Однако после того, как портной заметил, что ваши штаны порядком поистрепались и казначей заключил ваши подпорки в новые, я уж не мог отличить ваши ноги от ног грот-марсового матроса.
— Я очень рад, что была сделана такая замена, — смиренно сказал пастор, — если действительно, пока я носил одежду лиц моего звания, существовало такое подобие, как вы говорите.
— При чем тут духовное звание? — возразил Болтроп, переводя дух после нового основательного глотка грога. — Ноги человека всегда останутся его ногами, чему бы ни служило верхнее сооружение. Я еще с детства питал отвращение к коротким штанам — быть может, потому, что представлял себе дьявола именно в них. Вы знаете, пастор, когда говорят о каком-нибудь человеке, всегда представляешь себе его оснастку и снаряжение. Поэтому, раз у меня нет особых причин полагать, что сатана ходит голым… Держи полнее, дурачина, теперь ты идешь прямо на ветер, черт бы тебя подрал! Так вот, я говорю, мне всегда представлялось, что дьявол носит штаны до колен и треуголку. Молодые наши лейтенанты часто являются на смотр по воскресным дням в треуголках, словно пехотные офицеры. Но я скорей вышел бы в ночном колпаке, чем в такой шляпе!
— Я слышу плеск весел! — воскликнул пастор, который, заметив, что штурман представляет себе дьявола гораздо яснее, чем он сам, постарался скрыть свое невежество, переменив тему разговора. — Быть может, это возвращается одна из наших шлюпок?
— Похоже, что так. Если бы мне пришлось высадиться на сушу, я бы уж давно страдал от береговой болезни… А ну-ка, ворочай, ребята, да ложись в дрейф!
Тендер, повинуясь рулю, покатился под ветер и, покачавшись с минуту на борозде меж волн, развернулся носом в сторону скал. Затем, приведя паруса в положение, необходимое для того, чтобы лечь в дрейф, он постепенно потерял скорость и наконец остановился. Во время выполнения этого маневра из тьмы со стороны берега показалась шлюпка, и к тому времени, когда «Быстрый» остановился, она поравнялась с тендером, подойдя к нему на расстояние голоса.
— Эй, на шлюпке! — крикнул Болтроп в рупор, который при содействии его легких издавал звуки, похожие на рев быка.
— Да-да! — ответил голос, который звонко разнесся над волнами без помощи каких-либо вспомогательных инструментов.
— А! Это идет кто-то из лейтенантов со своим вечным «да-да»! — заметил Болтроп. — Ну-ка, боцман, свистни! А вот и другая шлюпка гребет к нам! Эй, на шлюпке!
— «Быстрый»! — отозвался голос с другой стороны.
— «Быстрый»! На этой шлюпке идет само начальство, — сказал штурман. — Сейчас оно поднимется на борт и начнет командовать. Это мистер Гриффит, и я должен сказать, что, несмотря на его пристрастие к пустякам, я все же очень рад, что он вырвался из рук англичан. Сейчас они все разом навалятся на нас!.. Вот и еще одна шлюпка с левого борта. Посмотрим, не спят ли на ней. Эй, на шлюпке?
— «Флаг»! — ответил третий голос из маленькой легкой шлюпки, которая, незамеченная, приблизилась к тендеру, идя прямо от скал.
— «Флаг»? — переспросил Болтроп, в изумлении опуская рупор. — Не слишком ли это большое слово для такой маленькой посудины? Сам Джек Мэнли не произнес бы его более гордо. Сейчас я узнаю, кто так лихо подходит к трофею американского военного корабля! Эй, на шлюпке! На шлюпке, говорю я!
Эти слова, сказанные отрывистым, угрожающим тоном, должны были означать, что тот, кто окликал шлюпку, вовсе не расположен шутить. Поэтому сидевшие на веслах гребцы одновременно подняли весла, словно испугавшись, что за окликом немедленно последуют более сильные средства выяснения истины. Человек на корме, как было видно, при втором оклике вздрогнул и, словно что-то внезапно припомнив, спокойно сказал:
— Нет… нет!
— «Нет… нет» и «флаг» — это совершенно разные ответы, — проворчал Болтроп. — Кто это сидит у вас в шлюпке?
Он все еще продолжал что-то бормотать, когда шлюпка медленно подошла к борту и с ее кормовой банки на палубу тендера поднялся лоцман.
— Это вы, мистер лоцман? — удивился штурман, поднося боевой фонарь на расстояние фута к лицу прибывшего и вглядываясь с тупым недоумением в его гордое и вместе с тем гневное лицо. — Это вы! А я-то считал вас более опытным и никак не мог предположить, что вы подойдете в темноте к военному кораблю с таким словом, когда на обоих судах не найдется ни одного юнги, который бы не знал, что мы никогда не носим в чужих водах флага с раздвоенным концом!»Флаг, флаг»! Будь здесь солдаты, вы могли бы попасть под пули.
Лоцман бросил на него еще более разгневанный взгляд и, не удостоив бедного штурмана ответа, отвернулся и направился к шканцам на самую корму судна. Болтроп еще некоторое время с презрением смотрел ему вслед, но прибытие шлюпки, которую он окликнул первой (это был командирский катер), немедленно отвлекло его внимание.
Барнстейбл, блуждая по морю, долго искал тендер, и, вынужденный сдерживаться в присутствии своих пассажирок, он достиг «Быстрого» далеко не в лучшем расположении духа. Полковник Говард и его племянница в течение всего переезда хранили глубокое молчание: первый — из гордости, а вторая — из-за явного неудовольствия своего дядюшки. Также и Кэтрин, ликуя в душе по поводу столь успешного завершения всех ее планов, все же решила подражать им хоть на некоторое время для соблюдения приличий. Барнстейбл несколько раз обращался к ней, но она отвечала очень кратко, стараясь лишь не обидеть своего возлюбленного. При этом она всем своим поведением ясно давала понять, что предпочитает молчание. Поэтому лейтенант, после того как он помог дамам подняться на борт тендера и предложил такие же услуги полковнику Говарду, который их холодно отверг, отошел с раздражением, свойственным военным морякам ничуть не в меньшей мере, чем всем другим людям, и сорвал свое дурное настроение на тех, с кем мог себе это позволить.
— Что это значит, мистер Болтроп? — закричал он. — Подошла шлюпка с дамами, а вы держите гафель поднятым так, что подветренная шкаторина паруса натянута, как скрипичная струна! Сейчас же потравите дерик-фал, сэр!
— Есть, сэр! — проворчал штурман. — Эй, там, потравите фал! Судно и так не продвинется вперед на десятую часть кабельтова за целый месяц, когда у него все кливера обтянуты! — Сопровождаемый кротким пастором, он с угрюмым видом удалился на бак, добавив: — Я бы скорее мог ожидать, что мистер Барнстейбл привезет с собой живого быка, чем эти юбки! Один бог ведает, что станется теперь с фрегатом! И так мы не знали, куда деваться от всех этих треуголок и прочих пряжек, а теперь эти женщины с их картонками превратят наш фрегат в настоящий Ноев ковчег! Удивительно, как это они не поднялись на борт в карете, запряженной шестеркой лошадей, или, по крайней мере, в одноконном фаэтоне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— Я очень рад, что была сделана такая замена, — смиренно сказал пастор, — если действительно, пока я носил одежду лиц моего звания, существовало такое подобие, как вы говорите.
— При чем тут духовное звание? — возразил Болтроп, переводя дух после нового основательного глотка грога. — Ноги человека всегда останутся его ногами, чему бы ни служило верхнее сооружение. Я еще с детства питал отвращение к коротким штанам — быть может, потому, что представлял себе дьявола именно в них. Вы знаете, пастор, когда говорят о каком-нибудь человеке, всегда представляешь себе его оснастку и снаряжение. Поэтому, раз у меня нет особых причин полагать, что сатана ходит голым… Держи полнее, дурачина, теперь ты идешь прямо на ветер, черт бы тебя подрал! Так вот, я говорю, мне всегда представлялось, что дьявол носит штаны до колен и треуголку. Молодые наши лейтенанты часто являются на смотр по воскресным дням в треуголках, словно пехотные офицеры. Но я скорей вышел бы в ночном колпаке, чем в такой шляпе!
— Я слышу плеск весел! — воскликнул пастор, который, заметив, что штурман представляет себе дьявола гораздо яснее, чем он сам, постарался скрыть свое невежество, переменив тему разговора. — Быть может, это возвращается одна из наших шлюпок?
— Похоже, что так. Если бы мне пришлось высадиться на сушу, я бы уж давно страдал от береговой болезни… А ну-ка, ворочай, ребята, да ложись в дрейф!
Тендер, повинуясь рулю, покатился под ветер и, покачавшись с минуту на борозде меж волн, развернулся носом в сторону скал. Затем, приведя паруса в положение, необходимое для того, чтобы лечь в дрейф, он постепенно потерял скорость и наконец остановился. Во время выполнения этого маневра из тьмы со стороны берега показалась шлюпка, и к тому времени, когда «Быстрый» остановился, она поравнялась с тендером, подойдя к нему на расстояние голоса.
— Эй, на шлюпке! — крикнул Болтроп в рупор, который при содействии его легких издавал звуки, похожие на рев быка.
— Да-да! — ответил голос, который звонко разнесся над волнами без помощи каких-либо вспомогательных инструментов.
— А! Это идет кто-то из лейтенантов со своим вечным «да-да»! — заметил Болтроп. — Ну-ка, боцман, свистни! А вот и другая шлюпка гребет к нам! Эй, на шлюпке!
— «Быстрый»! — отозвался голос с другой стороны.
— «Быстрый»! На этой шлюпке идет само начальство, — сказал штурман. — Сейчас оно поднимется на борт и начнет командовать. Это мистер Гриффит, и я должен сказать, что, несмотря на его пристрастие к пустякам, я все же очень рад, что он вырвался из рук англичан. Сейчас они все разом навалятся на нас!.. Вот и еще одна шлюпка с левого борта. Посмотрим, не спят ли на ней. Эй, на шлюпке?
— «Флаг»! — ответил третий голос из маленькой легкой шлюпки, которая, незамеченная, приблизилась к тендеру, идя прямо от скал.
— «Флаг»? — переспросил Болтроп, в изумлении опуская рупор. — Не слишком ли это большое слово для такой маленькой посудины? Сам Джек Мэнли не произнес бы его более гордо. Сейчас я узнаю, кто так лихо подходит к трофею американского военного корабля! Эй, на шлюпке! На шлюпке, говорю я!
Эти слова, сказанные отрывистым, угрожающим тоном, должны были означать, что тот, кто окликал шлюпку, вовсе не расположен шутить. Поэтому сидевшие на веслах гребцы одновременно подняли весла, словно испугавшись, что за окликом немедленно последуют более сильные средства выяснения истины. Человек на корме, как было видно, при втором оклике вздрогнул и, словно что-то внезапно припомнив, спокойно сказал:
— Нет… нет!
— «Нет… нет» и «флаг» — это совершенно разные ответы, — проворчал Болтроп. — Кто это сидит у вас в шлюпке?
Он все еще продолжал что-то бормотать, когда шлюпка медленно подошла к борту и с ее кормовой банки на палубу тендера поднялся лоцман.
— Это вы, мистер лоцман? — удивился штурман, поднося боевой фонарь на расстояние фута к лицу прибывшего и вглядываясь с тупым недоумением в его гордое и вместе с тем гневное лицо. — Это вы! А я-то считал вас более опытным и никак не мог предположить, что вы подойдете в темноте к военному кораблю с таким словом, когда на обоих судах не найдется ни одного юнги, который бы не знал, что мы никогда не носим в чужих водах флага с раздвоенным концом!»Флаг, флаг»! Будь здесь солдаты, вы могли бы попасть под пули.
Лоцман бросил на него еще более разгневанный взгляд и, не удостоив бедного штурмана ответа, отвернулся и направился к шканцам на самую корму судна. Болтроп еще некоторое время с презрением смотрел ему вслед, но прибытие шлюпки, которую он окликнул первой (это был командирский катер), немедленно отвлекло его внимание.
Барнстейбл, блуждая по морю, долго искал тендер, и, вынужденный сдерживаться в присутствии своих пассажирок, он достиг «Быстрого» далеко не в лучшем расположении духа. Полковник Говард и его племянница в течение всего переезда хранили глубокое молчание: первый — из гордости, а вторая — из-за явного неудовольствия своего дядюшки. Также и Кэтрин, ликуя в душе по поводу столь успешного завершения всех ее планов, все же решила подражать им хоть на некоторое время для соблюдения приличий. Барнстейбл несколько раз обращался к ней, но она отвечала очень кратко, стараясь лишь не обидеть своего возлюбленного. При этом она всем своим поведением ясно давала понять, что предпочитает молчание. Поэтому лейтенант, после того как он помог дамам подняться на борт тендера и предложил такие же услуги полковнику Говарду, который их холодно отверг, отошел с раздражением, свойственным военным морякам ничуть не в меньшей мере, чем всем другим людям, и сорвал свое дурное настроение на тех, с кем мог себе это позволить.
— Что это значит, мистер Болтроп? — закричал он. — Подошла шлюпка с дамами, а вы держите гафель поднятым так, что подветренная шкаторина паруса натянута, как скрипичная струна! Сейчас же потравите дерик-фал, сэр!
— Есть, сэр! — проворчал штурман. — Эй, там, потравите фал! Судно и так не продвинется вперед на десятую часть кабельтова за целый месяц, когда у него все кливера обтянуты! — Сопровождаемый кротким пастором, он с угрюмым видом удалился на бак, добавив: — Я бы скорее мог ожидать, что мистер Барнстейбл привезет с собой живого быка, чем эти юбки! Один бог ведает, что станется теперь с фрегатом! И так мы не знали, куда деваться от всех этих треуголок и прочих пряжек, а теперь эти женщины с их картонками превратят наш фрегат в настоящий Ноев ковчег! Удивительно, как это они не поднялись на борт в карете, запряженной шестеркой лошадей, или, по крайней мере, в одноконном фаэтоне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117