И прежде чем она отдышалась и потребовала, чтобы он объяснился, он заговорил резким голосом:
— Я целый день схожу с ума, гадая, где ты. Да, черт побери, ты могла попасть под автобус!
— Была бы счастлива, — бросила ему она, потом закрыла глаза, возмущённая собственной грубостью, о которой не подозревала. Он извлёк из неё такие эмоции, о которых она и не подозревала. И при этом он выглядел так, будто и вправду волновался о ней, поэтому она зашептала:
— Извини. Тебя не было, когда я уходила, но я должна была написать записку. Я поехала взять наконец машину и кое-что из одежды. Ты мог бы догадаться. Или позвонить Мартину и проверить, если действительно беспокоился обо мне.
— И позволить им увидеть трещину в нашем красивом фасаде? — язвительно спросил он. — Влюблённая парочка дрейфит: один уже не знает, где находится другой?
Было видно, что он не успокоился, но она, не совсем понимая, почему это должно её волновать, попросила:
— Давай не ссориться. — Ей не нравился циничный блеск в его глазах, но она упрямо продолжала:
— У меня был такой неудачный день, что хотелось бы его поскорее забыть. Мало того, что меня завела Ванесса, так ещё и мой чемодан некстати раскрылся и все вещи теперь в грязи.
Она не стала говорить, как в течение последних десяти дней она становилась все более взвинченной; жить с ним в одном доме и терпеть его безразличное отношение к ней, как к чужой, не проявляя к ней никакого интереса, было для неё подобно медленной пытке. Она не понимала, почему так должно быть.
Сверкнув глазами, а потом чуть сощурив их, он поддразнил её:
— Да уж, денёк! Разбери, что надо постирать, и мы бросим это в стиральную машину. А я приготовлю что-нибудь поесть. Если только ты не захочешь куда-нибудь пойти?
Выходить опять в эту темноту и морось не привлекало се. Она покачала головой — Я лучше останусь дома. Только пусть это не останавливает тебя…
— Не остановит, я тебе обещаю. — В ласкающем тоне его голоса слышалась насмешка, когда он поднял её чемодан, отнёс его в спальню и положил на кровать. Она шла за ним следом, устало переставляя ноги.
Она не доверяла его шуткам. Она вообще не доверяла ему. И точка.
Но она не доверяла и себе, когда, находясь с ним в спальне, видела его хитрую, только ему принадлежащую улыбку, когда облегающий его оливкового цвета джемпер так и соблазнял её дотронуться до его великолепного торса. Нет, она совершенно не доверяла своим безумным, иррациональным инстинктам. Поэтому она осталась неподвижно стоять у двери, с деревянным лицом, и вдруг он широко улыбнулся ей с тем обаянием, которое способно растопить любой лёд, направился к ней, но прошёл мимо, задержавшись только для того, чтобы провести указательным пальцем по её изящному носику и пробормотать:
— Ужин будет готов через полчаса, лапочка. И не волнуйся. Ночью все будет хорошо, я обещаю!
Он мягко прикрыл за собой дверь, а она, окаменев, тупо уставилась в пространство. Она не понимала его двусмысленного намёка!
Выйдя из оцепенения, она заставила себя распаковать чемодан, отложить в сторону вещи, требующие стирки — их, на удивление, оказалось мало, выбрала свежее бельё и своё любимое домашнее платье до колеи, без выреза и с пояском, а потом пошла принять душ.
Она не сделает того, что ей подсказывает её трусость: остаться в своей комнате, сославшись на головную боль и таким образом избавить себя от необходимости вместе ужинать и вместе провести время, если она правильно поняла его. Если он собирается немного подразнить её, потренировать своё умение доводить её возбуждение до крайней степени, она сумеет показать ему, что значит чувствовать себя отверженным.
Её учёба далась ей трудно, зато теперь она знает, как обращаться с ним, Но уже через час она не была так уверена в себе. Не то чтобы он пытался что-то предпринять — причина была в другом. Он даже не коснулся её, кроме как глазами. Но это медленное, скользящее, ласкающее касание произвело на неё большее воздействие, чем откровенное объятие любого другого мужчины.
Как и в её первый вечер здесь, они ужинали за кофейным столиком в гостиной. Он приготовил простую еду: яичница с жареными грибами, сыр и фрукты и опять его отношение к ней изменилось. Он относился к ней теперь как к своему лучшему другу.
Она призналась себе, что не знает, как быть, и вызвалась поэтому приготовить кофе в качестве своего вклада в совместный ужин.
Облокотившись на кухне на стол из нержавеющей стали, она ждала, когда кофе будет готов, и раздумывала, почему она чувствует себя сейчас совершенно свободно и спокойно и одновременно как-то неестественно и неловко.
Когда она несла обратно поднос с кофе, ответ у неё уже был готов. Адам обращался с ней как с платонической подругой, разговаривал с ней, как с человеком, имеющим своё мнение и хорошо работающую голову. Она отвечала ему тем же, говорила открыто, спокойно, обнаруживая, что их объединяют общие взгляды в политике, музыке, литературе — они даже поддерживают одну и ту же благотворительную организацию. И поэтому она вдруг поняла, что в сущности ей этот человек нравится!
Испытывать к нему симпатию, уважать его взгляды не входило в её планы. Никак нет! Так как же ей теперь быть? Она твёрдо решила, что будет сознательно напоминать себе о том, какой же он на самом деле мерзавец.
Но этот мерзавец разлил оставшееся вино в бокалы, проворно встал, чтобы взять у неё поднос, налил кофе и поставил перед ней чашку; и опять он выбил у неё почву из-под ног своим вопросом:
— Так чем же тебя так расстроила Ванесса? Ей потребовалось несколько секунд, чтобы, наблюдая за движениями его сильных рук, помешивавших сахар в чашке, вспомнить, что она зачем-то упомянула о своей ссоре с Ванессой, которая усугубила её без того плохое настроение.
— А как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос, лукаво улыбаясь и изящно пожимая плечами под тонким, облегающим тело атласным халатом; он в свою очередь тоже иронично улыбнулся.
— Она, видимо, не в восторге от нашей женитьбы?
— Точно! — Её томные золотистые глаза улыбнулись ему, и она почувствовала тепло, которое шло из прозрачной глубины его глаз. И весь мир сжался до размеров одной этой комнаты, их двоих в приятных волнах душевной близости.
Она встрепенулась и стала чутко прислушиваться к тому, что он говорил ей, так спокойно и неторопливо, как будто ничто уже не могло нарушить это драгоценное состояние их тихой гармонии.
— Этого следовало ожидать, не расстраивайся. Она потом отойдёт. — Он устроился поудобнее в своём кресле, скрестив длинные ноги и прикрыв глаза своими длинными густыми ресницами. — Её всегда возмущало моё существование, она безумно ревновала при мысли, что у нас с отцом могут быть какие-то отношения не в связи с чеками на моё содержание, которые он регулярно высылал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Я целый день схожу с ума, гадая, где ты. Да, черт побери, ты могла попасть под автобус!
— Была бы счастлива, — бросила ему она, потом закрыла глаза, возмущённая собственной грубостью, о которой не подозревала. Он извлёк из неё такие эмоции, о которых она и не подозревала. И при этом он выглядел так, будто и вправду волновался о ней, поэтому она зашептала:
— Извини. Тебя не было, когда я уходила, но я должна была написать записку. Я поехала взять наконец машину и кое-что из одежды. Ты мог бы догадаться. Или позвонить Мартину и проверить, если действительно беспокоился обо мне.
— И позволить им увидеть трещину в нашем красивом фасаде? — язвительно спросил он. — Влюблённая парочка дрейфит: один уже не знает, где находится другой?
Было видно, что он не успокоился, но она, не совсем понимая, почему это должно её волновать, попросила:
— Давай не ссориться. — Ей не нравился циничный блеск в его глазах, но она упрямо продолжала:
— У меня был такой неудачный день, что хотелось бы его поскорее забыть. Мало того, что меня завела Ванесса, так ещё и мой чемодан некстати раскрылся и все вещи теперь в грязи.
Она не стала говорить, как в течение последних десяти дней она становилась все более взвинченной; жить с ним в одном доме и терпеть его безразличное отношение к ней, как к чужой, не проявляя к ней никакого интереса, было для неё подобно медленной пытке. Она не понимала, почему так должно быть.
Сверкнув глазами, а потом чуть сощурив их, он поддразнил её:
— Да уж, денёк! Разбери, что надо постирать, и мы бросим это в стиральную машину. А я приготовлю что-нибудь поесть. Если только ты не захочешь куда-нибудь пойти?
Выходить опять в эту темноту и морось не привлекало се. Она покачала головой — Я лучше останусь дома. Только пусть это не останавливает тебя…
— Не остановит, я тебе обещаю. — В ласкающем тоне его голоса слышалась насмешка, когда он поднял её чемодан, отнёс его в спальню и положил на кровать. Она шла за ним следом, устало переставляя ноги.
Она не доверяла его шуткам. Она вообще не доверяла ему. И точка.
Но она не доверяла и себе, когда, находясь с ним в спальне, видела его хитрую, только ему принадлежащую улыбку, когда облегающий его оливкового цвета джемпер так и соблазнял её дотронуться до его великолепного торса. Нет, она совершенно не доверяла своим безумным, иррациональным инстинктам. Поэтому она осталась неподвижно стоять у двери, с деревянным лицом, и вдруг он широко улыбнулся ей с тем обаянием, которое способно растопить любой лёд, направился к ней, но прошёл мимо, задержавшись только для того, чтобы провести указательным пальцем по её изящному носику и пробормотать:
— Ужин будет готов через полчаса, лапочка. И не волнуйся. Ночью все будет хорошо, я обещаю!
Он мягко прикрыл за собой дверь, а она, окаменев, тупо уставилась в пространство. Она не понимала его двусмысленного намёка!
Выйдя из оцепенения, она заставила себя распаковать чемодан, отложить в сторону вещи, требующие стирки — их, на удивление, оказалось мало, выбрала свежее бельё и своё любимое домашнее платье до колеи, без выреза и с пояском, а потом пошла принять душ.
Она не сделает того, что ей подсказывает её трусость: остаться в своей комнате, сославшись на головную боль и таким образом избавить себя от необходимости вместе ужинать и вместе провести время, если она правильно поняла его. Если он собирается немного подразнить её, потренировать своё умение доводить её возбуждение до крайней степени, она сумеет показать ему, что значит чувствовать себя отверженным.
Её учёба далась ей трудно, зато теперь она знает, как обращаться с ним, Но уже через час она не была так уверена в себе. Не то чтобы он пытался что-то предпринять — причина была в другом. Он даже не коснулся её, кроме как глазами. Но это медленное, скользящее, ласкающее касание произвело на неё большее воздействие, чем откровенное объятие любого другого мужчины.
Как и в её первый вечер здесь, они ужинали за кофейным столиком в гостиной. Он приготовил простую еду: яичница с жареными грибами, сыр и фрукты и опять его отношение к ней изменилось. Он относился к ней теперь как к своему лучшему другу.
Она призналась себе, что не знает, как быть, и вызвалась поэтому приготовить кофе в качестве своего вклада в совместный ужин.
Облокотившись на кухне на стол из нержавеющей стали, она ждала, когда кофе будет готов, и раздумывала, почему она чувствует себя сейчас совершенно свободно и спокойно и одновременно как-то неестественно и неловко.
Когда она несла обратно поднос с кофе, ответ у неё уже был готов. Адам обращался с ней как с платонической подругой, разговаривал с ней, как с человеком, имеющим своё мнение и хорошо работающую голову. Она отвечала ему тем же, говорила открыто, спокойно, обнаруживая, что их объединяют общие взгляды в политике, музыке, литературе — они даже поддерживают одну и ту же благотворительную организацию. И поэтому она вдруг поняла, что в сущности ей этот человек нравится!
Испытывать к нему симпатию, уважать его взгляды не входило в её планы. Никак нет! Так как же ей теперь быть? Она твёрдо решила, что будет сознательно напоминать себе о том, какой же он на самом деле мерзавец.
Но этот мерзавец разлил оставшееся вино в бокалы, проворно встал, чтобы взять у неё поднос, налил кофе и поставил перед ней чашку; и опять он выбил у неё почву из-под ног своим вопросом:
— Так чем же тебя так расстроила Ванесса? Ей потребовалось несколько секунд, чтобы, наблюдая за движениями его сильных рук, помешивавших сахар в чашке, вспомнить, что она зачем-то упомянула о своей ссоре с Ванессой, которая усугубила её без того плохое настроение.
— А как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос, лукаво улыбаясь и изящно пожимая плечами под тонким, облегающим тело атласным халатом; он в свою очередь тоже иронично улыбнулся.
— Она, видимо, не в восторге от нашей женитьбы?
— Точно! — Её томные золотистые глаза улыбнулись ему, и она почувствовала тепло, которое шло из прозрачной глубины его глаз. И весь мир сжался до размеров одной этой комнаты, их двоих в приятных волнах душевной близости.
Она встрепенулась и стала чутко прислушиваться к тому, что он говорил ей, так спокойно и неторопливо, как будто ничто уже не могло нарушить это драгоценное состояние их тихой гармонии.
— Этого следовало ожидать, не расстраивайся. Она потом отойдёт. — Он устроился поудобнее в своём кресле, скрестив длинные ноги и прикрыв глаза своими длинными густыми ресницами. — Её всегда возмущало моё существование, она безумно ревновала при мысли, что у нас с отцом могут быть какие-то отношения не в связи с чеками на моё содержание, которые он регулярно высылал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44