— Можешь ты поставить еще один парус?
— Можно было бы поставить еще треугольный парус, — сказал рыбак. — Мы уже на три румба привелись к ветру. Больше ничего сделать нельзя.
— Мне кажется, мы нагоняем его, — воскликнул Джон Гердлстон, не отрывая глаз от трехмачтовика, до которого оставалось еще мили полторы.
— Да, сейчас мы его нагоняем, но ведь он еще поворачивает. А потом пойдет вперед полным ходом, верно я говорю, Джордж?
Сын рыбака утвердительно кивнул и рассмеялся хрипло.
— Прямо как на гонках, — весело объявил он.
— А приз — наши головы, — пробормотал Эзра про себя. — Слишком большой риск, чтобы получать от этого удовольствие. Однако мы его нагоняем.
Темный корпус корабля, обращенный к ним кормой, и его высокие паруса были им отчетливо видны. Корабль маневрировал, стараясь использовать ветер, чтобы, выйдя из бухты Гудуинс, лечь на курс в Ла-Манше.
— Он делает поворот оверштаг, — сказал Сэмпсон.
И в эту минуту вся снежно-белая масса парусов накренилась в противоположную сторону, и корабль повернулся к ним боком, так что стал виден весь, от носа до кормы, и каждый парус, словно вырезанный из слоновой кости, обозначился на фоне холодного, бледно-голубого неба.
— Если мы не нагоним его сейчас, пока он на этом галсе, он уйдет от нас, — заметил рыбак. — Еще раз переменит галс и будет уже в Ла-Манше.
— Есть у вас какая-нибудь белая тряпка? — крикнул Эзра. — Он нырнул вниз, в каюту, и тут же вернулся с грязной скатертью в руках. — Станьте здесь, отец! Возьмите это и махайте! Они должны вас увидеть.
— А мы здорово их нагоняем, — заметил сын рыбака.
— Да, пока что нагоняем, — подтвердил отец. — А вот успеем ли нагнать да задержать, прежде чем он развернется?
Старик Гердлстон, стоя на носу шлюпа, размахивал скатертью над головой. Сын, присоединившись к нему, махал носовым платком.
— Мне кажется, до них уже не больше полмили. Давайте попробуем кричать.
Эзра и его отец огласили море хриплыми, нестройными криками, к которым присоединили свои голоса оба рыбака.
— Ну-ка, еще разок! — сказал Эзра.
И снова над морем разнесся долгий, протяжный крик, полный тоски и отчаяния. Но трехмачтовик твердо держался своего курса.
— Если они еще минут пять не повернут оверштаг и не увалятся под ветер, им тогда уже от нас не удрать, мы их нагоним, — сказал рыбак.
— Вы слышите? — крикнул Эзра отцу, и оба с удвоенной энергией принялись махать и кричать.
— Они снова поворачивают оверштаг, — внезапно крикнул Джордж. — Все пропало!
Старик Гердлстон застонал, увидав, как поворачивается грот-рей. Все глаза были прикованы к кораблю, все ожидали продолжения маневра. Но он задерживался.
— Они заметили нас! — воскликнул рыбак. — Ждут, хотят взять нас на борт!
— Значит, мы спасены! — сказал Эзра и спрыгнул с носа на палубу, утирая пот со лба. — Спуститесь в каюту, отец, и приведите себя в порядок. Вы похожи на привидение.
Напитки, подаваемые в «Петухе и курослепе», так пришлись по вкусу капитану Гамильтону Миггсу — вопреки уже отмеченному выше саркастическому складу его ума, — что он возвратился на свой корабль в крайне неустойчивом и физически и морально состоянии. Будучи яростным приверженцем гомеопатии и свято веря в ее доктрину, врачевания подобного подобным, он, едва поднявшись на борт, приступил к восстановлению своего баланса путем поглощения не поддающегося учету количества корабельного рома.
— На черта мне держать на борту лоцмана, если я зачем-то должен оставаться трезвым? — икая, вопросил он своего помощника Макферсона. И с этой неопровержимой логической предпосылкой он затворился в своей каюте и от самого Лондона до Грейвсенда распевал во все горло веселые песенки. Это занятие столь его утомило, что в конце концов он уснул как убитый и, мощно прохрапев пятнадцать часов кряду, появился на палубе, когда «Черный орел», подняв якорь, намеревался выйти из бухты Гудуинс и устремить свой бег в Ла-Манш.
Капитан Гамильтон Миггс, засунув руки в карманы, наблюдал за перестановкой парусов и очень щедро и изобретательно осыпал бранью всех — от помощника капитана до младшего юнги, выказывая большую широту ума, не признающего званий и рангов. Временно истощив весь свой запас ругани, капитан снова спустился в каюту, дабы подкрепить силы ромом. Эта операция, по-видимому, освежила его память или подхлестнула изобретательность, ибо он снова появился на палубе и обрушил новое многоэтажное сооружение на голову стоявшего у штурвала, после чего мрачно и величественно принялся расхаживать взад и вперед по шканцам, бросая неодобрительные взгляды то на облака, то на паруса и явно стараясь произвести на команду впечатление своей необычайной проницательностью.
«Черный орел» уже вторично сделал поворот оверштаг и готов был, покинув бухту Гудуинс, выйти в открытое море, когда на глаза капитану Миггсу случайно попался рыбачий шлюп, на носу которого мельтешило что-то белое. Шлюп под всеми парусами шел прямо на корабль. Кое-как укрепив дрожащей рукой подзорную трубу на поручнях, капитан принялся разглядывать шлюп. На лице его отразилось изумление, сменившееся вскоре покорным ужасом.
— Они опять здесь, Мак! — отнесся он к помощнику.
— Кто «они», сэр?
— Черти, кикиморы, привидения! Нельзя мне было выходить на сквозняк.
— А вид у вас неплохой, — сочувственно подбодрил его помощник.
— Все может быть. Но только они опять мне являются. Раньше все больше были крысы… крысы, а иной раз тараканы. Ну, а сейчас кое-что похуже. Я как поглядел в трубу на этот шлюп у нас за кормой, так сразу их увидел, не сойти мне с этого места, — и молодого мистера Эзру и самого старика Гердлстона. А старик, представь, в зюйдвестке набекрень и машет полотенцем! Такой чертовщины мне еще ни разу не мерещилось. Пойду выпью капель — у меня там еще немного осталось после давешнего приступа — и вздремну малость.
И с этими словами капитан загромыхал вниз по трапу, проглотил изрядную дозу бромистого калия и повалился на койку, кляня на чем свет свою судьбу.
Макферсон изумился не меньше капитана, когда, поглядев в подзорную трубу, удостоверился, вне всяких сомнений, что в рыбачьем шлюпе находятся оба его работодателя. Он тотчас приказал вернуть грот-рей на место и ждать, пока подойдет шлюп. Через несколько минут шлюп уже подтянулся к кораблю, оттуда сбросили трап, и оба Гердлстона поднялись на борт своего собственного судна.
— Где капитан? — вопросил глава фирмы.
— Он в каюте, сэр. Не вполне здоров, небольшая потеря эквилибриума, сэр, — отвечал Макферсон, отдаваясь во власть своей неукротимой страсти, мгновенно возобладавшей в нем над всеми остальными чувствами.
— Можете переставлять грот-рей, — сказал Эзра. — Мы уходим в море с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
— Можно было бы поставить еще треугольный парус, — сказал рыбак. — Мы уже на три румба привелись к ветру. Больше ничего сделать нельзя.
— Мне кажется, мы нагоняем его, — воскликнул Джон Гердлстон, не отрывая глаз от трехмачтовика, до которого оставалось еще мили полторы.
— Да, сейчас мы его нагоняем, но ведь он еще поворачивает. А потом пойдет вперед полным ходом, верно я говорю, Джордж?
Сын рыбака утвердительно кивнул и рассмеялся хрипло.
— Прямо как на гонках, — весело объявил он.
— А приз — наши головы, — пробормотал Эзра про себя. — Слишком большой риск, чтобы получать от этого удовольствие. Однако мы его нагоняем.
Темный корпус корабля, обращенный к ним кормой, и его высокие паруса были им отчетливо видны. Корабль маневрировал, стараясь использовать ветер, чтобы, выйдя из бухты Гудуинс, лечь на курс в Ла-Манше.
— Он делает поворот оверштаг, — сказал Сэмпсон.
И в эту минуту вся снежно-белая масса парусов накренилась в противоположную сторону, и корабль повернулся к ним боком, так что стал виден весь, от носа до кормы, и каждый парус, словно вырезанный из слоновой кости, обозначился на фоне холодного, бледно-голубого неба.
— Если мы не нагоним его сейчас, пока он на этом галсе, он уйдет от нас, — заметил рыбак. — Еще раз переменит галс и будет уже в Ла-Манше.
— Есть у вас какая-нибудь белая тряпка? — крикнул Эзра. — Он нырнул вниз, в каюту, и тут же вернулся с грязной скатертью в руках. — Станьте здесь, отец! Возьмите это и махайте! Они должны вас увидеть.
— А мы здорово их нагоняем, — заметил сын рыбака.
— Да, пока что нагоняем, — подтвердил отец. — А вот успеем ли нагнать да задержать, прежде чем он развернется?
Старик Гердлстон, стоя на носу шлюпа, размахивал скатертью над головой. Сын, присоединившись к нему, махал носовым платком.
— Мне кажется, до них уже не больше полмили. Давайте попробуем кричать.
Эзра и его отец огласили море хриплыми, нестройными криками, к которым присоединили свои голоса оба рыбака.
— Ну-ка, еще разок! — сказал Эзра.
И снова над морем разнесся долгий, протяжный крик, полный тоски и отчаяния. Но трехмачтовик твердо держался своего курса.
— Если они еще минут пять не повернут оверштаг и не увалятся под ветер, им тогда уже от нас не удрать, мы их нагоним, — сказал рыбак.
— Вы слышите? — крикнул Эзра отцу, и оба с удвоенной энергией принялись махать и кричать.
— Они снова поворачивают оверштаг, — внезапно крикнул Джордж. — Все пропало!
Старик Гердлстон застонал, увидав, как поворачивается грот-рей. Все глаза были прикованы к кораблю, все ожидали продолжения маневра. Но он задерживался.
— Они заметили нас! — воскликнул рыбак. — Ждут, хотят взять нас на борт!
— Значит, мы спасены! — сказал Эзра и спрыгнул с носа на палубу, утирая пот со лба. — Спуститесь в каюту, отец, и приведите себя в порядок. Вы похожи на привидение.
Напитки, подаваемые в «Петухе и курослепе», так пришлись по вкусу капитану Гамильтону Миггсу — вопреки уже отмеченному выше саркастическому складу его ума, — что он возвратился на свой корабль в крайне неустойчивом и физически и морально состоянии. Будучи яростным приверженцем гомеопатии и свято веря в ее доктрину, врачевания подобного подобным, он, едва поднявшись на борт, приступил к восстановлению своего баланса путем поглощения не поддающегося учету количества корабельного рома.
— На черта мне держать на борту лоцмана, если я зачем-то должен оставаться трезвым? — икая, вопросил он своего помощника Макферсона. И с этой неопровержимой логической предпосылкой он затворился в своей каюте и от самого Лондона до Грейвсенда распевал во все горло веселые песенки. Это занятие столь его утомило, что в конце концов он уснул как убитый и, мощно прохрапев пятнадцать часов кряду, появился на палубе, когда «Черный орел», подняв якорь, намеревался выйти из бухты Гудуинс и устремить свой бег в Ла-Манш.
Капитан Гамильтон Миггс, засунув руки в карманы, наблюдал за перестановкой парусов и очень щедро и изобретательно осыпал бранью всех — от помощника капитана до младшего юнги, выказывая большую широту ума, не признающего званий и рангов. Временно истощив весь свой запас ругани, капитан снова спустился в каюту, дабы подкрепить силы ромом. Эта операция, по-видимому, освежила его память или подхлестнула изобретательность, ибо он снова появился на палубе и обрушил новое многоэтажное сооружение на голову стоявшего у штурвала, после чего мрачно и величественно принялся расхаживать взад и вперед по шканцам, бросая неодобрительные взгляды то на облака, то на паруса и явно стараясь произвести на команду впечатление своей необычайной проницательностью.
«Черный орел» уже вторично сделал поворот оверштаг и готов был, покинув бухту Гудуинс, выйти в открытое море, когда на глаза капитану Миггсу случайно попался рыбачий шлюп, на носу которого мельтешило что-то белое. Шлюп под всеми парусами шел прямо на корабль. Кое-как укрепив дрожащей рукой подзорную трубу на поручнях, капитан принялся разглядывать шлюп. На лице его отразилось изумление, сменившееся вскоре покорным ужасом.
— Они опять здесь, Мак! — отнесся он к помощнику.
— Кто «они», сэр?
— Черти, кикиморы, привидения! Нельзя мне было выходить на сквозняк.
— А вид у вас неплохой, — сочувственно подбодрил его помощник.
— Все может быть. Но только они опять мне являются. Раньше все больше были крысы… крысы, а иной раз тараканы. Ну, а сейчас кое-что похуже. Я как поглядел в трубу на этот шлюп у нас за кормой, так сразу их увидел, не сойти мне с этого места, — и молодого мистера Эзру и самого старика Гердлстона. А старик, представь, в зюйдвестке набекрень и машет полотенцем! Такой чертовщины мне еще ни разу не мерещилось. Пойду выпью капель — у меня там еще немного осталось после давешнего приступа — и вздремну малость.
И с этими словами капитан загромыхал вниз по трапу, проглотил изрядную дозу бромистого калия и повалился на койку, кляня на чем свет свою судьбу.
Макферсон изумился не меньше капитана, когда, поглядев в подзорную трубу, удостоверился, вне всяких сомнений, что в рыбачьем шлюпе находятся оба его работодателя. Он тотчас приказал вернуть грот-рей на место и ждать, пока подойдет шлюп. Через несколько минут шлюп уже подтянулся к кораблю, оттуда сбросили трап, и оба Гердлстона поднялись на борт своего собственного судна.
— Где капитан? — вопросил глава фирмы.
— Он в каюте, сэр. Не вполне здоров, небольшая потеря эквилибриума, сэр, — отвечал Макферсон, отдаваясь во власть своей неукротимой страсти, мгновенно возобладавшей в нем над всеми остальными чувствами.
— Можете переставлять грот-рей, — сказал Эзра. — Мы уходим в море с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114