Другой рукой Горелл подпирал лицо. Его мертвые глаза уставились в пол.
Морли подбежал к нему:
- Лэнг! Авери! Позовите санитаров! - Он добрался до Горелла и потянул его из кресла. - Лэнг! - позвал он снова.
Лэнг все еще смотрел на часы. Тело его застыло в жесткой, неестественной позе восковой фигуры. Морли уложил Горелла на кушетку, затем склонился над Лэнгом и заглянул ему в лицо. Потом потянулся к Авери, отвел в сторону журнал и тронул его за плечо. Голова Авери безвольно качнулась. Журнал выпал у него из рук, пальцы которых так и остались в скрюченном положении у него перед лицом.
Морли перешагнул через лежащие на проигрывателе ноги Авери и дотянулся до кнопки. Он включил его и повернул ручку объема звука на полную мощность.
Звонок тревоги загремел над дверью в комнату санитаров.
- Вас не было с ними? - резко спросил Нейл.
- Нет, - сознался Морли. Они стояли у двери палаты интенсивной терапии. Двое санитаров только что привели в готовность блок электротерапии и увозили его корпус на тележке. За пределами гимнастического зала происходило суетливое движение санитаров и интернов. Все огни, за исключением плафонов в центре потолка зала, были выключены, и сам зал напоминал теперь театральную сцену, опустевшую после представления.
- Я просто заскочил в офис, чтобы забрать свежие карточки тестирования, - объяснял он. - Меня не было дольше десяти минут.
- Вам надлежало наблюдать за ними неотступно, - выпалил Нейл. - Никуда не отлучаться, как бы вам этого ни хотелось. На кой черт мы нагородили и зал, и весь этот цирк?
Это происходило вскоре после пяти тридцати утра. Бесполезно промучавшись над тремя людьми в течение двух часов, он был близок к полному истощению. Он посмотрел на них, лежавших безучастно на своих койках, прикрытых простынями по самые подбородки. Они почти не изменились, но их открытые глаза не мигали, а на словно опустевших лицах было написано полнейшее безразличие.
Интерн склонился над Лэнгом, вспрыскивая ему подкожное. Морли уставился в пол.
- Думаю, рано или поздно они все равно ушли бы.
- Как вы можете говорить такое? - Нейл сжал губы. Он чувствовал себя изможденным и обессилевшим. Он знал, что Морли, вероятно, прав - те трое отключились окончательно, не выказывали никакой реакции ни на инсулин, ни на электрошоки, пребывая в состоянии кататонического ступора. Однако, как всегда, Нейл отказывался соглашаться с чем-либо без абсолютного доказательства. Он направился в офис и закрыл за собой дверь.
- Садитесь, - он пододвинул стул для Морли и заметался по комнате, ударяя кулаком в ладонь другой руки.
- Отлично, Джон. Так что же это такое?
Морли взял одну из карточек тестирования, лежавшую на столе, и повертел между пальцев. Отрывочные фразы проносились у него в голове, незаконченные, неуверенные, подобные слепой рыбине.
- Что же вы хотите от меня услышать? - спросил он. - Реактивация инфантильности? Отступление в великую дремлющую матку? Или же просто приступ раздражения?
- Продолжайте.
Морли пожал плечами: "Состояние непрерывного бодрствования - это выше того, что может вынести мозг. Любой сигнал, часто повторяемый, постепенно теряет свой смысл. Попробуйте повторить слово "сон" пятьдесят раз. Начиная с какого-то момента самосознание мозга притупляется. Он не способен больше схватить, кто это или почему происходит то, он словно ложится в дрейф".
- Что же мы тогда делаем?
- Ничего. Недостаток зарубок в памяти вплоть до первого поясничного сегмента. Центральная нервная система не выносит анестезии.
Нейл покачал головой:
- Вы проиграли. Вы запутались, - сказал он кратко. Жонглирование обобщениями не вернет этих людей к жизни. Сначала нужно выяснить, что же случилось с ними, что они чувствовали и видели фактически.
Выражая сомнение, Морли нахмурился:
- Эти джунгли помечены табличкой "частное владение". Даже если вы добьетесь этого, неужели в картине психической драмы ухода из жизни есть какой-нибудь смысл?
- Конечно, есть. Каким бы ни было их безумие для нас, для них это была реальность. Если бы мы узнали, что провалился потолок, или весь зал наполнился мороженым, или превратился в лабиринт, нам было бы над чем поработать. - Он уселся на стол: - Вы помните тот рассказ Чехова, о котором вы мне говорили?
- "Пари"? Да.
- Я прочитал его вчера вечером. Любопытно. Это намного ближе к тому, о чем вы пытаетесь сказать, - он пристально осмотрел офис.
- Эта комната, к обитанию в которой человек осужден на десять лет, символизирует ум человека, доведенный до высшей степени самосознания... Что-то очень сходное произошло с Авери, Гореллом и Лэнгом. Должно быть, они достигли стадии, за которой уже не смогли больше хранить идею их собственной индивидуальности. И я сказал бы, кроме неспособности понять эту идею, они не осознавали ничего больше. Они уподобились человеку, заключенному в сферическое зеркало, который видит только одно огромное, уставившееся на него око.
- Так вы думаете, что их уход - бегство от этого ока, всеподавляющего эго?
- Не бегство, - поправил Нейл. - Психический больной никогда ни от чего не убегает. Он намного чувствительней. Он просто подстраивает реальность под себя. Научиться бы этому фокусу. Комната в рассказе Чехова наводит меня на объяснение того, как происходит это приспособленчество. В нашем случае эквивалентом комнаты был гимнастический зал. Я начинаю понимать, что было ошибкой помещать их там - все эти огни, просторный пол, высокие стены. Все это усилило перегрузку. Фактически, гимнастический зал мог легко стать внешней проекцией их собственного эго.
Нейл забарабанил пальцами по столу:
- Моя догадка заключается в том , что в этот момент они либо выросли в этом зале сами до размеров этаких гигантов, либо низвели объем зала до их собственной величины. Вероятней всего, что они сами обрушили на себя этот зал.
Морли едва заметно ухмыльнулся:
- Итак, все, что остается делать, так это накачать их медом и апоморфином и уговорить ожить? А если они откажутся?
- Не откажутся, - сказал Нейл. - Вот увидите.
В дверь постучали, интерн просунул внутрь голову.
- Лэнг выбирается из этого. Он зовет вас.
Нейл выпрыгнул из офиса. Морли последовал за ним в палату. Лэнг лежал на койке под простыней совершенно неподвижно. Его губы были слегка раздвинуты. Ни звука не слетало с них, но Морли, склонившийся над ним вместе с Нейлом, видел, как спазматически вибрировала подъязычная кость.
- Он очень слаб, - предупредил интерн,
Нейл пододвинул стул и уселся рядом с койкой. Видно было, насколько он сконцентрировался, хотя плечи его были расслаблены. Он низко склонился к Лэнгу и напряженно вслушивался. Через пять минут все повторилось. Губы Лэнга задрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8
Морли подбежал к нему:
- Лэнг! Авери! Позовите санитаров! - Он добрался до Горелла и потянул его из кресла. - Лэнг! - позвал он снова.
Лэнг все еще смотрел на часы. Тело его застыло в жесткой, неестественной позе восковой фигуры. Морли уложил Горелла на кушетку, затем склонился над Лэнгом и заглянул ему в лицо. Потом потянулся к Авери, отвел в сторону журнал и тронул его за плечо. Голова Авери безвольно качнулась. Журнал выпал у него из рук, пальцы которых так и остались в скрюченном положении у него перед лицом.
Морли перешагнул через лежащие на проигрывателе ноги Авери и дотянулся до кнопки. Он включил его и повернул ручку объема звука на полную мощность.
Звонок тревоги загремел над дверью в комнату санитаров.
- Вас не было с ними? - резко спросил Нейл.
- Нет, - сознался Морли. Они стояли у двери палаты интенсивной терапии. Двое санитаров только что привели в готовность блок электротерапии и увозили его корпус на тележке. За пределами гимнастического зала происходило суетливое движение санитаров и интернов. Все огни, за исключением плафонов в центре потолка зала, были выключены, и сам зал напоминал теперь театральную сцену, опустевшую после представления.
- Я просто заскочил в офис, чтобы забрать свежие карточки тестирования, - объяснял он. - Меня не было дольше десяти минут.
- Вам надлежало наблюдать за ними неотступно, - выпалил Нейл. - Никуда не отлучаться, как бы вам этого ни хотелось. На кой черт мы нагородили и зал, и весь этот цирк?
Это происходило вскоре после пяти тридцати утра. Бесполезно промучавшись над тремя людьми в течение двух часов, он был близок к полному истощению. Он посмотрел на них, лежавших безучастно на своих койках, прикрытых простынями по самые подбородки. Они почти не изменились, но их открытые глаза не мигали, а на словно опустевших лицах было написано полнейшее безразличие.
Интерн склонился над Лэнгом, вспрыскивая ему подкожное. Морли уставился в пол.
- Думаю, рано или поздно они все равно ушли бы.
- Как вы можете говорить такое? - Нейл сжал губы. Он чувствовал себя изможденным и обессилевшим. Он знал, что Морли, вероятно, прав - те трое отключились окончательно, не выказывали никакой реакции ни на инсулин, ни на электрошоки, пребывая в состоянии кататонического ступора. Однако, как всегда, Нейл отказывался соглашаться с чем-либо без абсолютного доказательства. Он направился в офис и закрыл за собой дверь.
- Садитесь, - он пододвинул стул для Морли и заметался по комнате, ударяя кулаком в ладонь другой руки.
- Отлично, Джон. Так что же это такое?
Морли взял одну из карточек тестирования, лежавшую на столе, и повертел между пальцев. Отрывочные фразы проносились у него в голове, незаконченные, неуверенные, подобные слепой рыбине.
- Что же вы хотите от меня услышать? - спросил он. - Реактивация инфантильности? Отступление в великую дремлющую матку? Или же просто приступ раздражения?
- Продолжайте.
Морли пожал плечами: "Состояние непрерывного бодрствования - это выше того, что может вынести мозг. Любой сигнал, часто повторяемый, постепенно теряет свой смысл. Попробуйте повторить слово "сон" пятьдесят раз. Начиная с какого-то момента самосознание мозга притупляется. Он не способен больше схватить, кто это или почему происходит то, он словно ложится в дрейф".
- Что же мы тогда делаем?
- Ничего. Недостаток зарубок в памяти вплоть до первого поясничного сегмента. Центральная нервная система не выносит анестезии.
Нейл покачал головой:
- Вы проиграли. Вы запутались, - сказал он кратко. Жонглирование обобщениями не вернет этих людей к жизни. Сначала нужно выяснить, что же случилось с ними, что они чувствовали и видели фактически.
Выражая сомнение, Морли нахмурился:
- Эти джунгли помечены табличкой "частное владение". Даже если вы добьетесь этого, неужели в картине психической драмы ухода из жизни есть какой-нибудь смысл?
- Конечно, есть. Каким бы ни было их безумие для нас, для них это была реальность. Если бы мы узнали, что провалился потолок, или весь зал наполнился мороженым, или превратился в лабиринт, нам было бы над чем поработать. - Он уселся на стол: - Вы помните тот рассказ Чехова, о котором вы мне говорили?
- "Пари"? Да.
- Я прочитал его вчера вечером. Любопытно. Это намного ближе к тому, о чем вы пытаетесь сказать, - он пристально осмотрел офис.
- Эта комната, к обитанию в которой человек осужден на десять лет, символизирует ум человека, доведенный до высшей степени самосознания... Что-то очень сходное произошло с Авери, Гореллом и Лэнгом. Должно быть, они достигли стадии, за которой уже не смогли больше хранить идею их собственной индивидуальности. И я сказал бы, кроме неспособности понять эту идею, они не осознавали ничего больше. Они уподобились человеку, заключенному в сферическое зеркало, который видит только одно огромное, уставившееся на него око.
- Так вы думаете, что их уход - бегство от этого ока, всеподавляющего эго?
- Не бегство, - поправил Нейл. - Психический больной никогда ни от чего не убегает. Он намного чувствительней. Он просто подстраивает реальность под себя. Научиться бы этому фокусу. Комната в рассказе Чехова наводит меня на объяснение того, как происходит это приспособленчество. В нашем случае эквивалентом комнаты был гимнастический зал. Я начинаю понимать, что было ошибкой помещать их там - все эти огни, просторный пол, высокие стены. Все это усилило перегрузку. Фактически, гимнастический зал мог легко стать внешней проекцией их собственного эго.
Нейл забарабанил пальцами по столу:
- Моя догадка заключается в том , что в этот момент они либо выросли в этом зале сами до размеров этаких гигантов, либо низвели объем зала до их собственной величины. Вероятней всего, что они сами обрушили на себя этот зал.
Морли едва заметно ухмыльнулся:
- Итак, все, что остается делать, так это накачать их медом и апоморфином и уговорить ожить? А если они откажутся?
- Не откажутся, - сказал Нейл. - Вот увидите.
В дверь постучали, интерн просунул внутрь голову.
- Лэнг выбирается из этого. Он зовет вас.
Нейл выпрыгнул из офиса. Морли последовал за ним в палату. Лэнг лежал на койке под простыней совершенно неподвижно. Его губы были слегка раздвинуты. Ни звука не слетало с них, но Морли, склонившийся над ним вместе с Нейлом, видел, как спазматически вибрировала подъязычная кость.
- Он очень слаб, - предупредил интерн,
Нейл пододвинул стул и уселся рядом с койкой. Видно было, насколько он сконцентрировался, хотя плечи его были расслаблены. Он низко склонился к Лэнгу и напряженно вслушивался. Через пять минут все повторилось. Губы Лэнга задрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8