Я даже подумал, не попробовать ли ползком.
Инна приглашающе раскинула руки, даже подпрыгнула разочек, старательно изобразив на лице подобие озорной улыбки. Она очень хотела казаться прежней, но подзабыла, как это делается. Я старался понять, что происходит, но никак не мог встретиться с ней взглядом.
— Не паясничай! — сказал я.
Теперь каждое слово давалось с трудом, виски ломило сильнее прежнего. Вверх по пищеводу поднималась горькая волна желчи, пустой желудок скручивало узлом. Зараза, подлая девка, опять она меня провела… Если исчезнет сейчас, во второй раз, нас никто не найдет, и сами мы не выйдем. Вот так, вот, альтруист, отказался от куска с конскую голову, жуй теперь кору, пока не сдохнешь…
— Герочка, да ты, никак, боишься? — Она вскинула брови. Улыбка еще кривилась на розовых губках, но за показной смешливостью промелькнуло нечто вроде ледяной глыбы. — Ты же предлагал отдать золото людям? Ну и черт с тобой! Роби, Женя, вы-то не боитесь женщин?
Боб почесал за ухом и несмело шагнул к ней. Инна не двинулась с места, но еще дальше вытянула ладошку навстречу мужу.
— Боб, я бы не торопился! — тихо сказал Ковальский. Он растягивал слоги, словно пытался петь, речь давалась ему с трудом. — Инна, что произойдет, если мы… обнимемся?
— Боже… — Инна покачнулась, кровь отхлынула от ее лица, и даже бронзовый загар не смог скрыть ее бледности. — Женечка, ты же знаешь, что завтра всё закончится! Ты тоже трусишь?
— Ты обманываешь. Дело не в могильнике. — Роберт замер, насупившись, не дойдя до жены буквально пару метров.
— Ты-то хоть можешь меня потрогать? — почти истерически вскрикнула она.
— Посмотри, как она стоит, — сказал мне Ковальский. — Посмотри, она нашла точку входа…
— Что?
— Точку входа! Она не в состоянии подключиться без нас, ей требуются как минимум три мозга. Иначе не выдержать наложения волны…
— Все вы трусы!
Остатки самообладания покинули Инну, глаза ее набухли слезами, по щекам тут же потекли грязные струйки. Затем она сделала вещь более чем странную. Она присела на корточки и сняла кроссовки.
Юджин обеими руками массировал виски. Роберт внезапно отвернулся и упал на четвереньки.
Его рвало. Я отвел взгляд, чтобы удержать тошноту, и только теперь заметил, что давно выронил пулемет и что по подбородку у меня текут слюни. Ей почти удалось нас заколдовать, заморочить, черт знает что!
— Все вы трусы! — повторила Инна, но так и не сдвинулась с места. Ничего особенного под ее голыми пятками не наблюдалось, такая же трава, как и везде. — Пенчо умер из-за таких, как вы! Он ничего не боялся, хотя мог сидеть дома с внуками! Он пошел под пули, потому что верил! А вы трусы!
— Ты не имеешь права так поступать! — снова пропел Ковальский.
У него, наверное, как и у меня, непрерывно звенело в ушах.
— А как мне надо поступать? — взвизгнула она. — Времени мало, и ты это знаешь лучше других! Обошлась бы и без вас, но те, кто слышал, погибли. Все погибли! Что теперь? Знаете, на кого вы все сейчас похожи? — вдруг понизила она голос. — Сказать вам, мальчики? Только — чур не обижаться!
«Господи, — повторял я про себя, — сделай же так, чтобы она на минуту заткнулась, заставь эту чумовую девку вернуться в свое тело и выдерни оттуда демона… Или не демона, всё равно кого». Как бы ни называлась женщина, стоящая перед нами, это была совсем не Инна. Совсем не та Инна, с которой мы любили друг друга; совсем не та, которая недавно сидела у меня на коленях. Роберт пытался подняться, но зашатался и опять рухнул на четвереньки. Юджин обеими руками обхватил ближайший ствол, я видел, как вздулись вены у него на лбу.
— Прекрати… — сказал я.
Она замычала, завыла раненым зверем, вцепившись себе в волосы.
— Вы похожи на трех обезьян, на диких питекантропов. Выползли все трое из пещеры на свет и боитесь шагнуть дальше. Страшно, да? А мне, по-вашему, не страшно?!
— Инна, мы должны вместе обдумать… — Юджин шепелявил, словно камней в рот набрал. — Ты не смеешь нас принуждать!
— Женечка, а у тебя разве мало было времени обдумать? Я ведь слышала твои мысли, не так давно ты обижался на Геру, ты считал меня своей собственностью, вроде твоих подопытных кроликов! Не ври самому себе, не я тебя принуждаю. Я только женщина, у меня не хватит сил встряхнуть вас… И хочется, и колется, да, Женя? Хочется разогнуться, но на четвереньках-то легче! Ну да, я виновата, я пыталась вам помочь… но не знала, что вы настолько трусливы! Вы — как стая пугливых неандертальцев. Вы цепляетесь за юбки своих мамочек, вы хватаетесь за свои дремучие инстинкты, которые говорят вам: беги скорее назад, к костерку, там и мяска еще вдоволь осталось, там и тепло, глядишь, удастся и зиму переждать. Гера, иди ко мне, ну же!
Мне нужно было только поднять руку. До моей щеки долетал жар ее дыхания, но я ничего не мог с собой поделать. Совсем несложно было повторить то, что мы с парнями уже делали сегодня. Мы уже обнимались, но тогда мы лишь пытались спастись…
— Что, Герочка, трудно без вожака, да? Главная обезьяна тебя бросила — заскулил, как маленький? Готов без оглядки в теплую, вонючую норку бежать? Тебе же предлагалось: возьми, сколько унесешь, и проваливай! Как в сказке, да?
— Мне не нужны деньги…
— А от тебя, Роби, я вообще другого ожидала! Ты всегда был слабак, это точно, но ты знаешь, почему я с тобой столько лет жила? Потому что ты искал! Да, ты боялся, но ты искал! Ты всегда раньше хотел стать человеком. Помнишь, как мы с тобой мечтали сюда приехать? А помнишь, как мы с тобой мечтали записать сборник с мотивами шаманских ритуалов, собирались создать новое поле для транса? Ты же человек, Роби, ты сам говорил, что умрешь, когда потеряешь интерес к поиску! И ты не меня потерял, Роби, ты в этой чистенькой Германии присосался к кормушке и забыл, что можно не только лежать на диване и скорбеть по рок-н-роллу! Сперва это, а потом уж я… Разве ты не хочешь вернуться?
— Инка, ты сошла с ума… — Кон сумел, наконец, подняться на ноги. Он встряхивал головой, точно в уши попала вода. Хвостик на затылке развязался, и отчасти Боб, действительно, стал похож на доисторического человека, одетого в кожу. — Давай уйдем отсюда…
— Инна, мы все можем погибнуть, ты подумала об этом? — вставил слово Юджин. — У меня сосуды в глазах один за другим лопаются.
— Конечно, в темноте тепло и сыро, мухи не грызут! Так ведь, Женечка?
— Ну-ка, заткнитесь все! — Мне удалось разогнать кровь в правой руке, а в обойме оставалось достаточно патронов. Стало быть, я еще чего-то стою. Не ее слово будет последним… — Инна, я хочу знать, во имя чего могу подохнуть. Что мы ищем? Сейчас ты мне внятно и коротко объяснишь. Считаю до пяти, затем стреляю.
— Гера, прекрати!
Это Боб. Блюет, а волнуется, ишак влюбленный…
— Тогда идите к ней и обнимайтесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Инна приглашающе раскинула руки, даже подпрыгнула разочек, старательно изобразив на лице подобие озорной улыбки. Она очень хотела казаться прежней, но подзабыла, как это делается. Я старался понять, что происходит, но никак не мог встретиться с ней взглядом.
— Не паясничай! — сказал я.
Теперь каждое слово давалось с трудом, виски ломило сильнее прежнего. Вверх по пищеводу поднималась горькая волна желчи, пустой желудок скручивало узлом. Зараза, подлая девка, опять она меня провела… Если исчезнет сейчас, во второй раз, нас никто не найдет, и сами мы не выйдем. Вот так, вот, альтруист, отказался от куска с конскую голову, жуй теперь кору, пока не сдохнешь…
— Герочка, да ты, никак, боишься? — Она вскинула брови. Улыбка еще кривилась на розовых губках, но за показной смешливостью промелькнуло нечто вроде ледяной глыбы. — Ты же предлагал отдать золото людям? Ну и черт с тобой! Роби, Женя, вы-то не боитесь женщин?
Боб почесал за ухом и несмело шагнул к ней. Инна не двинулась с места, но еще дальше вытянула ладошку навстречу мужу.
— Боб, я бы не торопился! — тихо сказал Ковальский. Он растягивал слоги, словно пытался петь, речь давалась ему с трудом. — Инна, что произойдет, если мы… обнимемся?
— Боже… — Инна покачнулась, кровь отхлынула от ее лица, и даже бронзовый загар не смог скрыть ее бледности. — Женечка, ты же знаешь, что завтра всё закончится! Ты тоже трусишь?
— Ты обманываешь. Дело не в могильнике. — Роберт замер, насупившись, не дойдя до жены буквально пару метров.
— Ты-то хоть можешь меня потрогать? — почти истерически вскрикнула она.
— Посмотри, как она стоит, — сказал мне Ковальский. — Посмотри, она нашла точку входа…
— Что?
— Точку входа! Она не в состоянии подключиться без нас, ей требуются как минимум три мозга. Иначе не выдержать наложения волны…
— Все вы трусы!
Остатки самообладания покинули Инну, глаза ее набухли слезами, по щекам тут же потекли грязные струйки. Затем она сделала вещь более чем странную. Она присела на корточки и сняла кроссовки.
Юджин обеими руками массировал виски. Роберт внезапно отвернулся и упал на четвереньки.
Его рвало. Я отвел взгляд, чтобы удержать тошноту, и только теперь заметил, что давно выронил пулемет и что по подбородку у меня текут слюни. Ей почти удалось нас заколдовать, заморочить, черт знает что!
— Все вы трусы! — повторила Инна, но так и не сдвинулась с места. Ничего особенного под ее голыми пятками не наблюдалось, такая же трава, как и везде. — Пенчо умер из-за таких, как вы! Он ничего не боялся, хотя мог сидеть дома с внуками! Он пошел под пули, потому что верил! А вы трусы!
— Ты не имеешь права так поступать! — снова пропел Ковальский.
У него, наверное, как и у меня, непрерывно звенело в ушах.
— А как мне надо поступать? — взвизгнула она. — Времени мало, и ты это знаешь лучше других! Обошлась бы и без вас, но те, кто слышал, погибли. Все погибли! Что теперь? Знаете, на кого вы все сейчас похожи? — вдруг понизила она голос. — Сказать вам, мальчики? Только — чур не обижаться!
«Господи, — повторял я про себя, — сделай же так, чтобы она на минуту заткнулась, заставь эту чумовую девку вернуться в свое тело и выдерни оттуда демона… Или не демона, всё равно кого». Как бы ни называлась женщина, стоящая перед нами, это была совсем не Инна. Совсем не та Инна, с которой мы любили друг друга; совсем не та, которая недавно сидела у меня на коленях. Роберт пытался подняться, но зашатался и опять рухнул на четвереньки. Юджин обеими руками обхватил ближайший ствол, я видел, как вздулись вены у него на лбу.
— Прекрати… — сказал я.
Она замычала, завыла раненым зверем, вцепившись себе в волосы.
— Вы похожи на трех обезьян, на диких питекантропов. Выползли все трое из пещеры на свет и боитесь шагнуть дальше. Страшно, да? А мне, по-вашему, не страшно?!
— Инна, мы должны вместе обдумать… — Юджин шепелявил, словно камней в рот набрал. — Ты не смеешь нас принуждать!
— Женечка, а у тебя разве мало было времени обдумать? Я ведь слышала твои мысли, не так давно ты обижался на Геру, ты считал меня своей собственностью, вроде твоих подопытных кроликов! Не ври самому себе, не я тебя принуждаю. Я только женщина, у меня не хватит сил встряхнуть вас… И хочется, и колется, да, Женя? Хочется разогнуться, но на четвереньках-то легче! Ну да, я виновата, я пыталась вам помочь… но не знала, что вы настолько трусливы! Вы — как стая пугливых неандертальцев. Вы цепляетесь за юбки своих мамочек, вы хватаетесь за свои дремучие инстинкты, которые говорят вам: беги скорее назад, к костерку, там и мяска еще вдоволь осталось, там и тепло, глядишь, удастся и зиму переждать. Гера, иди ко мне, ну же!
Мне нужно было только поднять руку. До моей щеки долетал жар ее дыхания, но я ничего не мог с собой поделать. Совсем несложно было повторить то, что мы с парнями уже делали сегодня. Мы уже обнимались, но тогда мы лишь пытались спастись…
— Что, Герочка, трудно без вожака, да? Главная обезьяна тебя бросила — заскулил, как маленький? Готов без оглядки в теплую, вонючую норку бежать? Тебе же предлагалось: возьми, сколько унесешь, и проваливай! Как в сказке, да?
— Мне не нужны деньги…
— А от тебя, Роби, я вообще другого ожидала! Ты всегда был слабак, это точно, но ты знаешь, почему я с тобой столько лет жила? Потому что ты искал! Да, ты боялся, но ты искал! Ты всегда раньше хотел стать человеком. Помнишь, как мы с тобой мечтали сюда приехать? А помнишь, как мы с тобой мечтали записать сборник с мотивами шаманских ритуалов, собирались создать новое поле для транса? Ты же человек, Роби, ты сам говорил, что умрешь, когда потеряешь интерес к поиску! И ты не меня потерял, Роби, ты в этой чистенькой Германии присосался к кормушке и забыл, что можно не только лежать на диване и скорбеть по рок-н-роллу! Сперва это, а потом уж я… Разве ты не хочешь вернуться?
— Инка, ты сошла с ума… — Кон сумел, наконец, подняться на ноги. Он встряхивал головой, точно в уши попала вода. Хвостик на затылке развязался, и отчасти Боб, действительно, стал похож на доисторического человека, одетого в кожу. — Давай уйдем отсюда…
— Инна, мы все можем погибнуть, ты подумала об этом? — вставил слово Юджин. — У меня сосуды в глазах один за другим лопаются.
— Конечно, в темноте тепло и сыро, мухи не грызут! Так ведь, Женечка?
— Ну-ка, заткнитесь все! — Мне удалось разогнать кровь в правой руке, а в обойме оставалось достаточно патронов. Стало быть, я еще чего-то стою. Не ее слово будет последним… — Инна, я хочу знать, во имя чего могу подохнуть. Что мы ищем? Сейчас ты мне внятно и коротко объяснишь. Считаю до пяти, затем стреляю.
— Гера, прекрати!
Это Боб. Блюет, а волнуется, ишак влюбленный…
— Тогда идите к ней и обнимайтесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105