Я инстинктивно ожидал, что вслед за этим на моем клинке запляшут зеленые огоньки.
И они внезапно заплясали. Неужели моя мысль каким-то образом воспроизвела их? А может, в этом месте я обладал силой более мощной, чем память, которая связывала меня с предметами из прошлого?
Глаза высокого матроса расширились, когда он увидел загадочное мерцание на наконечнике моего оружия. Но он занес дубинку над левым плечом и снова махнул ей. Я опять отступил. Но не так, как прежде. Вспомнив дорогой урок одного знаменитого французского фехтовальщика, который однажды был проездом в нашем городе, я отступил только на один шаг левой ногой, правую очень быстро поставил назад, поднял сабля вверх, вперед, по кругу и над головой, превратив ее в рапиру, чтобы после выпада нанести удар, которым успел ранить противника в руку прежде, чем он сгруппировался после своей промашки. Немедленно после этого я сделал еще один выпад и нанес колющий удар в шею противника.
Потом я взглянул на Петерса и увидел, как он швырнул своего безухого оппонента на того, который стал подниматься. Человек, которого он ударил в грудь, упал плашмя, из его ушей, носа и рта лилась кровь. На всякий случай я взглянул назад. Матрос, которому я рассек грудь, так и лежал возле трапа. Он не дышал.
Трое из шести были повержены, двое атаковали Петерса, а последний в это время вынимал своей стилет из левого подреберья Ганса Поля. Он перевел свое внимание на Петерса, который, пригнувшись, вытянул обе руки вперед в направлении двоих, которые, придя в себя, вновь напали на него. Улыбаясь, дородный матрос двинулся им на помощь, размахивая своей дубинкой в левой руке, держа нож в правой пониже, на уровне бедра. Когда он перешагивал через бездыханное тело капитана Гая, я услышал короткий выстрел из пистолета. Дубинка выскользнула из его руки, и он припал на колено, зажимая левой рукой живот.
За нескончаемым ревом воронки Симмеса я услышал, как он сказал: – Я думал, что ты мертв!
Потом он опустился на второе колено и я смог увидеть капитана Гая, который опершись спиной о швартовную тумбу, держал в правой руке небольшой крупнокалиберный пистолет, на губах его была еле заметная улыбка.
– Ты ошибся, – сказал капитан.
Я бросился на тех двоих, которые атаковали Петерса. Один из них поднял саблю, оставленную кем-то. Когда он почувствовал мое приближение, то повернулся ко мне лицом. Он согнулся в талии и выставил оружие вбок под углом, направленным на меня, размахивая при этом другой рукой, выставленной вперед, – очевидная и неумелая попытка перенести технику ножевого боя на более тяжелое оружие. Тогда, испытывая к нему почти презрение, я сделал выпад вперед. Для опытного фехтовальщика тут не было проблем.
Пяткой я угодил в птичий помет и поскользнулся. Таким образом моя гордыня была наказана. Мой противник мигом наскочил на меня, пытаясь направить лезвие своего оружия поперек моего горла. Каждый из нас, конечно, пытался угодить другому коленом в пах, но оба успешно подставляли при этом бедро. В процессе этого я смог высвободить свою правую руку с саблей, которую мой противник прижал коленом после моего падения. Но в этой позиции я не мог размахнуться, притом мешала тяжесть навалившегося на меня неприятеля. Молниеносным движением руки я подставил ее под клинок, направленный на меня. К несчастью, мне пришлось отражать лезвие. К счастью, оно не было слишком острым. К несчастью, оно все же было острым…
Я почувствовал, как оно коснулось моей ладони, и он улыбнулся, когда побежала кровь и закапала мне на рубашку; он дышал мне прямо в лицо, что было явным предзнаменованием моей гибели. Его зубы были в очень плохом состоянии.
Я слышал, как Петерс все еще сражался со своим противником. Корабль опять «нырнул», и лезвие еще глубже вошло в ладонь моей левой руки. Раскаты Симмеса грохотали теперь, словно тысячи Ниагар. В маленьком просвете, который открывался в моей неловкой позиции, я мог видеть слева от себя уходящую высоко в небо огромную башню из белого тумана, плывшую, маячившую, склонявшуюся к нам, как огромная человеческая фигура, покрытая саваном, белая, как кость, снег или кожа мертвеца…
Я смачно плюнул в лицо своему противнику, что было против правил джентльменства и санитарии. Это не был один из тех приемов, которым научил меня знаменитый французский фехтовальщик. Этот урок мне преподал молодой английский офицер по имени Флет, с которым мы пьянствовали однажды ночью. Этот трюк произвел на него настолько обескураживающее действие, что чуть не стоил ему жизни во время дуэли. С тех пор это запомнилось мне как пример чудовищного нарушения этикета. К счастью, я и не офицер, и не джентльмен, поэтому прием сработал превосходно. Он отшатнулся назад, этого мне было достаточно, чтобы сцепив зубы, сделать бросок, сжать, превозмогая боль, в кулак правую руку и направить удар туда, где был источник зловонного дыхания. Но он не отшатнулся назад, как я надеялся, своим весом он все еще держал меня. В это время тощая мертвенно-белая Фигура, словно земное воплощение туманного призрака, схватила его за шею и повернула, отпрыгивая от меня.
Моего противника качнуло в сторону Вальдемара, когда он оказался на ногах. Он отставил назад правый локоть, нацелившись своим оружием прямо в живот Вальдемару; потом он дал ему ход, проткнув насквозь моего спасителя. Вальдемар свернул ему шею, и я услышал треск. Потом он оставил его и опустил глаза.
– О! Ирония судьбы! – заметил он. – Отправлять других к тому берегу, которого не могу достичь сам!
Он вытащил из себя саблю и бросил ее.
– Спасибо, – сказал я. – Постараемся что-нибудь сделать для вас в один из ближайших дней. Ей богу.
В это время справа от меня раздался отрывистый лающий смех, и я посмотрел туда как раз в тот момент, когда Петерс правой рукой поднял с палубы окровавленный клинок, а в левой держал скальп.
– В ознаменование маленького успеха, – заметил я.
– Это был двойной успех, Эдди, – ответил он, и мы оба повернулись в сторону капитана и Поля.
Оба были еще живы, но в очень плохом состоянии. Мы постарались помочь им, как могли. Ни один из бунтарей не выжил. Поль бормотал что-то на своем непонятном языке.
– Он говорит, чтобы мы быстрее принесли воздушный шар сюда, и он скажет, как с ним обращаться, – перевел Петерс.
– Хорошо, – ответил я. – Пошли.
Мы пробежали мимо Лиги, которая стояла улыбаясь. Могу поклясться, что в какое-то мгновение я увидел кровь в уголке ее рта, но она провела по губам языком, и видение исчезло, осталась только улыбка.
Мы вытащили шар наверх и развернули его, не зная, сколько времени осталось.
Поль указывал, что надо делать, чтобы надуть его. Петерс вынужден был наклоняться к нему, чтобы услышать инструкции, так как голос его совсем ослаб, а грохот Симмеса все наращивал силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
И они внезапно заплясали. Неужели моя мысль каким-то образом воспроизвела их? А может, в этом месте я обладал силой более мощной, чем память, которая связывала меня с предметами из прошлого?
Глаза высокого матроса расширились, когда он увидел загадочное мерцание на наконечнике моего оружия. Но он занес дубинку над левым плечом и снова махнул ей. Я опять отступил. Но не так, как прежде. Вспомнив дорогой урок одного знаменитого французского фехтовальщика, который однажды был проездом в нашем городе, я отступил только на один шаг левой ногой, правую очень быстро поставил назад, поднял сабля вверх, вперед, по кругу и над головой, превратив ее в рапиру, чтобы после выпада нанести удар, которым успел ранить противника в руку прежде, чем он сгруппировался после своей промашки. Немедленно после этого я сделал еще один выпад и нанес колющий удар в шею противника.
Потом я взглянул на Петерса и увидел, как он швырнул своего безухого оппонента на того, который стал подниматься. Человек, которого он ударил в грудь, упал плашмя, из его ушей, носа и рта лилась кровь. На всякий случай я взглянул назад. Матрос, которому я рассек грудь, так и лежал возле трапа. Он не дышал.
Трое из шести были повержены, двое атаковали Петерса, а последний в это время вынимал своей стилет из левого подреберья Ганса Поля. Он перевел свое внимание на Петерса, который, пригнувшись, вытянул обе руки вперед в направлении двоих, которые, придя в себя, вновь напали на него. Улыбаясь, дородный матрос двинулся им на помощь, размахивая своей дубинкой в левой руке, держа нож в правой пониже, на уровне бедра. Когда он перешагивал через бездыханное тело капитана Гая, я услышал короткий выстрел из пистолета. Дубинка выскользнула из его руки, и он припал на колено, зажимая левой рукой живот.
За нескончаемым ревом воронки Симмеса я услышал, как он сказал: – Я думал, что ты мертв!
Потом он опустился на второе колено и я смог увидеть капитана Гая, который опершись спиной о швартовную тумбу, держал в правой руке небольшой крупнокалиберный пистолет, на губах его была еле заметная улыбка.
– Ты ошибся, – сказал капитан.
Я бросился на тех двоих, которые атаковали Петерса. Один из них поднял саблю, оставленную кем-то. Когда он почувствовал мое приближение, то повернулся ко мне лицом. Он согнулся в талии и выставил оружие вбок под углом, направленным на меня, размахивая при этом другой рукой, выставленной вперед, – очевидная и неумелая попытка перенести технику ножевого боя на более тяжелое оружие. Тогда, испытывая к нему почти презрение, я сделал выпад вперед. Для опытного фехтовальщика тут не было проблем.
Пяткой я угодил в птичий помет и поскользнулся. Таким образом моя гордыня была наказана. Мой противник мигом наскочил на меня, пытаясь направить лезвие своего оружия поперек моего горла. Каждый из нас, конечно, пытался угодить другому коленом в пах, но оба успешно подставляли при этом бедро. В процессе этого я смог высвободить свою правую руку с саблей, которую мой противник прижал коленом после моего падения. Но в этой позиции я не мог размахнуться, притом мешала тяжесть навалившегося на меня неприятеля. Молниеносным движением руки я подставил ее под клинок, направленный на меня. К несчастью, мне пришлось отражать лезвие. К счастью, оно не было слишком острым. К несчастью, оно все же было острым…
Я почувствовал, как оно коснулось моей ладони, и он улыбнулся, когда побежала кровь и закапала мне на рубашку; он дышал мне прямо в лицо, что было явным предзнаменованием моей гибели. Его зубы были в очень плохом состоянии.
Я слышал, как Петерс все еще сражался со своим противником. Корабль опять «нырнул», и лезвие еще глубже вошло в ладонь моей левой руки. Раскаты Симмеса грохотали теперь, словно тысячи Ниагар. В маленьком просвете, который открывался в моей неловкой позиции, я мог видеть слева от себя уходящую высоко в небо огромную башню из белого тумана, плывшую, маячившую, склонявшуюся к нам, как огромная человеческая фигура, покрытая саваном, белая, как кость, снег или кожа мертвеца…
Я смачно плюнул в лицо своему противнику, что было против правил джентльменства и санитарии. Это не был один из тех приемов, которым научил меня знаменитый французский фехтовальщик. Этот урок мне преподал молодой английский офицер по имени Флет, с которым мы пьянствовали однажды ночью. Этот трюк произвел на него настолько обескураживающее действие, что чуть не стоил ему жизни во время дуэли. С тех пор это запомнилось мне как пример чудовищного нарушения этикета. К счастью, я и не офицер, и не джентльмен, поэтому прием сработал превосходно. Он отшатнулся назад, этого мне было достаточно, чтобы сцепив зубы, сделать бросок, сжать, превозмогая боль, в кулак правую руку и направить удар туда, где был источник зловонного дыхания. Но он не отшатнулся назад, как я надеялся, своим весом он все еще держал меня. В это время тощая мертвенно-белая Фигура, словно земное воплощение туманного призрака, схватила его за шею и повернула, отпрыгивая от меня.
Моего противника качнуло в сторону Вальдемара, когда он оказался на ногах. Он отставил назад правый локоть, нацелившись своим оружием прямо в живот Вальдемару; потом он дал ему ход, проткнув насквозь моего спасителя. Вальдемар свернул ему шею, и я услышал треск. Потом он оставил его и опустил глаза.
– О! Ирония судьбы! – заметил он. – Отправлять других к тому берегу, которого не могу достичь сам!
Он вытащил из себя саблю и бросил ее.
– Спасибо, – сказал я. – Постараемся что-нибудь сделать для вас в один из ближайших дней. Ей богу.
В это время справа от меня раздался отрывистый лающий смех, и я посмотрел туда как раз в тот момент, когда Петерс правой рукой поднял с палубы окровавленный клинок, а в левой держал скальп.
– В ознаменование маленького успеха, – заметил я.
– Это был двойной успех, Эдди, – ответил он, и мы оба повернулись в сторону капитана и Поля.
Оба были еще живы, но в очень плохом состоянии. Мы постарались помочь им, как могли. Ни один из бунтарей не выжил. Поль бормотал что-то на своем непонятном языке.
– Он говорит, чтобы мы быстрее принесли воздушный шар сюда, и он скажет, как с ним обращаться, – перевел Петерс.
– Хорошо, – ответил я. – Пошли.
Мы пробежали мимо Лиги, которая стояла улыбаясь. Могу поклясться, что в какое-то мгновение я увидел кровь в уголке ее рта, но она провела по губам языком, и видение исчезло, осталась только улыбка.
Мы вытащили шар наверх и развернули его, не зная, сколько времени осталось.
Поль указывал, что надо делать, чтобы надуть его. Петерс вынужден был наклоняться к нему, чтобы услышать инструкции, так как голос его совсем ослаб, а грохот Симмеса все наращивал силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58