Оба были в одинаковых ножнах, черных, лакированных, инкрустированных металлическим орнаментом в виде драконов, оба имели длинные, обтянутые рыбьей кожей и шелковым шнуром рукояти, за которые можно было держаться двумя руками. Гравюры гравюрами, но за такой комплект можно было без труда угодить за решетку, попади сюда инспектор из Имперской духовной комиссии. Хотя и за гравюры по головке тоже не погладили бы. Столь яркое нарушение закона «О неприятии православными чуждых духовных ценностей» меня озадачило. Любил рисковать Альберт, ох любил! Причем, как теперь я понял, иногда неоправданно. И мало того – на небольшом алтаре у стены, в обрамлении благовонных палочек, сидел в позе лотоса небольшой нефритовый божок. Это уже пахло тремя годами каторги, как выпить дать.
– Нечего челюсть отвешивать, – усмехнулся Дворжек. – Или ты сам до мозга костей православный?
– Эскадренные батюшки претензий не имели, – серьезно ответил я.
– Ну-ну…
Меня это «ну-ну» задело. Конечно, я не был уверен, что миру семь с половиной тысяч лет, как написано в Библии, но все же определенные рамки в этом плане должен иметь каждый цивилизованный человек. В противном случае чем мы будем отличаться от варваров? Как говаривал наш батюшка – вера дело не личное, а общественное. И хождение в храм Божий необходимо не только для очищения твоей души и пополнения церковной казны, но и для повышения чувства единения с цивилизацией. Что у кого в голове творится, то одному Богу известно. Веришь ты в Господа нашего, или есть на тот счет сомнения, но соблюдение правил, постов и заповедей неслучайно вменено всем в обязанность. При таком демографическом натиске, который устроили европейцам варвары, следование традициям осталось нашим последним бастионом. Одну заповедь, правда, военным разрешено было не соблюдать. Понятно, какую. Для отпущения этого греха и нужен был штат полковых и эскадренных батюшек.
– Вот тебе и «ну-ну», – спокойно ответил я. – Не люблю я этого выпендрежа. Все верят в Господа, а ты в это чучело?
– Дело не в статуэтке. Дело в свободе сознания. Но это я тебе как-нибудь потом объясню. Сейчас же мне необходимо познакомить тебя с моей командой. Точнее, с частью ребят ты уже познакомился, а теперь я представлю тебя костяку. Твое освобождение мы спланировали вместе, да и в самом деле участвовал не только я.
– Чай будем пить?
– Если хочешь.
– В такой обстановке точно не буду. Да и чай у вас, наверняка, басурманский. Вообще рискуете вы все очень сильно. Думаете, голографическая маскировка спасет вас от инспектора? Да она сканируется на раз.
– Конечно. На то и расчет.
– В каком смысле? – озадаченно глянул я на него.
– Да в самом прямом. Настоящей маскировки ты еще не видел. И, я тебя уверяю, сканером ее не пронять. Стена с голографической ширмой и эта комната как раз для отвода глаз. Каждый предмет тут, понятное дело, является нарушением юридического спирит-блока, и если инспекция сюда попадет, то все они будут уверены, что именно эту келью мы и замаскировали. Оштрафуют. Директора, может, даже посадят, за это он столько и получает. Но зато больше ничего искать не станут. Улик и так выше крыши.
– Ты хочешь сказать, – насторожился я, – что вы прячете нечто более серьезное? Да куда уж серьезнее, чем этот идол?
– Вот и инспектора так подумают.
– Да иди ты! Пойду я лучше сдаваться. Так мне лет семь припечатают, а что у вас еще припрятано, я понятия не имею. Может, оно тянет на больший срок? Или вовсе на смертную казнь? Спасибо, я в рай не спешу. К тому же на том свете, сам знаешь, никаких гарантий. С тобой еще пару минут побеседовать, так, может, потом целую вечность придется в котлах вариться и вилами в бок от чертей получать.
Я завелся, но сам понимал несерьезность таких заявлений. Во-первых, сдаваться мне, действительно, расхотелось. Во-вторых… Во-вторых, мной овладело любопытство.
– Я тебя не держу, – усмехнулся Щегол.
– Даже после того, что я увидел?
– Ты и представить не в состоянии, какие это мелочи.
– Вот как?
– Вне всяких сомнений. Можешь идти. И меня нисколько не волнует, что ты расскажешь в полиции об этом месте.
– Ты один тут такой трехнутый или вся команда тебе под стать?
– Если глядеть с твоей точки зрения, то, наверное, все.
– Замечательно. И ты предлагаешь мне работать на вас?
– Нет. – Лицо Альберта расплылось в широкой улыбке. – Я предлагаю тебе стать одним из нас.
– Сколько же раз мне надо удариться головой об стену, чтобы пройти ваш тест на трехнутость?
– Удивишься, но ты его уже прошел. Иначе тебя бы тут не было. Само преступление, в котором ты обвинен, является доказательством твоего несогласия с окружающим обществом.
– Дудки, – помотал я головой. – Это не доказательство, а обстоятельства. Просто так получилось.
– Ну уж нет. У каждого следствия, дорогой мой, есть, как минимум, две причины. Хочешь ты того или нет.
– Например?
– Ну вот, к примеру, ты здесь. Это следствие. Первая его причина в том, что ты отпустил с миром попавшую в беду девушку. Фактически – спас ее. Вторая же причина в том, что ты нам нужен.
– Для меня вопрос несколько в другом, – нахмурился я. – Нужны ли вы мне?
– И это тоже. Но для ответа на него у тебя не хватает данных.
– Пожалуй.
– Вот поэтому я предлагаю тебе дополнительную информацию. Знакомство с нами и с тем, чем мы занимаемся. Повторюсь, что ты ничего при этом не теряешь. На каторгу вернуться всегда успеешь.
– Хорошо. Валяй.
И тут произошло нечто настолько странное, что у меня голова закружилась от нереальности. Дворжек поднял к лицу левую руку с закрепленным на ней обычным коммуникатором, пробежал пальцем по экрану и… В воздухе сама собой прорисовалась огромная, на всю комнату пентаграмма – пятиконечная звезда, заключенная в круг. Конечно, первая моя мысль снова была о голограмме, но она тут же развеялась без следа, поскольку линии пентаграммы вспыхнули самым настоящим огнем. Не нарисованным, а жарким пламенем, от которого затрещал воздух и чуть опалило лицо. Я рефлекторно отшатнулся, но пламя продержалось не больше пары секунд. Само пространство вокруг нас странным образом изменилось – стены и пол сделались зыбкими, полупрозрачными, а воздух, напротив, обрел угрожающую плотность. Тело само собой, помимо воли, затаило дыхание, но уже через миг мир провалился в непроницаемую всеобъемлющую черноту, в которой разум не мог определить ни направлений, ни расстояний. Еще через миг по глазам ударил яркий свет, и мы с Альбертом оказались в шикарном, до нереальности чистом, украшенном картинами коридоре. У меня не осталось ощущения перемещения, пространство как бы просто сменилось одно на другое – то был ангар, а теперь коридор дворца. Воздух тут был намного теплее, чем в ангаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93