Да, действительно, он пролежал три дня с высокой температурой. Мисс Мэй бесшумно шмыгала по коридорам. В свое время Борис вел в Берлине переговоры с Альвенслебенами. Они потребовали несколько миллионов. Борис осаждал министерства. Неужели там не понимают, что это вопрос национального значения, что речь идет о шаге, который может оказать решающее влияние на всю политику страны! Что значат при таких условиях несколько миллионов! Борису сказали, что правительство получает известный процент от прибылей «Анатолийской нефти», это твердая статья дохода, тут нет никакого риска. Но что это за постановка вопроса! Дружба с великой державой, которую Борис имеет в виду, может принести неисчислимые выгоды, а правительство торгуется из-за двух-трех миллионов!
И вот теперь Журдан опередил их. А капитал, который стоял за «Международной ассоциацией», был капиталом великой державы, соперничавшей с Англией.
Ошибка, которой никогда уже не исправить. Никогда? А всё же...
Борис ходит взад и вперед по коврам кабинета и предается честолюбивым мечтам. А всё же... А всё же... «Национальная нефть» должна стать такой внушительной силой, так разрастись, чтобы прижать «Анатолийскую нефть» к стенке. И тогда ассоциация откажется от «Анатолийской нефти», просто отвернется от нее.
Борис ходит с мрачным и бледным лицом взад и вперед. Никто не смеет приблизиться к нему.
Он подходит к телефону и вызывает мисс Сильверсмит.
— Мэй, — говорит он, — есть телеграммы из Лондона? Нет ли писем от леди Кеннворти? Ничего? Благодарю, Мэй!
Когда он берет трубку, голос у него становится мягче и он улыбается.
XXII
Однажды утром, когда всё было залито ярким солнечным светом, к «Траяну» подкатил автомобиль. Корошек выбежал к подъезду. И кто же сидел там, улыбающийся и красный от мороза? Янко!
— Господин барон! — забормотал Корошек и, спотыкаясь, побежал вниз по лестнице. — Опять в родных краях?
Итак, Янко вернулся. Совершенно такой же, как и прежде, только как будто пополнел немного.
— А Роза Мариам у себя?
— Да, у себя. Она уже несколько дней не решается выходить из гостиницы.
Когда Янко вошел в комнату, Роза громко вскрикнула и бросилась ему на шею. Она его ждала, о, как она ждала его! Уже несколько недель она томилась в своей комнатке под крышей, только по вечерам выходила ненадолго подышать свежим воздухом. Она смеялась, и в то же время слезы бежали по ее лицу. Она по-прежнему была влюблена в Янко. Ни одного вопроса, ни одного упрека, ничего! Он тут, значит, всё хорошо, и она счастлива. Вот каковы эти женщины! Когда они не любят, человек может гибнуть на их глазах, и они не пошевелят пальцем, но, когда они любят, они сами гибнут без слова жалобы. Янко был обрадован, что она вела себя так мужественно.
— Ну-ка, дай на тебя посмотреть, — сказал он и окинул взглядом ее фигуру.
Само собой разумеется, она должна выносить ребенка! Роза готова была сделать всё, что он хотел. Но Янко уже собрался уходить: ему некогда, он должен сейчас же увидеть Жака.
— Передай ему привет, — сказала Роза. — О, как он был добр ко мне! Вот это настоящий друг! Он приходил ко мне каждые два-три дня и баловал меня подарками.
Когда Янко ехал через город, лицо его сияло от счастья, как у мальчишки. Радость жизни переполняла его и била через край. Он жадно впивал холодный сухой воздух родины, чувствуя при каждом вздохе, как в него вливаются новые силы. Он наслаждался удивлением прохожих, когда они узнавали его. Да, да, он опять здесь, воскресший из мертвых, трижды живой! Он радовался, что он снова здесь, в этом городе, где ему знаком каждый дом, где он знает каждого человека. Он совсем не был космополитом, любителем анонимности больших городов, теперь это для него ясно. Жак, конечно, будет высмеивать его, но что поделаешь. Он, Янко, в сущности, большой домосед.
Янко нашел Жака нервным и переутомленным. Лицо его вытянулось, черты заострились. Он бранил город: он погибает здесь от скуки; нефть опротивела ему. Он ни в коем случае не останется здесь надолго. Жак почти ни разу не улыбнулся.
— А Соня? Как она поживает? Часто ли ты видишься с ней? — спросил Янко.
Жак покачал головой и со скучающим видом посмотрел куда-то в сторону. Нет, он редко видит ее, за последние недели не был ни разу. У него слишком много работы, этот Брааке не дает ему спуску. Вдруг Жак вспомнил что-то важное. Он наклонился вперед, понизил голос и сказал, что они дошли до нового нефтеносного слоя на глубине восьмисот метров.
Это была единственная важная новость, которую он мог сообщить Янко.
— Но ты молчи об этом, Янко, слышишь? Это глубочайшая тайна!
Янко побывал в Вене, в Берлине и Копенгагене. Одна из трех картин, которые он заложил, была продана в Данию. Он, конечно, пережил целый ряд приключений. Jeg elsker dig, min lille pige!Ссылка14 Да, его там обучили датскому языку. Он добрался до Стокгольма и видел северное сияние.
Жак скептически прищурил левый глаз. О делах Янко будет говорить с Жаком завтра, а сегодня нужно отпраздновать свидание, без этого нельзя.
— Вообще, мы теперь устроим себе развеселую жизнь, вот увидишь, Жак! — воскликнул Янко и засмеялся.
Жак слушал его рассеянно. Да, это опять широкие жесты Янко, его прежний смех, его разухабистая, несколько крикливая манера говорить. «Человек никогда не меняется», — подумал Жак, и в эту минуту он смотрел на Янко немного свысока. Он никогда и не изменится. Каким был в шесть лет, таким будет и в шестьдесят. Когда жизнь наносит ему удар посильнее, он стонет, хочет даже наложить на себя руки, а через несколько недель опять принимается за старое. О жалкий род людской! Но всё же Жак обещал Янко в этот вечер прийти в «Траян».
Затем Янко отправился на свои скважины. С большим волнением вошел он на бывший строительный участок и едва узнал его. Скважина «Голиаф», о которой Жак писал столько чудес, сильно разочаровала его.
Тут вообще нечего было и смотреть! Ее всё еще глушили, и нефть, по трубам толщиной в руку, текла в примитивный, наспех вырытый резервуар, откуда по другим трубам устремлялась в цистерны. Ледерман сломя голову прибежал откуда-то и радостно приветствовал Янко. Чего только не пришлось ему здесь пережить, какую выдержать борьбу, один бог знает! Янко вернулся как раз вовремя. Господин Грегор не мог, конечно, во всё вникать, у него не было для этого времени. А теперь, когда в дело ввязался этот Журдан, нужно быть очень, очень осторожным! Ледерман хорошо знает Журдана из «Международной ассоциации»! Он начал свою карьеру в Южной Африке, на алмазных приисках.
Знаменитый участок Янко являл собой неприглядное зрелище — сплошная трясина из жирной грязи. На нем стояли три новые буровые вышки, две из них — у самой кладбищенской стены, сверху донизу заляпанной нефтью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
И вот теперь Журдан опередил их. А капитал, который стоял за «Международной ассоциацией», был капиталом великой державы, соперничавшей с Англией.
Ошибка, которой никогда уже не исправить. Никогда? А всё же...
Борис ходит взад и вперед по коврам кабинета и предается честолюбивым мечтам. А всё же... А всё же... «Национальная нефть» должна стать такой внушительной силой, так разрастись, чтобы прижать «Анатолийскую нефть» к стенке. И тогда ассоциация откажется от «Анатолийской нефти», просто отвернется от нее.
Борис ходит с мрачным и бледным лицом взад и вперед. Никто не смеет приблизиться к нему.
Он подходит к телефону и вызывает мисс Сильверсмит.
— Мэй, — говорит он, — есть телеграммы из Лондона? Нет ли писем от леди Кеннворти? Ничего? Благодарю, Мэй!
Когда он берет трубку, голос у него становится мягче и он улыбается.
XXII
Однажды утром, когда всё было залито ярким солнечным светом, к «Траяну» подкатил автомобиль. Корошек выбежал к подъезду. И кто же сидел там, улыбающийся и красный от мороза? Янко!
— Господин барон! — забормотал Корошек и, спотыкаясь, побежал вниз по лестнице. — Опять в родных краях?
Итак, Янко вернулся. Совершенно такой же, как и прежде, только как будто пополнел немного.
— А Роза Мариам у себя?
— Да, у себя. Она уже несколько дней не решается выходить из гостиницы.
Когда Янко вошел в комнату, Роза громко вскрикнула и бросилась ему на шею. Она его ждала, о, как она ждала его! Уже несколько недель она томилась в своей комнатке под крышей, только по вечерам выходила ненадолго подышать свежим воздухом. Она смеялась, и в то же время слезы бежали по ее лицу. Она по-прежнему была влюблена в Янко. Ни одного вопроса, ни одного упрека, ничего! Он тут, значит, всё хорошо, и она счастлива. Вот каковы эти женщины! Когда они не любят, человек может гибнуть на их глазах, и они не пошевелят пальцем, но, когда они любят, они сами гибнут без слова жалобы. Янко был обрадован, что она вела себя так мужественно.
— Ну-ка, дай на тебя посмотреть, — сказал он и окинул взглядом ее фигуру.
Само собой разумеется, она должна выносить ребенка! Роза готова была сделать всё, что он хотел. Но Янко уже собрался уходить: ему некогда, он должен сейчас же увидеть Жака.
— Передай ему привет, — сказала Роза. — О, как он был добр ко мне! Вот это настоящий друг! Он приходил ко мне каждые два-три дня и баловал меня подарками.
Когда Янко ехал через город, лицо его сияло от счастья, как у мальчишки. Радость жизни переполняла его и била через край. Он жадно впивал холодный сухой воздух родины, чувствуя при каждом вздохе, как в него вливаются новые силы. Он наслаждался удивлением прохожих, когда они узнавали его. Да, да, он опять здесь, воскресший из мертвых, трижды живой! Он радовался, что он снова здесь, в этом городе, где ему знаком каждый дом, где он знает каждого человека. Он совсем не был космополитом, любителем анонимности больших городов, теперь это для него ясно. Жак, конечно, будет высмеивать его, но что поделаешь. Он, Янко, в сущности, большой домосед.
Янко нашел Жака нервным и переутомленным. Лицо его вытянулось, черты заострились. Он бранил город: он погибает здесь от скуки; нефть опротивела ему. Он ни в коем случае не останется здесь надолго. Жак почти ни разу не улыбнулся.
— А Соня? Как она поживает? Часто ли ты видишься с ней? — спросил Янко.
Жак покачал головой и со скучающим видом посмотрел куда-то в сторону. Нет, он редко видит ее, за последние недели не был ни разу. У него слишком много работы, этот Брааке не дает ему спуску. Вдруг Жак вспомнил что-то важное. Он наклонился вперед, понизил голос и сказал, что они дошли до нового нефтеносного слоя на глубине восьмисот метров.
Это была единственная важная новость, которую он мог сообщить Янко.
— Но ты молчи об этом, Янко, слышишь? Это глубочайшая тайна!
Янко побывал в Вене, в Берлине и Копенгагене. Одна из трех картин, которые он заложил, была продана в Данию. Он, конечно, пережил целый ряд приключений. Jeg elsker dig, min lille pige!Ссылка14 Да, его там обучили датскому языку. Он добрался до Стокгольма и видел северное сияние.
Жак скептически прищурил левый глаз. О делах Янко будет говорить с Жаком завтра, а сегодня нужно отпраздновать свидание, без этого нельзя.
— Вообще, мы теперь устроим себе развеселую жизнь, вот увидишь, Жак! — воскликнул Янко и засмеялся.
Жак слушал его рассеянно. Да, это опять широкие жесты Янко, его прежний смех, его разухабистая, несколько крикливая манера говорить. «Человек никогда не меняется», — подумал Жак, и в эту минуту он смотрел на Янко немного свысока. Он никогда и не изменится. Каким был в шесть лет, таким будет и в шестьдесят. Когда жизнь наносит ему удар посильнее, он стонет, хочет даже наложить на себя руки, а через несколько недель опять принимается за старое. О жалкий род людской! Но всё же Жак обещал Янко в этот вечер прийти в «Траян».
Затем Янко отправился на свои скважины. С большим волнением вошел он на бывший строительный участок и едва узнал его. Скважина «Голиаф», о которой Жак писал столько чудес, сильно разочаровала его.
Тут вообще нечего было и смотреть! Ее всё еще глушили, и нефть, по трубам толщиной в руку, текла в примитивный, наспех вырытый резервуар, откуда по другим трубам устремлялась в цистерны. Ледерман сломя голову прибежал откуда-то и радостно приветствовал Янко. Чего только не пришлось ему здесь пережить, какую выдержать борьбу, один бог знает! Янко вернулся как раз вовремя. Господин Грегор не мог, конечно, во всё вникать, у него не было для этого времени. А теперь, когда в дело ввязался этот Журдан, нужно быть очень, очень осторожным! Ледерман хорошо знает Журдана из «Международной ассоциации»! Он начал свою карьеру в Южной Африке, на алмазных приисках.
Знаменитый участок Янко являл собой неприглядное зрелище — сплошная трясина из жирной грязи. На нем стояли три новые буровые вышки, две из них — у самой кладбищенской стены, сверху донизу заляпанной нефтью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119