Какой день… Как доехали, не тесно ли было, по воскресеньям всегда народ. Пожалуйста, Людмила Павловна. Видали, сколько на ту дачу народу наехало, и все ваши курсистки. Неужели тебя не узнали, Валентин Николаевич?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Один студент поклонился, но очень скромно. Мне это очень понравилось.
М о д е с т П е т р о в и ч. Еще бы!.. Сейчас чай. Ну, как, Валентин?
С т о р и ц ы н. У тебя чудесно! Но сколько дач и все такие маленькие.
М о д е с т П е т р о в и ч. Летом шумно, а осенью и зимой очень хорошо. Ну, как доехали? Я чай приготовил в комнатах, Людмила Павловна, но, может быть, на террасу перенести? Я перенесу. Вы не бойтесь холоду, княжна: так тепло.
С т о р и ц ы н. Постой… Это музыка? Послушайте, Людмила Павловна, музыка.
М о д е с т П е т р о в и ч. На той даче. Прекрасно играет!
С т о р и ц ы н. У тебя чудесно! Ты счастливец, Модест!
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Ну, вы слушайте, Валентин Николаевич, а я хочу взглянуть… Покажите, Модест Петрович, как вы устроились? Это терраса, на которой будем пить чай?
Берет его под руку и ведет к дому.
У вас совсем хорошо, Модест Петрович. Это терраса?.. Модест Петрович, мне необходимо переговорить с Валентином Николаевичем. Тише… это для него… Нет, потом взгляну, а пока надо послушать… Не обращайте на нас внимания, Модест Петрович, хорошо?
Подходит к Сторицыну. Оба слушают музыку. На террасе Модест Петрович хлопочет с кухаркой у стола, часто поглядывая на калитку.
С т о р и ц ы н. Когда радости слишком много, она переходит в грусть. Мне неловко сознаваться, это может показаться сентиментальностью, но я растроган… до смешного. Меня все сегодня удивляет. Меня удивляет воздух и это солнце – солнце осени. Меня удивляют желтые листья, их цвет, их рисунок; когда лист падает и ложится на мое плечо, мне кажется это необыкновенным, полным таинственного смысла. Или я никогда до сих пор не видал осени, или это вовсе не осень, а необыкновенное чудо, мировое событие, переселение народов… Вы слушаете?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Говорите.
С т о р и ц ы н. Я вижу, что и люди сегодня другие, в глазах у них золото и лазурь. И почему музыка? – это меня удивляет. Искал ли я музыки и вот нашел ее, или она меня ждала, но вот мы встретились – и все так чудесно, – и я смотрю на вас – и в ваших глазах золото и лазурь…
Людмила Павловна хмуро опускает глаза. Молчание. Сторицын улыбается и сверху внимательно смотрит на девушку.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Зачем вы меня мучите, Валентин Николаевич?
С т о р и ц ы н. Разве? (Серьезно.) Так надо.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Нет, так не надо. Вы сомневаетесь в моей силе?
С т о р и ц ы н. Нет, я верю в вашу силу. И в гордость вашу верю, Людмила Павловна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Гордость? Не знаю. Но с тех пор, как я стала думать, я сделалась сильнее всех на свете. Вам, привыкшему размышлять, все видеть и понимать – вам трудно представить, что это значит, когда человек впервые начал думать. Живешь, как в урагане, все разрушается и падает быстрее, чем при землетрясении. Вокруг меня – одни развалины, Валентин Николаевич! Но вы еще молчите? Если я захочу, я завтра же могу уйти, и никто, ни отец, ни братья не посмеют даже взглянуть на меня. Но вы еще молчите? Отчего вы так побледнели вдруг? Сегодня я решила все сказать.
С т о р и ц ы н. Нет.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Вы не хотите? Мне надо молчать? – что ж, я молчу.
Молчание.
Она была похожа на меня, та девушка, которой вы никогда не сказали о вашей любви?
С т о р и ц ы н. Нет, это была бедная девочка в рваном пальто. Она умерла от чахотки.
Л ю д м и л а П а в л о в н а (сурово) . Я хотела бы пойти на ее могилу и сказать ей.
С т о р и ц ы н. Я не знаю, где ее могила. Я не знаю, где могилы моих надежд и радостей: они рассеяны по всему миру. Иногда весь мир для меня только кладбище, а я – немой сторож при могилах. Но сегодня со мной творится что-то чудовищное. Я так радостен, что это становится болью, страданием… и от этого я бледнею. Раскрылись могилы, и воскресли мертвецы. Со всего мира внезапно упала его тяжкая завеса – и я вижу светлого Бога моей мечты. Вот то, чего еще никто не слыхал от меня, слова, которые нужно забыть, как только их услышишь… И вы забудьте!
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да.
С т о р и ц ы н. Всю жизнь и во всем: в моей науке, в моих книгах, в людях и вещах, радуясь и страдая, я искал одно: ее, чистую, без нетления Бога-Слово родшую. Образ ли это человека, девушки, женщины или самой красоты – я не знаю. Сегодня с мира упала завеса, и я вижу нетленное во всем: может быть, это красота, а может быть – вы. Я думаю, что это – вы.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Мне страшно.
С т о р и ц ы н. Да. Страшные слова, трагический завет, и мне хочется обнажить голову, когда только в мыслях моих, только в голове моей прозвучат они. Есть на свете матери многих детей, оставшиеся девушками… и есть грудные девочки – растленные, как проститутки!.. Простите, княжна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Говорите.
С т о р и ц ы н. В небе, над нами, я вижу нетленное: нетленное я вижу в ваших глазах… и да сохранит вас Бог, Людмила Павловна! Когда вы выйдете замуж… да, да, выйдете замуж, то во имя того человека, который будет любить вас, во имя моей любви, всей моей жизни, я говорю вам: сохраните нетленное. Помните, что только без нетления рождают женщины Бога-Слово, а иначе у них родятся… только дети…
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да.
С т о р и ц ы н. Осторожнее: ваше «да» звучит как клятва!
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да. Это и есть клятва! Но разве и теперь, когда я поклялась, я должна молчать? Я не хочу молчать. Или вы только один искали и мучились? Я тоже искала, тысячу тысяч лет ждала и искала, и когда я нашла, мне говорят: нет. Молчи! Забудь! Я не девочка, которая может позволить себе умереть от чахотки, и я не стану умирать. Вы также горды, и я сегодня поняла вас: вы боитесь вульгарного романа между профессором и красивой курсисткой, вы боитесь…
С т о р и ц ы н. Нет.
Молчание.
Л ю д м и л а П а в л о в н а (пугаясь) . Извините меня, я, кажется, оскорбила вас, Валентин Николаевич. Простите меня. Сегодня…
С т о р и ц ы н. Сегодня мы видимся последний раз. И я вас люблю – отчего же мне не сказать и этого? И я отчаянно, непередаваемо одинок в этом мире моих могил – отчего же мне и этого не сказать? Все можно сказать, все могу сказать, и все это значит только одно: я вижу в последний раз ваше лицо, Людмила Павловна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Я знаю: вы хотите от меня подвига? Ваша красота – подвиг?
С т о р и ц ы н. Да. Моя красота жизни – подвиг. Вы молоды – живите. Кто ищет подвига, тот всегда найдет его, и когда найдете, вы и совершите, и ваша жизнь станет прекрасна, как ваше лицо, – тогда придите ко мне. Пусть это будет тогда только моя могила – я из могилы отвечу вам, подниму могильный камень и отвечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Один студент поклонился, но очень скромно. Мне это очень понравилось.
М о д е с т П е т р о в и ч. Еще бы!.. Сейчас чай. Ну, как, Валентин?
С т о р и ц ы н. У тебя чудесно! Но сколько дач и все такие маленькие.
М о д е с т П е т р о в и ч. Летом шумно, а осенью и зимой очень хорошо. Ну, как доехали? Я чай приготовил в комнатах, Людмила Павловна, но, может быть, на террасу перенести? Я перенесу. Вы не бойтесь холоду, княжна: так тепло.
С т о р и ц ы н. Постой… Это музыка? Послушайте, Людмила Павловна, музыка.
М о д е с т П е т р о в и ч. На той даче. Прекрасно играет!
С т о р и ц ы н. У тебя чудесно! Ты счастливец, Модест!
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Ну, вы слушайте, Валентин Николаевич, а я хочу взглянуть… Покажите, Модест Петрович, как вы устроились? Это терраса, на которой будем пить чай?
Берет его под руку и ведет к дому.
У вас совсем хорошо, Модест Петрович. Это терраса?.. Модест Петрович, мне необходимо переговорить с Валентином Николаевичем. Тише… это для него… Нет, потом взгляну, а пока надо послушать… Не обращайте на нас внимания, Модест Петрович, хорошо?
Подходит к Сторицыну. Оба слушают музыку. На террасе Модест Петрович хлопочет с кухаркой у стола, часто поглядывая на калитку.
С т о р и ц ы н. Когда радости слишком много, она переходит в грусть. Мне неловко сознаваться, это может показаться сентиментальностью, но я растроган… до смешного. Меня все сегодня удивляет. Меня удивляет воздух и это солнце – солнце осени. Меня удивляют желтые листья, их цвет, их рисунок; когда лист падает и ложится на мое плечо, мне кажется это необыкновенным, полным таинственного смысла. Или я никогда до сих пор не видал осени, или это вовсе не осень, а необыкновенное чудо, мировое событие, переселение народов… Вы слушаете?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Говорите.
С т о р и ц ы н. Я вижу, что и люди сегодня другие, в глазах у них золото и лазурь. И почему музыка? – это меня удивляет. Искал ли я музыки и вот нашел ее, или она меня ждала, но вот мы встретились – и все так чудесно, – и я смотрю на вас – и в ваших глазах золото и лазурь…
Людмила Павловна хмуро опускает глаза. Молчание. Сторицын улыбается и сверху внимательно смотрит на девушку.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Зачем вы меня мучите, Валентин Николаевич?
С т о р и ц ы н. Разве? (Серьезно.) Так надо.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Нет, так не надо. Вы сомневаетесь в моей силе?
С т о р и ц ы н. Нет, я верю в вашу силу. И в гордость вашу верю, Людмила Павловна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Гордость? Не знаю. Но с тех пор, как я стала думать, я сделалась сильнее всех на свете. Вам, привыкшему размышлять, все видеть и понимать – вам трудно представить, что это значит, когда человек впервые начал думать. Живешь, как в урагане, все разрушается и падает быстрее, чем при землетрясении. Вокруг меня – одни развалины, Валентин Николаевич! Но вы еще молчите? Если я захочу, я завтра же могу уйти, и никто, ни отец, ни братья не посмеют даже взглянуть на меня. Но вы еще молчите? Отчего вы так побледнели вдруг? Сегодня я решила все сказать.
С т о р и ц ы н. Нет.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Вы не хотите? Мне надо молчать? – что ж, я молчу.
Молчание.
Она была похожа на меня, та девушка, которой вы никогда не сказали о вашей любви?
С т о р и ц ы н. Нет, это была бедная девочка в рваном пальто. Она умерла от чахотки.
Л ю д м и л а П а в л о в н а (сурово) . Я хотела бы пойти на ее могилу и сказать ей.
С т о р и ц ы н. Я не знаю, где ее могила. Я не знаю, где могилы моих надежд и радостей: они рассеяны по всему миру. Иногда весь мир для меня только кладбище, а я – немой сторож при могилах. Но сегодня со мной творится что-то чудовищное. Я так радостен, что это становится болью, страданием… и от этого я бледнею. Раскрылись могилы, и воскресли мертвецы. Со всего мира внезапно упала его тяжкая завеса – и я вижу светлого Бога моей мечты. Вот то, чего еще никто не слыхал от меня, слова, которые нужно забыть, как только их услышишь… И вы забудьте!
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да.
С т о р и ц ы н. Всю жизнь и во всем: в моей науке, в моих книгах, в людях и вещах, радуясь и страдая, я искал одно: ее, чистую, без нетления Бога-Слово родшую. Образ ли это человека, девушки, женщины или самой красоты – я не знаю. Сегодня с мира упала завеса, и я вижу нетленное во всем: может быть, это красота, а может быть – вы. Я думаю, что это – вы.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Мне страшно.
С т о р и ц ы н. Да. Страшные слова, трагический завет, и мне хочется обнажить голову, когда только в мыслях моих, только в голове моей прозвучат они. Есть на свете матери многих детей, оставшиеся девушками… и есть грудные девочки – растленные, как проститутки!.. Простите, княжна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Говорите.
С т о р и ц ы н. В небе, над нами, я вижу нетленное: нетленное я вижу в ваших глазах… и да сохранит вас Бог, Людмила Павловна! Когда вы выйдете замуж… да, да, выйдете замуж, то во имя того человека, который будет любить вас, во имя моей любви, всей моей жизни, я говорю вам: сохраните нетленное. Помните, что только без нетления рождают женщины Бога-Слово, а иначе у них родятся… только дети…
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да.
С т о р и ц ы н. Осторожнее: ваше «да» звучит как клятва!
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да. Это и есть клятва! Но разве и теперь, когда я поклялась, я должна молчать? Я не хочу молчать. Или вы только один искали и мучились? Я тоже искала, тысячу тысяч лет ждала и искала, и когда я нашла, мне говорят: нет. Молчи! Забудь! Я не девочка, которая может позволить себе умереть от чахотки, и я не стану умирать. Вы также горды, и я сегодня поняла вас: вы боитесь вульгарного романа между профессором и красивой курсисткой, вы боитесь…
С т о р и ц ы н. Нет.
Молчание.
Л ю д м и л а П а в л о в н а (пугаясь) . Извините меня, я, кажется, оскорбила вас, Валентин Николаевич. Простите меня. Сегодня…
С т о р и ц ы н. Сегодня мы видимся последний раз. И я вас люблю – отчего же мне не сказать и этого? И я отчаянно, непередаваемо одинок в этом мире моих могил – отчего же мне и этого не сказать? Все можно сказать, все могу сказать, и все это значит только одно: я вижу в последний раз ваше лицо, Людмила Павловна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Я знаю: вы хотите от меня подвига? Ваша красота – подвиг?
С т о р и ц ы н. Да. Моя красота жизни – подвиг. Вы молоды – живите. Кто ищет подвига, тот всегда найдет его, и когда найдете, вы и совершите, и ваша жизнь станет прекрасна, как ваше лицо, – тогда придите ко мне. Пусть это будет тогда только моя могила – я из могилы отвечу вам, подниму могильный камень и отвечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19