В заоблачных сферах, где верховодит его златоогненный отец. Его величество беседует с ним, как всегда в часы раздумий. В мгновения раздумий. Отец небесный никогда не оставляет своего сына без советов. Он не жалеет ни сил, ни времени для благого бога на земле. Не требуя благодарности. Безо всякой корысти. Ибо он – отец фараона.
И благой бог соизволил сказать:
– Кийа права. Она права!
Потом помолчал и добавил:
– А Псару не прав. Он совсем не прав!
И тут холодный пот прошиб моложавого семера. Он стал вроде бы каменный. Ибо слишком тяжелы для сердца слова его величества.
Кийа походила на молодую львицу, готовую вступить в единоборство. Фараона эта прыть забавляла. «Тридцать пять лет прожил я. Видел зло. Видел добро. Собственноручно творил и то и другое. Смотря по тому, что повелевал отец небесный. Я достиг подобия великой пирамиды, и весь мир – у моих ног. И вот сегодня вижу женщину, которой ничего не стоит возразить мне…»
Он был прав. Но почему же забыл он ту, другую?.. Ту, которая не раз противопоставляла ему свое мнение. Точнее, пристегивала к своим мыслям его мысли. И давала понять, что победил он, а не она. И делала она это во имя общего дела. Разве его величество позабыл обо всем этом?
Семер стоял неподвижный. Деревья в саду как бы застыли вместе с ним. И луна на небе. И небо само. И пруд, в котором горели отблески светильников, и царедворцы – молчаливые и строгие.
Кийа горячилась:
– Я не могу понять, твое величество, твоих слов: одно из них исключает другое. Если одно говорит «да», то другое – «нет». Надо ли доискиваться особого смысла, или смысл их столь ясен, что труден для восприятия смертных? Если – последнее, то молю тебя повторить, дабы могла составить себе ясное представление.
Фараон усмехнулся. Он поднял правую руку и ладонью взялся за собственный затылок. Словно там была боль. Или там мог отыскаться ответ для Кийи.
Он сказал:
– Вот кто-то приложил раскаленную медь и жжет мне затылок. Словно тавром метит меня. А разве я – бездушная скотина, которую метят тавром в чужом стаде? И откуда эта боль? Угодна ли она отцу моему, плывущему в широких сферах, где все чисто и спокойно? Кто мне ответит?
И он застонал.
Кийа испуганно привстала, наклонясь вперед. Пытаясь заглянуть ему в глаза. Однако он остановил ее властным жестом левой руки, не отнимая правую от затылка:
– Не надо, Кийа! Я разговариваю с ним!
Она подала знак семеру, и тот попятился к ладье, стоявшей у низкого причала. И когда кормчий заработал веслом, семер взглянул на луну и мысленно поблагодарил ее. Ему было безразлично, кто это: само божество солнца или злой страж мира. Псару-младший был убежден, что заступник и благодетель его там, наверху. На небе. А каков он – не важно…
Фараон пришел в себя. У него перестал ныть затылок. Боль удалялась к вискам. И на них потерялась. Точно испарилась. Он повеселел. Как всегда после приступа. И только теперь заметил, что семера нет.
– Я приказала ему удалиться, твое величество.
– Какая же ты умница!
– Тебе лучше?
– Да.
И как всегда после болей, он почувствовал великий прилив сил. Фараон привлек к себе Кийю и прошептал:
– Хочу быть с тобой.
Он шептал нежно. Как ветерок среди пальмовой рощи. Где-нибудь в оазисе. Среди песчаной пустыни. Где дуновение ценится особенно. Как и ласка его здесь, в этом огромном городе необъятного царства.
Шери
Это известие поразило Нефтеруфа: в столицу прибыл Шери. Зачем? Когда? Это ему было невдомек. Ничего не сказал по этому поводу молодой человек, сообщивший о приезде Шери самым доверительным образом. Бывший каторжник тотчас передал новость Ка-Нефер.
– Он здесь? – спросила она, крайне удивленная.
– Да.
– Где он остановился?
– В доме одного парасхита…
Ка-Нефер поморщилась. Ко многому она приучила себя. Однако эти потрошители покойников внушали ей отвращение и страх.
– Ничего, ничего, – успокоил ее Нефтеруф, – парасхит – не самое страшное существо. Меня интересует кое-что поважнее.
Нефтеруф прислушался к уличным звукам: там было тихо в этот утренний час. Ахтой спал в своей комнате. Вполне безопасное время для беседы.
Нефтеруф продолжал, как бы проверяя ход своей мысли:
– Что означает это неожиданное появление Шери? Я спрашиваю и тебя и себя. Если бы я мог безошибочно ответить на этот вопрос, поверь мне, Ка-Нефер, я бы не утруждал ни себя, ни тебя. Как он решился? И что означает этот визит?
Ка-Нефер развела упругими и длинными руками, на концах которых – упругие и длинные пальцы. Нет у нее на это готового ответа. Сама ждет объяснений. От Нефтеруфа. Она особенно красива в это утро. Словно бы и не уставала вчера. Словно бы выспалась как следует. Словно бы и не размышляла полночи над всякой всячиной…
Он прошелся по комнате в крайней растерянности. Для него не существовало красавицы. Все его интересы сходились на этом деле, которое таило в себе так много таинственного. В самом деле: приезд Шери – показатель крайней обостренности положения. Но какова эта обостренность? Что сулит она?
И он заговорил, как бы с самим собой:
– Допустим на одно мгновение, что дело наше оборачивается самым скверным образом. Тогда бы Шери не следовало казать сюда носа. Зачем лезть в пекло? Достаточно было бы подать нам знак. Значит, дело не так уж плохо. Если не плохо, то каково оно на самом деле? Настало время действовать? Возможно. В этом случае вполне резонно его появление в столице. Здесь он может быть полезней, чем где бы то ни было! Я тешу себя мыслью, что все обстоит именно таким образом, а не иначе. – Он остановился, посмотрел на нее просветленным взором, в котором – надежда, надежда, надежда на лучшее! – Итак, я прихожу к окончательному заключению: наша победа близка!
Ка-Нефер подивилась его рассуждениям. В них все как будто гладко. Но ничего определенного. Ничего обоснованного. Всё – от чувств, от сердца, но не от разума! Разве в серьезном предприятии допустимо подобное?
Он угадал ее мысли. Словно кудесник какой-нибудь.
– Ка-Нефер, я – человек с мясом и кровью. Я много ошибался в жизни и, наверное, ошибусь еще не раз. Ты меня слышишь?
Она сказала:
– Да. Слышу.
– Мне показалось, что ты далеко отсюда.
– Нет. Я тоже размышляю.
– Я сказал, что, наверное, ошибусь не раз в своей жизни.
– Если бы не было ошибающихся, Нефтеруф, откуда бы брались мудрецы?
Он рассмеялся:
– Ты права. Я почти выболтался. Теперь твоя очередь.
Ка-Нефер – женщина мудрая. Не по летам. У нее в голове – тысячи змей, и каждая из них – с умом самого умного человека. Ка-Нефер видит дальше, чем кто бы то ни было. Чутье ее тоньше звериного. Это – азиатская тигрица с тигрятами. То есть сама предосторожность и прозорливость. Вот кто такая Ка-Нефер!
– Ты умнеешь день ото дня, – лукаво щурясь, произнесла Ка-Нефер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
И благой бог соизволил сказать:
– Кийа права. Она права!
Потом помолчал и добавил:
– А Псару не прав. Он совсем не прав!
И тут холодный пот прошиб моложавого семера. Он стал вроде бы каменный. Ибо слишком тяжелы для сердца слова его величества.
Кийа походила на молодую львицу, готовую вступить в единоборство. Фараона эта прыть забавляла. «Тридцать пять лет прожил я. Видел зло. Видел добро. Собственноручно творил и то и другое. Смотря по тому, что повелевал отец небесный. Я достиг подобия великой пирамиды, и весь мир – у моих ног. И вот сегодня вижу женщину, которой ничего не стоит возразить мне…»
Он был прав. Но почему же забыл он ту, другую?.. Ту, которая не раз противопоставляла ему свое мнение. Точнее, пристегивала к своим мыслям его мысли. И давала понять, что победил он, а не она. И делала она это во имя общего дела. Разве его величество позабыл обо всем этом?
Семер стоял неподвижный. Деревья в саду как бы застыли вместе с ним. И луна на небе. И небо само. И пруд, в котором горели отблески светильников, и царедворцы – молчаливые и строгие.
Кийа горячилась:
– Я не могу понять, твое величество, твоих слов: одно из них исключает другое. Если одно говорит «да», то другое – «нет». Надо ли доискиваться особого смысла, или смысл их столь ясен, что труден для восприятия смертных? Если – последнее, то молю тебя повторить, дабы могла составить себе ясное представление.
Фараон усмехнулся. Он поднял правую руку и ладонью взялся за собственный затылок. Словно там была боль. Или там мог отыскаться ответ для Кийи.
Он сказал:
– Вот кто-то приложил раскаленную медь и жжет мне затылок. Словно тавром метит меня. А разве я – бездушная скотина, которую метят тавром в чужом стаде? И откуда эта боль? Угодна ли она отцу моему, плывущему в широких сферах, где все чисто и спокойно? Кто мне ответит?
И он застонал.
Кийа испуганно привстала, наклонясь вперед. Пытаясь заглянуть ему в глаза. Однако он остановил ее властным жестом левой руки, не отнимая правую от затылка:
– Не надо, Кийа! Я разговариваю с ним!
Она подала знак семеру, и тот попятился к ладье, стоявшей у низкого причала. И когда кормчий заработал веслом, семер взглянул на луну и мысленно поблагодарил ее. Ему было безразлично, кто это: само божество солнца или злой страж мира. Псару-младший был убежден, что заступник и благодетель его там, наверху. На небе. А каков он – не важно…
Фараон пришел в себя. У него перестал ныть затылок. Боль удалялась к вискам. И на них потерялась. Точно испарилась. Он повеселел. Как всегда после приступа. И только теперь заметил, что семера нет.
– Я приказала ему удалиться, твое величество.
– Какая же ты умница!
– Тебе лучше?
– Да.
И как всегда после болей, он почувствовал великий прилив сил. Фараон привлек к себе Кийю и прошептал:
– Хочу быть с тобой.
Он шептал нежно. Как ветерок среди пальмовой рощи. Где-нибудь в оазисе. Среди песчаной пустыни. Где дуновение ценится особенно. Как и ласка его здесь, в этом огромном городе необъятного царства.
Шери
Это известие поразило Нефтеруфа: в столицу прибыл Шери. Зачем? Когда? Это ему было невдомек. Ничего не сказал по этому поводу молодой человек, сообщивший о приезде Шери самым доверительным образом. Бывший каторжник тотчас передал новость Ка-Нефер.
– Он здесь? – спросила она, крайне удивленная.
– Да.
– Где он остановился?
– В доме одного парасхита…
Ка-Нефер поморщилась. Ко многому она приучила себя. Однако эти потрошители покойников внушали ей отвращение и страх.
– Ничего, ничего, – успокоил ее Нефтеруф, – парасхит – не самое страшное существо. Меня интересует кое-что поважнее.
Нефтеруф прислушался к уличным звукам: там было тихо в этот утренний час. Ахтой спал в своей комнате. Вполне безопасное время для беседы.
Нефтеруф продолжал, как бы проверяя ход своей мысли:
– Что означает это неожиданное появление Шери? Я спрашиваю и тебя и себя. Если бы я мог безошибочно ответить на этот вопрос, поверь мне, Ка-Нефер, я бы не утруждал ни себя, ни тебя. Как он решился? И что означает этот визит?
Ка-Нефер развела упругими и длинными руками, на концах которых – упругие и длинные пальцы. Нет у нее на это готового ответа. Сама ждет объяснений. От Нефтеруфа. Она особенно красива в это утро. Словно бы и не уставала вчера. Словно бы выспалась как следует. Словно бы и не размышляла полночи над всякой всячиной…
Он прошелся по комнате в крайней растерянности. Для него не существовало красавицы. Все его интересы сходились на этом деле, которое таило в себе так много таинственного. В самом деле: приезд Шери – показатель крайней обостренности положения. Но какова эта обостренность? Что сулит она?
И он заговорил, как бы с самим собой:
– Допустим на одно мгновение, что дело наше оборачивается самым скверным образом. Тогда бы Шери не следовало казать сюда носа. Зачем лезть в пекло? Достаточно было бы подать нам знак. Значит, дело не так уж плохо. Если не плохо, то каково оно на самом деле? Настало время действовать? Возможно. В этом случае вполне резонно его появление в столице. Здесь он может быть полезней, чем где бы то ни было! Я тешу себя мыслью, что все обстоит именно таким образом, а не иначе. – Он остановился, посмотрел на нее просветленным взором, в котором – надежда, надежда, надежда на лучшее! – Итак, я прихожу к окончательному заключению: наша победа близка!
Ка-Нефер подивилась его рассуждениям. В них все как будто гладко. Но ничего определенного. Ничего обоснованного. Всё – от чувств, от сердца, но не от разума! Разве в серьезном предприятии допустимо подобное?
Он угадал ее мысли. Словно кудесник какой-нибудь.
– Ка-Нефер, я – человек с мясом и кровью. Я много ошибался в жизни и, наверное, ошибусь еще не раз. Ты меня слышишь?
Она сказала:
– Да. Слышу.
– Мне показалось, что ты далеко отсюда.
– Нет. Я тоже размышляю.
– Я сказал, что, наверное, ошибусь не раз в своей жизни.
– Если бы не было ошибающихся, Нефтеруф, откуда бы брались мудрецы?
Он рассмеялся:
– Ты права. Я почти выболтался. Теперь твоя очередь.
Ка-Нефер – женщина мудрая. Не по летам. У нее в голове – тысячи змей, и каждая из них – с умом самого умного человека. Ка-Нефер видит дальше, чем кто бы то ни было. Чутье ее тоньше звериного. Это – азиатская тигрица с тигрятами. То есть сама предосторожность и прозорливость. Вот кто такая Ка-Нефер!
– Ты умнеешь день ото дня, – лукаво щурясь, произнесла Ка-Нефер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119