«Товарищ Рязанов, здравствуйте!!!
Пишет Вам незнакомая Мария. Вы меня извините, что я отнимаю у Вас время, но о чем я буду писать, считаю важным для Вас, вернее, для Вашего здоровья. Может, я буду немного грубо выражаться, прошу заранее меня простить. Кто Вам позволил сделать такие запа­сы? Кто позволил хищнически стать против своего здоровья? Вам не стыдно иметь такой живот? Руки уже у Вас не сходятся на животе. Вы такой хорошенький мужичок и ставите такие отличные фильмы, и тут такое! Примите экстренные меры, чтобы быть в форме, как я выражаюсь. И «сало» никому не приносило пользы, а только вред, и Вы, человек эрудированный, должны это знать. Честно говорю, смотреть на Вас неприятно. Может, я пишу то, что не каждый напи­шет, но Вы ведь молодой мужчина. Вас показывают в «Песне-78», в «Кинопанорамах», и везде, и с таким животом!..»
Далее шли советы, какую держать диету, пожелания делать за­рядку, устраивать еженедельно разгрузочные дни, ходить в парную, начать бегать, доведя дистанцию до 10 километров, и т.д. Кончалось письмо следующими словами: «Надеюсь увидеть Вас в следующем году стройным и еще более привлекательным мужичком. Главное, не сердитесь, я хотела только добра».
Прочитав это письмо, я просто рухнул. Такого я еще действи­тельно не получал никогда. Конечно, я не рассердился – иначе не стал бы публиковать это письмо. Я был тронут заботой этой самой «незнакомой Марии», и одновременно мой живот, который она так гневно клеймила, колыхался от смеха...
Писем после каждой передачи приходило немало. (В среднем около пятисот!) Постепенно у меня появился собственный телевизи­онный опыт. Я стал делать кое-какие выводы. Возможно, моя лич­ная практика правильна только для меня, но тем не менее только ею я и могу поделиться со зрителем и читателем...
Итак, я никогда не готовлюсь к передаче перед съемкой. Нет, я, конечно, изучаю биографию режиссера или писателя, о котором пойдет речь в «Кинопанораме», смотрю фильмы, о которых надо рассказывать, знакомлюсь с новыми для меня архивными материа­лами. Но не выстраиваю заранее своего выступления, не пишу его предварительно на бумаге, не записываю тезисов. Каждый раз, когда меня усаживают перед объективом телекамеры, я и сам не знаю, куда меня «понесет». Мне самому интересно, что я скажу, что, так ска­зать, вылезет из глубин сознания? У меня, естественно, существует свое отношение и к любому режиссеру, и к большинству артистов, и к различным художественным течениям, и к каждому просмотренно­му мной фильму. Кроме того, я, если считать учебу в Институте кинематографии, живу внутри киноискусства с 1944 года, участвовал в его росте, развитии, умирании, знаком с большинством кинодеяте­лей, знаю, кто что когда снял и где кто что и как сыграл. Кино – это моя среда, мой быт, моя работа, моя стихия, одним словом, моя жизнь. Мне это специально изучать не надо. А если я чего-то не знаю, то не боюсь сознаться в этом прямо в кадре. Если телезритель видит, что человек не пытается скрыть своего невежества, не при­крывает его многозначительной, уклончивой болтовней, не «вешает лапшу на уши», а честно признается в незнании, это лишь располага­ет к ведущему.
Бывает, что в ходе беседы возникает что-то неожиданное, неиз­вестное для меня, к чему у меня нет ясного, точного отношения. И тут важно, не обращая внимания на телекамеру, естественно раз­мышлять, определять свое мнение и высказывать его. Потому что самое сильное оружие телекомментатора, как я думаю, – естествен­ность и искренность. Ты можешь ошибиться, увлечься, можешь сбиться, подыскивая точные слова, полемически что-то заострить, но, если ты искренен, естественен и правдив, это не страшно. Тебя всегда поймут правильно, как надо. Поэтому я не боюсь направлен­ного на меня телеобъектива, стараюсь не думать, что меня будут смотреть 80 – 100 миллионов, и пытаюсь вслух размышлять о том, что для меня важно и интересно. Я субъективен во всех своих оцен­ках и критериях и не пытаюсь говорить от чьего-либо имени...
Не буду рассказывать о том, как я расстался с телевидением из-за придирок, вырезок, уродования передач чиновниками-держиморда­ми. Дело кончилось скандалом из-за кастрирования моего юбилей­ного (декабрь 1987 г.) творческого вечера и беспардонного вмеша­тельства телевизионных чинуш в программу «Четыре вечера с Вла­димиром Высоцким» (январь 1988 г.). Отношения с ТВ завершились моей статьей в «Огоньке», опубликованной в апреле 1988 г., «Поче­му я в эпоху гласности ушел с телевидения». Там я «напозволял» себе, и, может, впервые о могущественной, секретной империи на страницах прессы была высказана горькая правда. Как бы сказал Высоцкий: «Ты, Эль, на грубость нарываешься». После этого поступка я стал на телевидении персоной non grata. Тогдашний предсе­датель Гостелерадио А. Н. Аксенов на собрании партийно-хозяйст­венного актива сказал просто: «Мы не допустим на наши экраны тлетворную рязановскую смесь». Многотиражка с аксеновским «пер­лом» хранится у меня дома. Мою физиономию после этого события неоднократно вырезали из разных передач и программ. Для телеви­дения я как бы исчез из жизни. Потом А. Н. Аксенова (кто сейчас по­мнит этого временщика?), как и многих, кто разваливал страну, перевели на хорошую пенсию.
А с декабря 1991 года, после трехлетнего изгнания, началась моя вторая жизнь на телевидении.
Интересно, как новое время разбудило скрытые таланты людей. В пример приведу Ирен Лесневскую. Она слыла хорошим, творчес­ким, инициативным редактором «Кинопанорамы». Хорошим редак­тором, но не больше. Таких, как она, в Останкино было немало. Од­нако в ней таились до поры до времени неведомые, мощные резервы, которые могли и не проявиться, если бы не свежие веяния в экономи­ке и в жизни. Короче, Ирен решила организовать частную телевизи­онную компанию. Она проявила потрясающую активность, блестя­щий организационный талант, безупречную финансовую изворотли­вость, невероятное художественное чутье, рискованность, отдающую безрассудством. И с декабря 91-го года REN TV пустилась в плава­ние по эфирному морю. Конечно, Лесневской помогли и ее контакт­ность, и привлекательность, и обаяние, и широта характера, и уме­ние располагать к себе людей. И, разумеется, очень важным оказа­лось ее доскональное знание закулисных останкинских нравов, дав­нее знакомство с телевизионными чиновниками, понимание, в какой кабинет надо постучаться, на какую из пружин надавить. Но, пожа­луй, самым главным достоинством была – ее одержимость. Создать телекомпанию – стало единственным, самым главным делом ее жизни. Она, если вспомнить генерала Трепова «холостыми не стре­ляла и патронов не жалела». Сейчас REN TV – не только процве­тающая фирма, завоевавшая доброе имя, хорошую репутацию и из­вестность, но и предприятие, стоящее на крепких производственных и финансовых ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187