Когда на следующий день Беран вернулся, ему сообщили, что дитя принадлежало Лорду Палафоксу, и что, узнав об этом, девушка вернулась к нему в дом, чтобы получить вознаграждение за вынашивание и рождение ребенка. Действительные обстоятельства дела тщательно скрывались: в Институте Брейкнесса ничто так не могло уронить престиж человека в глазах равных ему, как эпизод подобного рода — если женщина предпочла убить себя, только бы не носить его ребенка.
Неделю Беран сидел у себя в комнате или гулял по холодным улицам до тех пор, пока его тело выдерживало напор ветра. Тогда ноги сами несли его домой. Никогда прежде собственная жизнь не казалась Берану гнетущей.
Наконец он очнулся от столбняка и тоски и со всей страстью погрузился в учебу, набивая мозг знаниями, чтобы вытеснить горе.
Прошло два года. Беран стал выше ростом, время обострило черты его лица. А Гитан Нецко осталась в его памяти как горькое, но приятное сновидение.
За эти годы приключилось два странных события, которым он, как ни старался, не мог найти объяснения. Однажды он встретил в коридоре Института Палафокса — тот поглядел на него таким ледяным взглядом, что Беран застыл от изумления. Уж кому следовало печалиться, так это ему, Берану. Откуда такая враждебность Палафокса?
В другой раз он случайно поднял глаза от книги в библиотеке, и обнаружил, что группа высокопоставленных Магистров, стоя поодаль, наблюдает за ним. Магистры выглядели довольными и глядели на него пристально с таким видом, будто только что смеялись над интимным анекдотом. Да, вот в чем было дело — причиной всему послужила бедная Гитан Нецко. Факт ее исчезновения скрывался слишком тщательно, и вот теперь эти мудрейшие с усмешкой указывали друг другу на Берана — того самого юношу, который, как они выражались, настолько «превзошел» Лорда Палафокса, что девушка убила себя, только чтобы не возвращаться в спальню Лорда.
Шутка в конце концов утратила свежесть и поистерлась от времени. После исчезновения Гитан Нецко Беран снова зачастил в космопорт — как надеясь узнать последние новости с пао, так и разглядывая вновь прибывающих женщин. И вот во время своего четвертого визита он с удивлением увидел, что из лихтера высаживается большая группа юношей — сорок или пятьдесят — определенно паонитского происхождения. Когда он подошел достаточно близко и смог расслышать их речь, его предположение подтвердилось: да, это действительно были паониты!
Он приблизился к одному из юношей, когда те стояли в ожидании регистрации — это был высокий молодой человек, едва ли старше самого Берана, со спокойным лицом. Беран старался говорить небрежно:
— Как дела на Пао?
Новоприбывший посмотрел внимательно и оценивающе, как бы взвешивая, насколько можно быть откровенным с этим человеком.
— Настолько хорошо, насколько позволяет настоящее положение дел.
Большего Беран и не ждал:
— А что вы делаете здесь? Вас так много…
— Мы студенты-лингвисты, прибыли сюда на стажировку.
— Лингвисты? На Пао? Откуда? Что за новости?..
Юноша поглядел на Берана:
— Ты говоришь по-паонитски так, будто это твой родной язык. Странно, что ты так мало знаешь о событиях на Пао.
— Я живу на Брейкнессе вот уже восемь лет. Ты — второй паонит, которого я вижу за это время.
— Да, теперь понятно… Ну, все очень сильно изменилось. И сегодня для того, чтобы просто попросить стакан воды, паонит должен знать пять языков.
Движущаяся платформа подкатила к площадке. Беран шагал рядом с юношей, как когда-то с Гитан Нецко. Пока он смотрел, как имена паонитов заносили в книгу регистрации, в голову ему пришла мысль, настолько поразительная, что он с трудом смог проговорить:
— А долго вы будете учиться здесь?
— Год.
Беран чуть отступил назад и внимательно оценил ситуацию. План казался осуществимым — да в любом случае, что он терял?
Он оглядел свой костюм — типичная одежда Брейкнесса. Спрятавшись за угол, он стащил с себя блузу и фуфайку, надел их в обратном порядке и выпустил поверх брюк: так он более или менее стал походить на прочих паонитов.
Беран встал в конец шеренги. Стоявший впереди юноша удивленно оглянулся, но ничего не сказал. Постепенно он продвинулся к столу регистрации. За ним хозяйничал молодой преподаватель института — всего четырьмя или пятью годами старше Берана. Преподавателю, казалось, наскучило его занятие, и он едва взглянул на подошедшего к столу Берана.
— Имя? — с трудом выговорил он на паонитском.
— Эрколе Парайо.
Молодой учитель задумчиво изучил список.
— По буквам, пожалуйста.
Беран по складам произнес свое новое, только что придуманное имя.
— Странно, — пробормотал молодой преподаватель, — вас нет в списке… Какой-то идиот… — его голос понизился до шепота, он крутил лист в руках,
— снова по буквам.
Беран по буквам снова произнес имя, и преподаватель вписал его в конец регистрационного списка:
— Очень хорошо — вот ваш паспорт. Держите его при себе все время, пока вы находитесь на Брейкнессе. Когда будете возвращаться на Пао, паспорт сдадите.
Беран прошел вслед за остальными к ожидающему их транспорту и уже в новом качестве — студента-стажера Эрколе Парайо, поехал в новое общежитие. Надежда казалась почти фантастической… А, впрочем, почему бы нет?
Студентам-лингвистам было трудно обнаружить чужака: их мысли целиком были поглощены новизной Брейкнесса. И кому вообще придет в голову разыскивать Берана, отверженного воспитанника Палафокса? Да никому. Каждый из студентов Института отвечал лишь за себя. И как Эрколе Парайо, он будет обладать достаточной свободой, чтобы вновь превратиться в Берана Панаспера.
Ему вместе с другими студентами-лингвистами с Пао указали общежитие и место за обеденным столом.
Учащиеся класса были приглашены в пустой, без мебели, каменный зал с потолком из прозрачного стекла. Бледный солнечный свет косо падал на стену, лишь обозначая разницу между светом и тенью.
Молодой преподаватель института, по имени Финистерл, один из бесчисленных сыновей Палафокса, обратился к группе с речью. Беран часто замечал его — высокий, даже более худощавый, чем средний человек Брейкнесса, с таким же острым носом, как у Палафокса, и решительным лбом, но с карими глазами и темной — цвета дубовой коры, кожей, унаследованными от безымянной матери. Он говорил спокойно, вежливо, переводя взгляд с лица на лицо, и Беран заволновался, что Финистерл может его узнать.
— В каком-то смысле вы — экспериментальная группа, — говорил Финистерл. — Задача такова: большое количество паонитов должно быстро выучить много языков. Группа, обученная здесь, на Брейкнессе, явится средством для достижения этой цели. Возможно, некоторые из вас смущены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43