– Раз в жизни ты высказал здравую мысль. Когда у нас следующая остановка? – Кочерыжка призадумалась. – До Звездной еще далеко, так что твое место, пожалуй, не пропадет, если ты кой-куда сходишь.
– В туалет, да? Пошли.
Вагон покачивало, и Тео пришлось по пути ухватиться за спинку сиденья – так он полагал, пока не услышал недовольного ворчания: спинка на поверку оказалась шейным щитком чего-то ящерообразного.
– Надо было нам, наверное, сесть во второй класс вместо третьего, – тихо посетовала Кочерыжка, пока Тео пятился, бормоча извинения. – Кого только нынче в поезда не пускают.
Туалет оказался как туалет, если не считать сиденья, очень низкого и широкого, и лесенки, приделанной к стене рядом с раковиной.
– А ты не хочешь зайти? – спросил Тео.
– Я лучше снаружи покараулю.
– Тут задвижка есть. Зайдем вместе. Вдруг Пижма спросит что-то, а я не смогу ответить?
– Я в общественные туалеты с парнями не хожу, – нахмурилась Кочерыжка. – Ходила только с папой, пока маленькая была.
– Эта неделя у нас проходит под девизом «все когда-нибудь делается впервые». Залетай.
Если бы он закрылся здесь с кем-то другим, кроме Кочерыжки, они поместились бы с трудом. Она оторвала кусок полотенца от бумажного рулона, расстелила его на краю раковины, как одеяло для пикника, и уселась.
– Хорошо еще, тут не очень грязно. Некоторые такое за собой оставляют...
– Я знаю, что ты имеешь в виду.
– Не можешь ты этого знать. Ты большой, а я маленькая, и оставленное бывает раз в двадцать больше меня.
– Твоя взяла. – Тео посмотрелся в зеркало. – Хочу смыть эту дрянь, которой Долли меня намазала. С меня уже штукатурка сыплется, а в поезде есть такие же смуглые, как и я.
– Так ведь они-то рабочие.
– Ну и пусть. Здесь каких только нет, никто меня не заметит. Умоюсь, и все тут. – Он исполнил свое намерение, пустив теплую воду, вытерся полотенцем – на ощупь скорее шелковым, чем бумажным – и отскреб остатки белил за ушами и ниже подбородка. Почувствовав себя немного удобнее, он достал из кармана футляр. – Приступим. Достать ее или как? – спросил он, глядя на утопленную в бархате филигранную птичку.
– Просто говори. Вызови Пижму.
– Как вызвать?
– Назови его по имени – Квиллиус.
Тео, поднеся футляр так близко, что золото затуманилось от его дыхания, назвал имя, но ничего не произошло. Он попробовал еще раз. Немного погодя птичка осветилась, как будто ее вынесли на солнце.
– В чем дело? – Фигурка оставалась в футляре, но голос, принадлежавший, бесспорно, Пижме, звучал прямо в ухе у Тео. – Я только что сел за стол.
– У нас возникли трудности, – сказал Тео.
– Кто это?
– Господи Иисусе! – Кочерыжка сверкнула на него глазами и Тео попытался успокоиться. – А вы не догадываетесь? Сколько народу вы отправили на съедение за последние сутки?
– Вильмос? – Резкость в голосе эльфа приобрела совсем иной смысл. – Что вы имеете в виду?
– Ваш кузен или племянник, кем он вам там приходится – Тео запнулся. При всей его нелюбви к Пижме сообщать дурную весть вот так, с бухты-барахты... – Боюсь, что случилось несчастье. Руфинус подвергся нападению и убит.
– Что-что? Где вы? Что у вас там происходит?
Тео постарался объяснить ситуацию как можно короче. Пижма, видимо, очень удивился, но постигшее его горе скрывал хорошо – можно было подумать, что он только что узнал от садовника о болезни, поразившей его газон.
«Это не совсем честно с моей стороны, – подумал Тео. – Они ведь не такие, как мы».
– Летуница с вами?
– Да.
– Минуту, я поговорю с ней. Кочерыжка? – В голове у Тео что-то щелкнуло – теперь он и фею слышал у себя в ухе, как будто она сидела у него на плече, а не на краю раковины.
– Я слушаю, граф.
– Спасибо, что не оставила нашего гостя в беде. То, что рассказал мастер Вильмос... – Пижма явно хотел узнать, правда ли это, но чувствовал, что Тео будет оскорблен, и потому спросил: – Ты ничего не хочешь добавить?
«А он, кажется, человечнее, чем я думал», – решил Тео.
– В общем, нет, сэр. Мы по уши в дерьме, что верно, то верно.
– Когда приедете в Город, идите прямо в дом Штокрозы. Хотя нет, погоди. Молодой Штокроза, посланный сюда, тоже убит. Это может означать многое, в том числе и то, что у них в доме есть шпионы – или у меня. Последнее даже вероятнее, поскольку вас и беднягу Руфинуса поджидали на станции. – Пижма надолго замолчал и наконец с ощутимой неуверенностью сказал следующее: – Самый надежный и здравомыслящий представитель Эластичных вне клана Маргаритки – это лорд Наперстянка. Он умен, и подводные течения Города знакомы ему, как русалке собственная река.
Тео взглянул на водоросли вокруг своего запястья. Что, в сущности, такое эта русалочья метка? Надо будет попросить Кочерыжку объяснить толком.
– Лорд Наперстянка умен, бесспорно, сэр – даже чересчур, как думают некоторые, – ответила между тем она.
– О чем это ты?
– Да просто кое-кто говорит, будто он в дружбе с лордом Дурманом.
– У Дурмана много друзей – что здесь такого?
– Вам, конечно, лучше знать, сэр, только он...
– Что он? Глушитель – Сорняк, как ты выражаешься? Дурман действительно принадлежит к этой партии, при этом он наиболее терпимый и гибкий из них. Его убеждения во многом совпадают со взглядами нашего клана – за исключением его чрезмерной неприязни к смертным, разумеется. Но кем бы ни был Дурман, лорд Виорель Наперстянка – отнюдь не Сорняк, а вполне разумный центрист, член нашей парламентской фракции. Нет ничего плохого в том, чтобы дружить со своим политическим оппонентом – у нас, в конце концов, не война.
– Прошу прощения, – нахмурилась Кочерыжка, – но ваш кузен погиб, несмотря на мирное время. И насчет засушенного сердца в коробочке Штокрозы тоже, думаю, с вами не согласятся.
Тео прямо-таки видел неодобрительно поджатые губы Пижмы.
– Знатные дома и в особенности их хозяева связаны глубокими и старинными узами, которые не обрываются из-за простых политических расхождений. Дурман и Наперстянка дружат еще с тех пор, как вместе учились в Лозоходной.
Кочерыжка с досадой поерзала на своем насесте, но промолчала.
– Итак, – продолжал Пижма, – в Городе сразу же отправляйтесь в дом Наперстянки. Кочерыжка знает, где это, но если... – Неуверенность на этот раз приобрела мрачный оттенок, который даже Пижма не мог скрыть. – Если вы вдруг расстанетесь, мастер Вильмос, ступайте на Родниковую площадь. Дом Наперстянки вы узнаете сразу – это самая высокая башня на площади. Просто скажите страже, что у вас послание от меня, и покажите им раковину, по которой мы говорим сейчас с вами. Этого, думаю, будет достаточно, чтобы к вам отнеслись серьезно. В противном случае передайте лорду Наперстянке следующие слова: «Пижма напоминает о речной струе».
– Речная струя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182