— Ты не спишь?! — воскликнула Сона укоризненно.
— Я наблюдал, как кто-то, очень славный, наводил красоту, стараясь стать еще прелестнее для меня.
— О Андре… Мне так жаль… Я так виновата перед тобой! Я нечаянно заснула вчера, и только когда проснулась сегодня утром, поняла, что я проспала… мой свадебный ужин!
— Не расстраивайся, мы восполним эту потерю! — утешил ее Андре. — У нас с тобой будет еще много ужинов. Удивительная это была брачная ночь, любовь моя! Моя молодая жена не обращала никакого внимания на своего мужа!
— Ты же знаешь, что это… не правда! Просто я так устала, так ужасно устала! Но я совсем не собиралась спать!
— Я тоже был совсем без сил, солнышко мое, — ответил Андре, — иначе я мог бы оказаться настолько бессердечным, чтобы разбудить тебя, нарушить твой сладкий сон!
— Лучше бы… ты так и сделал, — прошептала Сона.
Андре взглянул на нее, потом повернул ее к себе так, чтобы видеть ее лицо, которое она пыталась спрятать у него на плече.
— А вот теперь я проснулся вполне отдохнувшим, и ты тоже, моя чудесная, белоснежная невеста!
— И ты… очень красивый… мой чудесный, белоснежный… муж!
Он сильно и резко притянул ее к себе.
— Ты права! — воскликнул Андре. — Мы теперь муж и жена! Жизнь моя, любимая, ты понимаешь, что произошло? Мы обвенчаны!
Он страстно прижался своими губами к ее губам и стал целовать ее сперва сильно и жадно, точно желая найти выход переполнявшим его чувствам, потом более спокойно и нежно. Он ощущал во рту сладость ее языка и губ, обнимал ее, лаская ее хрупкое тело, чувствуя, как оно трепещет под его пальцами.
— Я люблю тебя! — воскликнул Андре. — Боже, как я люблю тебя! И мы спасены! Любовь моя, счастье мое, ты понимаешь? Спасены!
— Я так боялась, — прошептала Сона, — боялась, что солдаты могут схватить нас… или, что когда мы попадем в Ле-Кап, что-нибудь случится… и нас… убьют…
Было в ее голосе что-то такое, что подсказало Андре, что тот ужас, который она пережила в детстве, не забылся, и она боялась, что он может повториться.
Он любил ее очень сильно, и для него самое главное было то, что ощущает и думает она, ее душевное состояние, ее покой, поэтому он сказал очень ласково и нежно:
— Теперь нам ничто не угрожает, жизнь моя. Мы здесь в полной безопасности. Не надо думать о прошлом, тебе больше нечего бояться. Я знаю, такое нелегко забыть, но теперь, когда мы вместе и так счастливы, все плохое, все страшное будет постепенно отступать, пока наконец не исчезнет навсегда!
— Когда ты обнимаешь меня вот так… мне так спокойно и надежно… и я забываю обо всем…
— На это я и надеюсь, — сказал Андре. — Лучше вспоминать обо всем хорошем и о тех людях, которые были добры к нам, — таким, как мать-настоятельница, Тома, этот священник, который дал нам приют и обвенчал вчера ночью.
— Так мы теперь… женаты, — произнесла Сона, — и ты мой муж?
В голосе ее внезапно послышался страх, словно она опасалась, что брак их не был законным или что все это ей только приснилось.
— Мы женаты, и я — твой муж, — твердо ответил Андре, — но так как мне кажется, что это доставит тебе удовольствие, бесценная моя, мы устроим еще одну свадебную церемонию в католическом соборе в Америке или когда вернемся в Лондон.
— Я и так очень счастлива, — прошептала Сона, — но мне хотелось бы… быть красивой, чтобы ты мог любоваться мною в день нашей свадьбы. Мне… так противно было ходить с этой коричневой краской на лице!
— Это была совершенно необходимая предосторожность, — успокоил ее Андре. — Мне ведь тоже пришлось применить эту хитрость, иначе я никогда не добрался бы до имения де Вийяре и не встретил бы тебя!
— Я люблю тебя! — прошептала Сона. — И я люблю то дерево, чья кора помогла тебе превратиться в мулата и избежать опасности, хотя в душе ты остался совсем другим, нисколько не похожим на них.
Андре знал, что ужас перед мулатами не скоро изгладится из ее души, но что касается его самого — он будет вечно признателен Жаку за его неоценимую помощь и в один прекрасный день непременно отблагодарит его за доброту, возможно, при содействии Керка.
Вслух Андре сказал:
— Если мы не хотим оказаться неблагодарными, то есть еще кто-то, о ком мы не должны забывать.
— Кто же это? — спросила Сона.
— Дамбаллах, — улыбнулся Андре. — Он охранял нас и помогал во всем. Если бы барабаны не предупредили Тома, я остался бы на плантации, и солдаты застали бы меня врасплох. Сона испуганно вскрикнула:
— О Андре… Андре! Подумать только… тебя ведь могли бы убить!.. Я никогда бы ухе не смогла полюбить никого другого! Я так и жила бы в этой обители, пока не постарела бы и не умерла… как эти бедные старые монахини!
— К счастью, этого не случилось, — мягко сказал Андре, желая ее успокоить, — но мы всегда должны с благодарностью вспоминать о барабанах воду. — Вздохнув, он добавил:
— Когда я приехал на Гаити, мне даже в голову не могло прийти, что я когда-нибудь поверю в воду. Мне чудилось тогда в барабанах что-то зловещее.
— Для нас их голос был… зовом любви! — ответила Сона. — Этот голос спас тебя, благодаря ему мы обвенчались и плывем теперь на этом прекрасном корабле!
— Да, ты права, голос этих барабанов звучал для нас как зов любви, — согласился Андре. — Всю жизнь теперь мы будем вспоминать о них с нежностью и благодарностью!
Сказав это, Андре поцеловал ее в лоб, ощутив при этом, как вся она потянулась к нему, приоткрыв губы для поцелуя.
— Ты так прекрасна! — восхищенно воскликнул Андре. — Так удивительно совершенна, что я и сейчас еще боюсь — вдруг ты святая и я не смею тебя касаться?!
— Но ведь ты… касаешься меня, — еле слышно прошептала Сона.
— Не так полно, как мне хотелось бы, — возразил Андре. — Я хотел бы целовать тебя всю, обнять так, чтобы чувствовать, что каждая клеточка твоего тела принадлежит мне, что ты вся моя, и только моя! Подожди немножко, любовь моя, и я покрою поцелуями тебя всю — от твоих чудесных, сияющих волос до кончиков пальцев твоих маленьких, нежных ножек!
— Я… тоже этого хочу, — тихонько пробормотала Сона.
— Но пока что, — продолжал Андре, — мне придется довольствоваться тем, что я могу целовать твои губы и ощущать, какая гладкая, шелковистая и нежная у тебя кожа.
Он стал целовать ее глаза, потом нагнулся и начал покрывать поцелуями ее шею; он почувствовал, как Сона вздрогнула.
Затем, очень осторожно и нежно, так, чтобы не напугать ее, Андре спустил с ее плеч грубую ночную рубашку, ласково касаясь губами ее груди.
Он прикасался к ее телу так мягко, так любовно, словно перед ним был полураспустившийся чудесный цветок, белая лилия — символ ее прелести и чистоты.
Андре чувствовал, как трепещет ее юное, нежное тело, как сердце ее отчаянно колотится в такт неистовым биениям его собственного сердца, и поцелуи его становились все более страстными, все более самозабвенными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47