Теперь Хэнсон жалел, что не запросил десять тысяч. Заложив драгоценности, которыми владела Розалин, можно было бы получить на руки наличные, но он, к несчастью, упустил это из вида.
Феликс еще раз мысленно обозвал себя дураком и подумал, что в том случае, если он сейчас прикарманит восемь тысяч фунтов, имеет смысл повременить несколько месяцев с отъездом и вытянуть у графини кое-какие деньжата в придачу.
- Я выпишу тебе чек на мой личный счет, - говорила между тем Розалин. - Но обещай мне, дорогой Феликс, что ты не попадешься в подобную ловушку снова. Отдай мне свои долговые расписки, и я все улажу. И учти, когда долги накапливаются, требуется сразу большая сумма, чтобы их погасить, это обходится дороже.
- Тебе только стоит улыбнуться своему банкиру, и он тотчас раскошелится хоть на миллион и без всякого обеспечения, - подобострастно сказал Хэнсон. - Лично я бы так поступил на его месте.
- Ты мне льстишь, дорогой? - спросила графиня. - В последнее время ты это делаешь нечасто.
- Все потому, что я был расстроен.
- Но почему ты не обратился ко мне раньше, глупый мальчик! Деньги - слишком скучная материя, чтобы мешать нашему счастью.
- Но они никак не дают скучать тому, у кого их нет! - резонно возразил Феликс. - Все же ты должна позволить мне поискать какую-нибудь работу, Розалин.
- Я не могу обойтись без тебя, и ты это знаешь! Ты мой, и я не хочу делить тебя ни с кем.
Нотка подозрительности вновь проявилась в ее тоне, и Феликс в который раз проклял себя за то, что так по-глупому был застигнут почти на месте преступления. Хэнсон был уверен, что Розалин гуляет в саду и он освободился от нее по меньшей мере на полчаса.
Но она вернулась обратно в дом, и теперь, к сожалению, будет настороже, а он сам, как дурак, дал ей повод подозревать себя.
Началось все в Нью-Маркете, где его чуть не поймали с поличным вместе с дочкой конюшего. Она была лакомый кусочек и совсем не противилась его желаниям. Даже наоборот - сама подзадоривала его. Надо же было случиться, что Розалин Кэлвидон вздумала искать его по всем углам и углядела занятую приятным делом парочку в одном из пустующих стойл.
Феликс с трудом вновь проложил дорожку к сердцу графини, но убедился, что с той поры она стала вдвойне подозрительной, а ее наблюдательность и прозорливость вызывали в нем почти мистический страх.
Он зарекся не связываться больше с женщиной намного старше себя. По-настоящему ему нравились очень молоденькие и наивные девочки. С ними Феликс ощущал себя всемогущим властелином, но, к сожалению, у таких прелестных созданий обычно не было за душой ни гроша. А это означало, что ему приходилось возвращаться на прежние позиции и искать себе немолодую, но богатую жену.
- Пройдем в мою комнату, - сказала Розалин. - Я, не откладывая, выпишу тебе чек. Я не хочу, чтобы ты тосковал и вел себя так же странно, как в последние два дня. - Улыбнувшись, она продолжила:
- Я хорошо изучила моего дорогого мальчика и догадалась, что какая-то проблема гнетет тебя.
- Я все думал, как мне сказать тебе, что я должен уехать.
- Ты никуда от меня не уедешь! - решительно заявила миледи. - Выбрось этот вздор из головы. Разве не чудесно, что мы здесь вместе? Скажу тебе правду, Феликс, я никогда не была так счастлива.
» Подавись ты своим счастьем!«- злобно подумал Феликс.
Однако он галантно просунул забинтованную руку под локоток увядающей красавицы, и они направились в ее будуар.
Комната была полна цветов, срезанных в оранжерее и собранных в лугах поблизости, пестрых, как калейдоскоп, от буйного цветения первого летнего месяца. Воздух был пропитан не только цветочным ароматом, но и экзотическим запахом духов, которые доставлялись для миледи специально из Парижа.
Она присела за изящный французский секретер, выдвинула ящичек и достала чековую книжку. Розалин начертала фамилию Феликса на чеке, заполнила его мелким изящным почерком, подписала и с улыбкой протянула Хэнсону.
- Мой подарок тому, кого я люблю.
- Спасибо, Розалин. Не знаю, как тебя отблагодарить.
Чек скользнул во внутренний карман его сюртука.
- Не знаешь? В самом деле? - лукаво осведомилась Розалин Кэлвидон.
Ее алые от помады губы приглашающе раскрылись. Он понял, чего от него ждут.
- Конечно, знаю. Позволь показать тебе, - промолвил Феликс и сжал ее в объятиях.
Алинда стала заниматься занавесями в спальне герцогини вскоре после ухода оттуда мистера Хэнсона и миледи. Ей было понятно, что только чудо спасло ее от крупных неприятностей.
Она собрала нитки и иголки, с брезгливостью протерла ножницы, обнаружив на них следы крови, и направилась к себе.
Алинда дернула за шнур колокольчика и, когда Люси явилась, сказала:
- Спроси, пожалуйста, миссис Кингстон, нельзя ли доставить гобелен из комнаты Мазарини сюда. Я предпочла бы работать здесь.
- Конечно, - охотно откликнулась Люси.
Алинда была уверена, что Феликс Хэнсон обманул миледи, сказав, что никого не видел в спальне, и если ее милость все-таки захочет проверить, насколько он правдив, то, заглянув туда попозже, пусть убедится, что комната действительно пуста. Вряд ли вдовствующая графиня удосужится точно рассчитать время, когда и в каком месте находилась вышивальщица, а то, что она трудится у себя, подтвердит наспех выдуманную им историки развеет подозрения миледи, если они у нее появились. Всем своим существом Алинда противилась участию в обмане, но быть уволенной, когда она возлагала на это место столько надежд, для нее было равносильно катастрофе.
Кроме того, она должна была откровенно признаться, что не хочет покидать Кэлвидон-хауз, не узнав, принял ли во внимание молодой граф ее советы, данные ему прошлой ночью. Это было подобно чтению книги, которое ты вынужден прервать на самом интересном месте. Ведь почти невозможно угадать, чем закончится драма, разыгравшаяся в Кэлвидоне.
Хотя она сказала милорду, что он должен жить у себя дома, сама Алинда не представляла, чтобы такой гордый человек, как Роджер Кэлвидон, смог терпеть присутствие любовника матери в своем доме изо дня в день.
Для него унизительно было соблюдать даже видимость вежливости по отношению к мистеру Хэнсону, когда один вид этого альфонса заставлял все внутри его клокотать от возмущения.
И она сама испытывала к Феликсу Хэнсону похожие чувства, хотя ее положение было не сравнимо с тем, в каком оказался молодой граф. К тому же до ее чувств никому не было дела.
И все-таки есть ли у графа Роджера альтернатива? Вернуться в Париж и - если мадемуазель ле Бронк говорила правду - изводиться от тоски по дому, по своему отечеству, по своим лошадям, по чудесным вещам, хранимым в покоях Кэлвидона, по всему тому, с чем он накрепко связан душой и телом.
» Неужели его мать не может понять, что причиняет сыну такую боль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36