На мгновение он задумался и добавил:
— Теперь я припоминаю: когда мисс Кин гостила здесь, маркиз избавил от страданий одну собаку, которая ужасно мучилась из-за опухоли в горле.
— Значит, можно предположить, что мисс Кин захватила яд с собой, когда я выставил ее из дома.
Грейшотт несколько помедлил с ответом.
— На самом деле шкафчик был взломан» а замок сбит!
Больше сказать было нечего.
Тем не менее Уоррен еще раньше настоял на вскрытии, результат которого Грейшотт сейчас вручил ему.
Поскольку он лишь подтверждал то, что уже было известно, Уоррен отложил этот документ в сторону и вернулся к делам, касающимся имения.
Вскоре Грейшотт направился к выходу, и Уоррен, оставшись в одиночестве, должен был закончить подписание бумаг и писем.
— Я вернусь за ними через полчаса, милорд.
Некоторые письма были весьма пространны, и Уоррен успел прочитать только с полдюжины, когда дверь вновь отворилась.
Он обронил, не поднимая глаз:
— Мне за вами не поспеть, Грейшотт! Я еще не закончил!
Ответа не последовало, в, взглянула вверх»
Уоррен окаменел.
В кабинет вошел не кто иной, как Магнолия.
Она выглядела крайне соблазнительно, причем на ней больше не было траура.
Платье из светло-розового шифона со вставками из кружев, выполненное с необычайным мастерством, придавало ей еще более экзотический вид, чем обычно; широкополая шляпа была украшена цветами и перьями того же цвета.
Уоррен тупо уставился на нее, затем медленно поднялся со стула.
Магнолия неторопливо подошла к письменному столу, беззастенчиво выставляя себя напоказ.
Когда она приблизилась, Уоррен осведомился:
— Что ты здесь делаешь. Магнолия? Ты ведь знаешь, у меня нет желания видеть тебя.
— Зато я горю желанием видеть тебя, драгоценнейший Уоррен, — пропела она. — Думаю, когда услышишь мое сообщение, ты поймешь, что поступаешь разумно, не останавливая меня.
— Я вовсе не хочу ничего слышать, нам нечего друг другу сказать, — твердо произнес он. — Уходи, Магнолия, оставь меня в покое!
Он снова сел, прикидывая, стоит ли обвинить ее в покушении на убийство Нади или лучше ничего не говорить.
Она кокетливо смотрела на него, и ему показалось, будто в ее глазах, полуприкрытых длинными ресницами, светится огонек торжества; природу его он не мог понять.
В руке она держала лист бумаги, который положила на край стола; затем нарочито эффектным жестом сняла лайковые перчатки с длинными раструбами.
Томно протянув к нему левую руку, она изрекла:
— Видишь, что я ношу?
Озадаченный ее поведением, Уоррен взглянул на руку — на среднем пальце сверкало кольцо, когда-то подаренное ей.
Он хорошо помнил, как покупал его на Бонд-стрит, а потом вручил ей, поцеловав сначала кольцо, а потом ее палец, предварив этот ритуал такими словами: «Поскольку в данный момент невозможно, моя дорогая, объявить нашу помолвку или сочетаться браком, я привязываю тебя этим кольцом к себе. Это означает, что ты — моя навеки».
«Ах, драгоценный мой, это как раз то, чего я хочу!» — воскликнула тогда Магнолия.
«И ты никогда не расстанешься со мной! — ответил Уоррен. — Хотя ты не можешь носить его днем, пока мы не объявим о нашей помолвке, я хочу, чтобы ты обещала мне надевать его ночью, когда будешь грезить обо мне».
«Ты знаешь, что я так и сделаю».
Магнолия посмотрела на кольцо, удивительно изящное, с маленькими алмазами по всему периметру, оправленными в золото.
Она благодарно подставила губы, и Уоррен целовал ее страстно, жадно, пока у обоих не захватило дух.
Теперь воспоминания о том, что чувствовал тогда, вызвали у него отвращение, и он жестко произнес:
— Повторяю — уходи! Если ты этого не сделаешь, я позвоню слугам, чтобы они тебя вывели!
— Сомневаюсь, что ты так сделаешь, когда услышишь мое сообщение, — возразила Магнолия.
Она взяла лист бумаги, который прежде положила на, край стола, и безапелляционно заявила:
— У меня здесь разрешение на брак, оформленное на твое и мое имя!
— Что за чертовщину ты несешь?! — воскликнул Уоррен.
— Нам будет нетрудно пожениться немедленно, — продолжала Магнолия. — Я узнала, что викарий сейчас у себя дома.
— Я могу предположить только одно: ты не в своем уме! — ответил он. — Я женюсь на тебе с той же вероятностью, с какой мог бы жениться и на самом черте!
Ярость клокотала в нем подобно огненной лаве в кратере вулкана, однако Магнолия оставалась совершенно спокойной.
Она просто положила «специальное разрешение на стол и не повышая голоса отчеканила:
— Если ты не женишься на мне, то женщина, которую ты называешь своей невестой, умрет!
Уоррен на какую-то долю секунды превратился в каменную статую, и ему стоило невероятных усилий вымолвить бесстрастным голосом:
— Интересно, что ты хочешь этим сказать!
— Я хочу сказать, — ответила Магнолия, — что ее доставили в такое место, где ты никогда ее не найдешь. Если не женишься на мне, как я о том прошу, она умрет с голоду!
Воцарившееся молчание разорвал отчаянный вскрик Уоррена.
— Я тебе не верю!
Магнолия взглянула на него из-под ресниц и улыбнулась, от чего их конфликт приобрел еще более зловещий характер.
Она ни на миг не оставляла своих ухищрений казаться обольстительной, будучи совершенно уверена, что он не сможет не отреагировать.
Она подняла лицо к его лицу таким образом, чтобы взгляду Уоррена предстали округлости ее длинной как у лебедя шеи.
— Ту женщину похитили в саду возле дома твоей матери и как нельзя лучше спрятали, так что при всем твоем уме, драгоценный мой Уоррен, ты никогда не сумеешь ее найти.
Она передернула плечами, демонстрируя стройность фигуры.
— Даже если станешь искать ее и случайно найдешь, будет слишком поздно, ибо, повторяю, она умрет с голоду..
Уоррен перестал дышать — он отказывался поверить в это чудовищное сообщение.
Опустив глаза, он увидел бумагу со специальным разрешением на брак и вписанное в него собственное имя рядом с именем Магнолии.
Он изучил эту женщину достаточно, чтобы понять: она испытывает безудержную радость от сознания, что он попал в ловушку, из которой нет выхода, кроме как принять ее условия, иначе он неизбежно станет виновником гибели Нади.
И словно в подтверждение безошибочности его выводов, она тихо сказала:
— Золотые слова! И они значат, что тебе не остается ничего другого, мой обожаемый, как назвать меня своей женой!
Уоррену захотелось бросить в ее лживые глаза, что никто и ничто не заставит его пойти на это.
Но перед его мысленным взором предстало лицо Нади в ту минуту, когда он увидел ее над темными водами Сены и понял, что ее мучит голод.
За эти пять дней, проведенных в Баквуде, она заметно оправилась от бед и лишений, перенесенных ею; их последствия постепенно исчезали, можно сказать, час за часом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35