– В каком качестве? – полюбопытствовал я.
– Да все в том же! Нам охрана нужна – во как! Лезет, понимаешь, всякая шпана. Да и не шпана тоже... – Он помрачнел и взглянул на часы. – Это дело надо обмозговать. Все. Нам пора. Ляля, ты готова?
На улицу мы вышли все вместе. Лялька, кинув в мою сторону быстрый взгляд, уселась за руль серой как сумерки “волги”, Лерик, пыхтя, втиснул свое грузное тело на переднее сиденье. Я сделал им ручкой. Они в ответ обдали меня облаком выхлопных газов. Я повернулся и пошел домой. Дела на сегодня закончены. Какие, однако, дистанции, размышлял я, лежат иногда между прошлым и настоящим. Неужели это Лялька и Лерик? Неужели это я?
Ну, так или иначе, а у меня появляется шанс поближе познакомиться кое с кем их тех, кто на валиулинской схемке обозначен безликими кружочками и квадратиками. И моя работа – в том, чтобы этот шанс не упустить.
8
– К тебе посетитель, – сказал мне дежурный капитан Теплушко, когда следующим утром я входил в отделение. – Там, возле кабинета.
В коридоре было полутемно, я разглядел только, что на стуле в распахнутом пальто сидит, сгорбившись, немолодой человек, сидит, опершись двумя руками на палку, устроенную между колен.
– Здравствуйте, – сказал я, гремя ключами. – Сейчас, минуточку. – Отпер дверь и пригласил: – Проходите, пожалуйста.
Он шагнул из полутьмы на свет, и я обмер: передо мной стоял покойник Черкизов из сорок четвертой квартиры.
Видимо, чувства мои были хорошо видны на моем лице, потому что визитер грустно усмехнулся и сказал:
– Не волнуйтесь, я всего лишь его брат... Черкизов Арсений Федорович.
Я перевел дух и предложил гостю присесть, но тот остался стоять, опираясь на палку.
– Видите ли, – сказал он, – у меня, собственно, предложение сходить вместе в квартиру брата. Быть может, я бы подсказал вам, что из вещей пропало... Кроме меня, у него других близких людей не было.
Вспомнив валиулинскую информацию о покойном Черкизове, я задумался над предложением Черкизова-живого. Черт его знает, что за человек. Хорошо бы взять с собой Дыскина, но его как на грех нет. Ладно, решил я, обойдусь на крайний случай Панькиным.
Тут же, набрав панькинский телефон, я с ним договорился, что мы будем через десять минут, попросил захватить ключи от сорок четвертой. И мы двинулись. Черкизов-второй всю дорогу молчал, только возле самого дома подал голос:
– Дверь пришлось ломать?
Я объяснил, как было дело. Он понимающе кивнул.
Панькин, ждавший нас внизу, хоть я и предупредил его заранее, тоже вздрогнул при взгляде на Арсения Федоровича и пробормотал:
– Ну и ну...
Когда, сорвав печати, мы вошли в квартиру, Черкизов на секунду замер в прихожей, словно не зная, куда идти сперва. Потом мельком заглянул в гостиную и, стуча палкой, прошел в спальню. Мы следовали за ним по пятам.
Остановившись на пороге, он сразу увидел снятую со стены и прислоненную к кровати картину и распахнутый настежь сейф. Сбоку я следил за его лицом. Он смотрел молча, только подбородок его чуть-чуть подрагивал. Но когда он заговорил, голос у него был ровный.
– Там, конечно, ничего не было? – произнес он, ткнув рукой с палкой в направлении сейфа.
– Да, – сказал я, решив, что прилипшая к задней стенке двадцатипятирублевка вряд ли его интересует. Но, в свою очередь, спросил:
– А что ваш брат там хранил?
– Деньги, – помедлив, ответил Черкизов и добавил уже решительней: – Только деньги, он не любил связываться со сберкассами.
– А... много? – поинтересовался я.
– Не знаю, – развел руками Арсений Федорович, и в этот момент мы с ним встретились глазами. И по его глазам я понял, что он знает, что я знаю, кем был его брат. Мы играли в гляделки не больше секунд двух-трех, после чего Черкизов повернулся и пошел в первую комнату.
Остановившись на ковре посреди гостиной, он медленно оглядел все вокруг. Подошел к финской стенке, раскрыл одну пару створок и почти сразу закрыл обратно. Отворил дверцы платяного шкафа, с полминуты изучал его содержимое, провел рукой по висящим на вешалках рубашкам и костюмам. Мне показалось, что все это он делает как-то не так, как должен делать человек на его месте. Что на самом деле не волнует его, целы ли костюмы покойного. Да скорей всего и не знает он, сколько их там было! Он, казалось мне, уже видел то, ради чего пришел сюда, и сейчас только доигрывает взятую на себя роль. Надо думать, его интересовал сейф.
Черкизов закрыл шкаф, подошел к дивану и опустился на него. Небрежно перебрал журналы на столике, заглянул на его нижнюю полку, сунул туда руку и извлек, как мне сперва подумалось, толстую большую книгу в кожаном переплете.
– Вот они... – каким-то потеплевшим голосом произнес он, раскрыл книгу, и я увидел, что это не книга, а альбом с фотографиями. Черкизов перевернул пару картонных страниц и вдруг позвал:
– Подойдите, пожалуйста!
Мы приблизились и заглянули через его плечо. Ничего необычного. Пожелтевший снимок, на котором двух мальчиков лет шести в одинаковых матросках обнимает за плечи красивая молодая женщина.
– Невозможно отличить, кто где, правда? – с улыбкой спросил Черкизов, а я не к месту подумал, что один из этих симпатичных малышей станет вором в законе. Кстати, мне еще не известно, кем станет второй.
– А это наша мама, – продолжал Арсений Федорович.
– Ее чуть ли не единственный снимок, – голос его дрогнул, и он резко захлопнул альбом. – Она очень рано умерла.
Черкизов встал, постоял молча, касаясь альбома двумя пальцами, и не попросил, а, скорее, констатировал:
– Вы позволите мне его забрать... Это память.
Признаюсь, я слегка замешался, но Панькин выручил:
– Не положено, – развел он руками. – Пройдет полгода – хоть все забирайте.
– Ну что ж, – неожиданно легко согласился Черкизов. – На нет суда нет.
– Ага, – подтвердил Панькин. – Да вы не волнуйтесь, здесь целее будет.
* * *
Над моим столом была приколота записка:
“Тебя искал председатель ЖСК “Луч” Кадомцев Елизар Петрович. Оставил телефон, просил связаться. Де Скин”.
Самого “Де Скина” нигде поблизости не было, а жаль. Я нуждался хоть в какой-нибудь предварительной информации. Впрочем, мне тут же пришло в голову, где я могу ею разжиться.
Для начала меня на мой звонок заливисто облаяли через дверь. Потом женский голос поинтересовался: “Кто?” Я назвался, мне открыли, и передо мной предстала давешняя голубоглазая шатенка в длинном, до полу, белом махровом халате. Вокруг нее очень живописно скакал черный как смоль стриженый пудель. Она стояла на пороге и удивленно рассматривала меня.
– Здравствуйте, Марина Львовна, – сказал я. – Вы меня пустите или вам сейчас неудобно?
– Удобно. – Дверь открылась шире. – Только я не понимаю, как это вы меня так быстро нашли? Я ведь вчера не представилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46