– Вот и закройте ее сами.
Эппштадт одарил Брамса взглядом, полным укоризны.
– Или не закрывайте, – смилостивился Джерри. – Оставайтесь здесь, если так вам подсказывает инстинкт самосохранения. А парень пусть остается там. Навсегда.
– И все же, как лучше поступить?
– Как хотите. Только знайте – чем дольше вы медлите, тем меньше у вас шансов увидеть этого молодого человека.
– Зря я послал его туда, – вздохнул Эппштадт.
– Вот как? Не думал, что услышу от вас нечто подобное.
– Что именно?
– Признание своей ошибки. Сожаление. Этот дом изменил даже вас. Воистину его возможности безграничны.
Эппштадт счел за благо промолчать. Он неотрывно смотрел в глубину лестничного пролета, надеясь, что из темноты вот-вот появится симпатичная физиономия молодого официанта. Но внизу по-прежнему носились только клубы пыли, вздымаемые ветром.
– Джой!!! – что было мочи заорал Эппштадт.
Даже эхо не пожелало ему ответить. Казалось, недра дома поглотили звук его голоса.
– Я поднимусь наверх, – сказал Джерри. – Посмотрю, нет ли там кого.
– Вы думаете, Максин все еще в саду?
– Скорее всего. Насколько я помню, во время землетрясений она предпочитает находиться на воздухе. Боится, что на нее рухнет крыша. Полагаю, через некоторое время она придет в себя и вернется в дом.
– Спасибо за информацию, – с подчеркнутой любезностью сказал Эппштадт.
– Всегда рад служить, – еще любезнее откликнулся Джерри.
– Я вам не слишком нравлюсь, правда? – неожиданно выпалил Эппштадт.
– Маленькие Калигулы всегда были необходимы в Голливуде, – глубокомысленно изрек Джерри, пожав плечами.
И, оставив Эппштадта в полной растерянности, он двинулся вверх по лестнице. Расположение комнат в доме Брамс помнил отлично. На верхнюю площадку выходили три двери. Одна вела в коридор – тот, в свою очередь, вел в просторную спальню, с которой соседствовала ванная. До своей гибели эту спальню занимал Марко Капуто. За второй дверью находился небольшой кабинет. А за третьей – хозяйская опочивальня, поражавшая своими грандиозными размерами. К ней прилегала громадная гардеробная и роскошная, изысканно отделанная ванная.
За всю свою жизнь Джерри оказывался в этой комнате всего два или три раза, но сохранил об этих посещениях неизгладимые воспоминания. Воспоминания о своей юности, а точнее отрочестве (тогда ему было лет двенадцать, самое большее тринадцать). Воспоминания о лестном внимании Кати, которая пригласила его к себе. О, как она была прекрасна, как невыразимо прекрасна. Ему казалось, он очутился на ложе богини. Поначалу Джерри боялся даже дотронуться до нее пальцем, но она нежно и снисходительно помогла ему избавиться от всех страхов.
Жизнь его сложилась так, что Катя до сих пор оставалась единственной женщиной, которую он познал. Когда ему было двадцать, он не сомневался, что его гомосексуальные пристрастия – всего лишь следствие тех волшебных ночей. Ни одна женщина, говорил он себе, не может сравниться с Катей Люпи, и поэтому он не испытывает к ним влечения. Впрочем, потом он понял: это было лишь попыткой оправдаться в собственных глазах. Он был рожден гомосексуалистом, и Катя стала единственным исключением из правила. Потрясающим, изумительным исключением.
Когда Джерри взялся за ручку двери хозяйской опочивальни, по дому вновь пробежала дрожь. То было всего лишь легкое эхо стихнувшего землетрясения. Однако же этого слабого толчка оказалось достаточно, чтобы старинная люстра, свисавшая с потолка, принялась раскачиваться, мелодично звеня хрустальными подвесками. Схватившись за перила, Джерри замер, выжидая, не последует ли за этим запоздалым ударом второй. Однако все было тихо.
Джерри окинул взглядом лестницу. Никого не видно. Тогда он попытался открыть дверь, однако выяснилось, что комната заперта изнутри. Из этого следовал только один вывод: в спальне кто-то есть. И возможно, не один. Взглянув на полированные половицы под ногами, Джерри увидел на блестящем дереве несколько капель воды.
Теперь ему ничего не стоило сложить воедино разрозненные частицы головоломки; еще проще было представить, что сейчас происходит за запертой дверью. Непостижимым образом Тодд и Катя выдержали схватку с Тихим океаном Они остались живы и теперь, без сомнения, крепко спят в исполинской постели. Джерри мучительно хотелось проскользнуть сквозь дверь и увидеть, как они лежат, нежно прижавшись друг к другу. Оба обнаженные, Тодд уткнулся лицом в подушку, Катя обвила его рукой. Возможно, она слегка похрапывает – несколько раз, когда ей случалось задремать в присутствии Джерри, он слышал, как она уютно сопит носом.
Джерри далек был от того, чтобы упрекать Катю за неуемность в удовлетворении похоти. Он понимал, почему она так ненасытна: ночи, проведенные в объятиях влюбленных мужчин, позволяли ей ощущать вкус жизни и сознавать ее прелесть.
К тому же какая-то часть его существа упорно надеялась, что если он будет хранить верность Кате, если исполнит свою роль до конца, то однажды настанет вожделенный миг, когда она вновь позволит ему утолить любовный голод. Миг, когда она докажет, что годы не властны над их влечением друг к другу.
Брамс тихонько отошел от двери и бегом бросился вниз, оставив спящих во власти блаженного забытья.
Дойдя до площадки, на которой он оставил Эппштадта, Джерри обнаружил, что тот исчез. Как видно, могущественный кинобосс поборол-таки страх и отправился вниз на поиски молодого официанта. Брамс прислушался. Снизу не доносилось ни звука. Завывания ветра стихли. Дверь больше не хлопала.
Тогда он направился к парадной двери, которая была распахнута настежь.
Возможно, теперь было самое время покинуть этот дом. Ему здесь больше нечего делать. В помощи его никто не нуждался. Катя нашла своего мужчину. Тодд, переживший столько разочарований, обрел в ее объятиях вожделенный покой и безмятежность. Джерри оставалось лишь молча попрощаться с домом и исчезнуть.
Несколько минут Брамс стоял на пороге, не в силах сделать решающий шаг. И все же он надумал задержаться еще немного. Ему хотелось увидеть, какое лицо будет у Максин, когда та обнаружит, что Тодд жив и здоров. Джерри отправился в кухню, сел и исполнился ожиданием – наиболее привычным занятием для человека, предпочитавшего наблюдать за жизнью других, а не жить своею собственной.
Запоздалый удар землетрясения застал Эппштадта на предпоследней ступеньке лестницы. Хотя Гарри отнюдь не отличался проворством и ловкостью, две ступеньки, отделявшие его от двери в подвал, он преодолел одним прыжком. Стены издавали злобное рычание, словно там были замурованы голодные тигры. Эппштадт понимал, что подвал далеко не самое удачное место для того, чтобы переждать землетрясение – особенно если этот легкий толчок окажется не запоздалым эхом, а предвестием нового разгула стихии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192