, которую оставил на окраине туманного города, а в багажнике той машины полным-полно всякой снеди и воды, и тут он подумал, что девочка, которую он держит за руку, – вовсе не его дочь.
– Хаос, ну пошли, – тихо сказала Мелинда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53