Да ничего! Когда мы вернемся на берег, мы скажем, что понятия не имеем, где она.
И это правда, ведь мы и в самом деле не знаем. И вы не посмеете сказать ни слова. Если вы проговоритесь, вам несдобровать. И вы прекрасно знаете, что это не просто слова, так как я слов на ветер не бросаю.
Выслушав тираду Хо, Палома поняла, что ему удалось достичь хотя бы одной цели: он смог восстановить свое положение среди дружков. Раз он не сумел выделиться тем, что он лучше и сноровистее других, он решил поднять свой статус, совершая дерзкие, непредсказуемые и опасные действия. Если его не уважают, рассуждал Хо, то пускай хотя бы боятся.
— Но поверьте моему слову, — продолжал он. — Она сейчас сидит под лодкой, и она в полном порядке. А когда вернется на остров, то тоже никому не проговорится — от стыда. К тому же никто ей ничем не сможет помочь, да и вряд ли ей вообще поверят. Если же она распустит язык или пожалуется матери, то рано или поздно поплатится за это. Как и вы, она знает, что так оно и будет и что ей бы надо быть со мной поосторожнее.
Палома услышала, как ожил мотор, и почувствовала, как Хо переключил передачу и уплыл прочь.
10
Вскоре она перестала чувствовать легкое постукивание по ступням — ощущение, вызванное волнами, расходящимися от работающего лодочного винта. Палома поняла, что лодка, должно быть, уже удалилась метров на сто.
Она пыталась решить, правильно ли она поступила, было ли ее поведение разумным или безрассудным, действительно ли она следовала своим принципам (как ей казалось) или же на самом деле вела себя словно глупая курица (как считал Хо). В самом лучшем случае она оттянула исполнение коварного плана брата на несколько дней. В конце концов он все-таки найдет заветную гору и нанесет свой вред, возможно, даже полностью разрушит всю идиллию. Но пока ей удалось его остановить... однако какой ценой? На этот вопрос Паломе пока было сложно ответить. Сейчас она — в открытом море, приближается вечер, и у нее нет другого способа вернуться на берег, кроме как залатать каким-то образом злополучную пробоину в пироге.
И хотя ее попытка помешать Хо в будущем покажется тщетной, все же она поступила правильно. Отец одобрил бы ее поведение. Он сказал бы, что она встала на защиту самой жизни. Палома знала, что ради этого он сам пошел бы на самые крайние меры.
* * *
Раз или два в жизни ему приходилось так поступать. Палома припомнила его рассказ об одном происшествии, которое отец называл самым важным — и самым опасным — в его жизни. Он поведал ей эту историю, чтобы доказать, что иногда наступает такое время, когда приходится сильно рисковать во имя принципа. Отец попросил, чтобы она поклялась, что об этом случае никто никогда не узнает, поскольку, если это произойдет, может начаться война между Санта-Марией и другими островами в море Кортеса.
Однажды поздним летом рыбаки с Санта-Марии обнаружили, что одно из их главных рыболовных мест — глубоководная гора вдали от берега — перестало приносить прежний улов. Рыба ловилась на удочку с каждым днем все труднее, а та, что ловилась, выглядела грязной и побитой.
Первой мыслью рыбаков было, что кто-то из их компании забрасывал здесь сети. Но один рыбак справедливо заметил, что на такой глубине ловить большими сетями непрактично. Ни у кого из них не было лодки с мощными электрическими лебедками, широким носом и опорными конструкциями, необходимыми для того, чтобы управляться с сетями.
Тогда они предположили, что, возможно, какая-то болезнь уничтожает рыбу. Время от времени в морских глубинах возникают и распространяются целые облака ядовитых микроорганизмов, заражающих сотни тысяч рыб — либо отравляя их мясо и делая его несъедобным, либо убивая саму рыбу. Эта возможность тоже была отброшена, так как все посчитали, что если бы рыба была отравлена, то она плавала бы на поверхности брюхом кверху, а если бы она стала ядовитой, то были бы известны случаи отравлений на острове или в Ла-Пасе.
Значит, причина в чем-то другом, в чем-то доселе неизвестном, странном и опасном. Кое-кто говорил, что это — божье наказание за то, что целые поколения рыбаков ловили больше рыбы, чем требовалось, и без всякого разбора.
Хобим знал, что происходящее не имеет никакой связи с божественным провидением. Как обычно, к провидению прибегали, чтобы дать скорое объяснение необъяснимым вещам. Чем больше Хобим наблюдал и прислушивался к тому, что происходило вокруг, тем больше убеждался в том, что здесь поработал человек.
Загадочность происходящего усиливалась тем, что никто из рыбаков никогда не видел вершины этой подводной горы. Никто из них ни разу не нырял на глубину и не представлял себе, как на самом деле выглядит подводный рельеф. Должно быть, они наивно полагали, что живущая где-то там внизу рыба только и ждет удобного случая, чтобы ухватить крючок с наживкой.
Но Хобим видел не одну подводную гору, может, и не в точности такую же, но знал, чего ожидать. Поэтому однажды вечером он пригреб на то место и бросил якорь. Разматывая якорный трос, Хобим наконец понял, почему ему не доводилось — да и не удалось бы — добраться до этой горы. Брошенный им киллик опустился на пять саженей, затем на десять, пятнадцать, восемнадцать, двадцать (последняя отметка на тросе) и в конце концов остановился на глубине двадцати двух саженей — около сорока метров.
Хобим не сумел бы нырнуть так глубоко. И никто из его знакомых не сумел бы. Насколько он мог судить, ни один нормальный человек не способен задержать дыхание на время, достаточное для того, чтобы опуститься на сорок метров в глубину. Для сравнения: такой спуск был бы похож на сползание с воображаемой башни из двух дюжин человек, стоящих друг у друга на плечах, или на прыжок с самого высокого здания в Ла-Пасе. Только на полпути до точки назначения станет видно дно, а опустившись еще чуть-чуть, уже нельзя будет разглядеть поверхности воды над головой.
Но Хобим хорошо знал свои возможности и захотел попробовать. Ему не обязательно было спускаться до конца, а только на такую глубину, откуда он сможет разглядеть вершину горы. Поэтому он прокачал легкие воздухом и начал, перебирая руками по якорному тросу, быстро спускаться в черно-голубой туман, сквозь мрак, в котором неизвестно, где верх, а где низ, — спускаться до тех пор, пока ему не стала видна верхушка подводной горы.
Он спустился еще глубже, чутко прислушиваясь к сигналам своего тела. Но еще до того, как он их почувствовал, с глубины двадцати семи — тридцати метров ему почти целиком открылся вид на гору, и по донному пейзажу стало ясно, в чем была причина их рыболовецких неудач.
Кораллы и морские веера лежали, вырванные с корнем, как деревья на суше во время кубаско. Множество ветвистых кораллов были разломаны на мелкие куски и валялись между камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
И это правда, ведь мы и в самом деле не знаем. И вы не посмеете сказать ни слова. Если вы проговоритесь, вам несдобровать. И вы прекрасно знаете, что это не просто слова, так как я слов на ветер не бросаю.
Выслушав тираду Хо, Палома поняла, что ему удалось достичь хотя бы одной цели: он смог восстановить свое положение среди дружков. Раз он не сумел выделиться тем, что он лучше и сноровистее других, он решил поднять свой статус, совершая дерзкие, непредсказуемые и опасные действия. Если его не уважают, рассуждал Хо, то пускай хотя бы боятся.
— Но поверьте моему слову, — продолжал он. — Она сейчас сидит под лодкой, и она в полном порядке. А когда вернется на остров, то тоже никому не проговорится — от стыда. К тому же никто ей ничем не сможет помочь, да и вряд ли ей вообще поверят. Если же она распустит язык или пожалуется матери, то рано или поздно поплатится за это. Как и вы, она знает, что так оно и будет и что ей бы надо быть со мной поосторожнее.
Палома услышала, как ожил мотор, и почувствовала, как Хо переключил передачу и уплыл прочь.
10
Вскоре она перестала чувствовать легкое постукивание по ступням — ощущение, вызванное волнами, расходящимися от работающего лодочного винта. Палома поняла, что лодка, должно быть, уже удалилась метров на сто.
Она пыталась решить, правильно ли она поступила, было ли ее поведение разумным или безрассудным, действительно ли она следовала своим принципам (как ей казалось) или же на самом деле вела себя словно глупая курица (как считал Хо). В самом лучшем случае она оттянула исполнение коварного плана брата на несколько дней. В конце концов он все-таки найдет заветную гору и нанесет свой вред, возможно, даже полностью разрушит всю идиллию. Но пока ей удалось его остановить... однако какой ценой? На этот вопрос Паломе пока было сложно ответить. Сейчас она — в открытом море, приближается вечер, и у нее нет другого способа вернуться на берег, кроме как залатать каким-то образом злополучную пробоину в пироге.
И хотя ее попытка помешать Хо в будущем покажется тщетной, все же она поступила правильно. Отец одобрил бы ее поведение. Он сказал бы, что она встала на защиту самой жизни. Палома знала, что ради этого он сам пошел бы на самые крайние меры.
* * *
Раз или два в жизни ему приходилось так поступать. Палома припомнила его рассказ об одном происшествии, которое отец называл самым важным — и самым опасным — в его жизни. Он поведал ей эту историю, чтобы доказать, что иногда наступает такое время, когда приходится сильно рисковать во имя принципа. Отец попросил, чтобы она поклялась, что об этом случае никто никогда не узнает, поскольку, если это произойдет, может начаться война между Санта-Марией и другими островами в море Кортеса.
Однажды поздним летом рыбаки с Санта-Марии обнаружили, что одно из их главных рыболовных мест — глубоководная гора вдали от берега — перестало приносить прежний улов. Рыба ловилась на удочку с каждым днем все труднее, а та, что ловилась, выглядела грязной и побитой.
Первой мыслью рыбаков было, что кто-то из их компании забрасывал здесь сети. Но один рыбак справедливо заметил, что на такой глубине ловить большими сетями непрактично. Ни у кого из них не было лодки с мощными электрическими лебедками, широким носом и опорными конструкциями, необходимыми для того, чтобы управляться с сетями.
Тогда они предположили, что, возможно, какая-то болезнь уничтожает рыбу. Время от времени в морских глубинах возникают и распространяются целые облака ядовитых микроорганизмов, заражающих сотни тысяч рыб — либо отравляя их мясо и делая его несъедобным, либо убивая саму рыбу. Эта возможность тоже была отброшена, так как все посчитали, что если бы рыба была отравлена, то она плавала бы на поверхности брюхом кверху, а если бы она стала ядовитой, то были бы известны случаи отравлений на острове или в Ла-Пасе.
Значит, причина в чем-то другом, в чем-то доселе неизвестном, странном и опасном. Кое-кто говорил, что это — божье наказание за то, что целые поколения рыбаков ловили больше рыбы, чем требовалось, и без всякого разбора.
Хобим знал, что происходящее не имеет никакой связи с божественным провидением. Как обычно, к провидению прибегали, чтобы дать скорое объяснение необъяснимым вещам. Чем больше Хобим наблюдал и прислушивался к тому, что происходило вокруг, тем больше убеждался в том, что здесь поработал человек.
Загадочность происходящего усиливалась тем, что никто из рыбаков никогда не видел вершины этой подводной горы. Никто из них ни разу не нырял на глубину и не представлял себе, как на самом деле выглядит подводный рельеф. Должно быть, они наивно полагали, что живущая где-то там внизу рыба только и ждет удобного случая, чтобы ухватить крючок с наживкой.
Но Хобим видел не одну подводную гору, может, и не в точности такую же, но знал, чего ожидать. Поэтому однажды вечером он пригреб на то место и бросил якорь. Разматывая якорный трос, Хобим наконец понял, почему ему не доводилось — да и не удалось бы — добраться до этой горы. Брошенный им киллик опустился на пять саженей, затем на десять, пятнадцать, восемнадцать, двадцать (последняя отметка на тросе) и в конце концов остановился на глубине двадцати двух саженей — около сорока метров.
Хобим не сумел бы нырнуть так глубоко. И никто из его знакомых не сумел бы. Насколько он мог судить, ни один нормальный человек не способен задержать дыхание на время, достаточное для того, чтобы опуститься на сорок метров в глубину. Для сравнения: такой спуск был бы похож на сползание с воображаемой башни из двух дюжин человек, стоящих друг у друга на плечах, или на прыжок с самого высокого здания в Ла-Пасе. Только на полпути до точки назначения станет видно дно, а опустившись еще чуть-чуть, уже нельзя будет разглядеть поверхности воды над головой.
Но Хобим хорошо знал свои возможности и захотел попробовать. Ему не обязательно было спускаться до конца, а только на такую глубину, откуда он сможет разглядеть вершину горы. Поэтому он прокачал легкие воздухом и начал, перебирая руками по якорному тросу, быстро спускаться в черно-голубой туман, сквозь мрак, в котором неизвестно, где верх, а где низ, — спускаться до тех пор, пока ему не стала видна верхушка подводной горы.
Он спустился еще глубже, чутко прислушиваясь к сигналам своего тела. Но еще до того, как он их почувствовал, с глубины двадцати семи — тридцати метров ему почти целиком открылся вид на гору, и по донному пейзажу стало ясно, в чем была причина их рыболовецких неудач.
Кораллы и морские веера лежали, вырванные с корнем, как деревья на суше во время кубаско. Множество ветвистых кораллов были разломаны на мелкие куски и валялись между камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54