— прервал он ее.
— Терпеть не могу!
— А это не вы, случайно, стукнули ее по голове?
— К несчастью, нет…
— К несчастью?
— Потому что вся эта история с покушением — просто туфта! Если бы я шарахнула эту красотку по макушке, она бы сейчас лежала рядом с дядюшкой!
— А вы бы угодили в тюрьму, и надолго.
— Да, признаю, это было бы ужасно досадно.
— Слабовато сказано, мадемуазель. Так, говорите, никакого покушения не было? Откуда тогда рана взялась?
— Ударилась, наверное. Уверяю вас, эта особа способна на что угодно.
— Но врач заявил…
— О, этот-то! — сердито оборвала его девушка. — Да он на все готов, лишь бы ей понравиться! Честно говоря, просто не понимаю, и что в этой бабе такого особенного, но ведь всех мужчин превратила в идиотов? Вам, поди, она тоже нравится?
— Никогда об этом как-то не задумывался. А вот вы, конечно, влюблены в Франсуа Лепито?
— Естественно.
— И уверены, что он вас тоже любит?
— Никаких сомнений. Любит, но сам этого не понимает.
— И вы ревнуете?
— Ну и что? Обычное дело!
— Обычное, но очень опасное… Нинон де Ланкло, прекрасно разбиравшаяся в таких вещах, утверждала: «Ревность душит любовь, как пепел — огонь». Кстати, как это вы узнали о свидании Франсуа со своей мачехой?
— Вчера вечером я последила за Франсуа, когда он побежал за мачехой. Разговор у них был короткий, и я догадалась, что они договорились где-то встретиться. Тогда я стала наблюдать за мачехой. Но мне и в голову не пришло бы, что у них хватит наглости встречаться чуть ли не на глазах у моего отца!
— Значит, это он ударил вашу мачеху?
— Отец?! Эта мокрая курица?! Вот уж кто на такие вещи не способен! Он же слушается ее, как собака хозяина!
— Но кто же тогда?
— Говорю же вам, долбанулась где-то, а потом решила напугать всех.
— Что ж, может быть, и так. Очень рад, что поговорил с вами.
— Скажите… положение Франсуа все-таки не очень… серьезно?
Инспектор улыбнулся.
— Ради вас мы не станем причинять ему особых неприятностей.
— Спасибо… Но все-таки какой кретин!
— После того как мы познакомились поближе, мадемуазель, трудно с вами не согласиться.
Когда Лакоссад пришел к комиссару, тот пребывал в отвратительном расположении духа. Шаллан терпеть не мог всяких светских обязанностей, и необходимость явиться на похороны при полном параде выводила его из себя. Мадам Шаллан, вытащив из шкафа все; что могло потребоваться мужу, благоразумно ушла к себе в комнату.
— Помоги мне надеть этот чертов галстук, Лакоссад!.. Дайте же мне рожок для обуви — он лежит вон там, на столике. Спасибо!
Облачившись наконец, комиссар вновь обрел обычное добродушие.
— Давайте хлебнем немножко черносмородинного вина, и вы мне все расскажете.
Шаллан принес бутылку «Пуйи-Фюиссе» и вино из черной смородины. Приготовив смесь, он опустился в кресло напротив инспектора.
— Ну, теперь валяйте!
— Прежде всего, господин комиссар, скажите, известно ли вам, что Франсуа Лепито настоящий Дон-Жуан и женщины не дают ему проходу?
— Кроме шуток?
Заинтриговав начальство, Лакоссад с большим воодушевлением стал рассказывать, что Франсуа, по всей видимости, до безумия увлечен Соней Парнак, в то время как его не менее страстно любит Мишель.
— Между нами говоря, у вашего Лепито все ли в порядке с головой? Когда человек в его положении имеет счастье вызвать нежные чувства красивой дочки мэтра Парнака…
— Во всяком случае, ваше мнение вполне разделяет главное заинтересованное лицо — сама юная Мишель! А кроме того, есть еще вдова Шерминьяк!
— А это кто такая?
— Владелица дома, в котором живет наш герой. Особа лет под пятьдесят, натуральная Федра! Тоже убеждена, что Франсуа ее боготворит, хотя тот и словом не заикнулся. Парню будет нелегко вырваться из ее когтей!
— Это его забота! Как, по-вашему, кто покушался, Лепито?
— Похоже, нет. Он был просто потрясен, когда услышал, что его любовь подверглась нападению.
— Может быть, та девушка?
— Мишель тоже ни при чем. Но, как она сама говорит, «возьмись я за дело, мачеха тут же б отправилась в мир иной».
— Крошка с характером! Она мне нравится! Но если это не Лепито и не Мишель, то кто же тогда?
— Мадемуазель Парнак полагает, что вся эта история с покушением — я цитирую ее собственные слова — «просто туфта».
— Но зачем тогда?
— Чтобы привлечь к себе внимание.
— В полночь, в саду? Да еще весь этот шум! По-моему, мадам Парнак гораздо больше бы устроило, чтобы ее ночные похождения остались тайной. Нет, такая версия никуда не годится. В то же время очень сомнительно, что тут работал профессионал… иначе бы ей не выжить.
— Загадка…
— Да, не слишком-то мы продвинулись. И что за напасть вдруг свалилась на Парнака? Сначала брат застрелился, потом это покушение… Вырисовывается цепочка, если б не самоубийство Дезире.
— Самоубийство-то, прямо скажем… подозрительное.
— Да, верно, но подкопаться невозможно, придется смириться. Ладно, Лакоссад, пошли, проводим «Мсье Старшего» в последний путь.
Миновав богатые кварталы, растянувшийся кортеж двигался вдоль нескончаемой улицы Курмали. Впереди молча шли мэтр Парнак и его дочь. Остальные, чуть поотстав, как обычно, болтали и злословили о покойнике и его родственниках. Комиссар, шагавший рядом с инспектором, тихонько шепнул:
— Как вам это нравится, а, Лакоссад?
— Да, господин комиссар… Лучше не умирать… По крайней мере надеюсь, что покойники не слышат.
— Странно, как это вы не вспомнили сегодня какую-нибудь подходящую поговорку.
— Ну как же! Китайцы, например, говорят: «На похоронах богачей есть все, кроме людей, которые бы о них пожалели».
— Всякий раз поражаюсь мудрости сыновей Неба.
На ходу провожающие перемешивались: одни слишком торопились, другие, напротив, еле передвигали ноги, и комиссар оказался рядом с Роже Вермелем. Тот вежливо приветствовал соседа.
— Здравствуйте, господин комиссар.
— Добрый день, мсье Вермель… В какой печальный момент мы с вами встретились…
— Увы, не все испытывают грусть.
— Что вы имеете в виду?
— Бывает, что чья-то смерть кого-то очень устраивает.
— Может быть, но ведь нельзя же заставить человека покончить с собой.
— Ну уж в это я никогда не поверю! Чтобы мсье Дезире покончил с собой… быть этого не может!
— Однако…
— Да… Да… я хорошо знал «Мсье Старшего», он иногда делился со мной своими мыслями.
— И что же?
— Так вот, уверяю вас: мсье Дезире, человек глубоко верующий, никогда бы не решился на самоубийство. Для него это самый непростительный грех. Кроме того, он страшно боялся всякого огнестрельного оружия. Мсье Дезире избегал даже простого участия в охотах…
— Но врач говорил, что во время депрессии…
Вермель хмыкнул.
— Откуда бы ей взяться! Во всяком случае, за несколько часов до смерти мсье Дезире пребывал в достаточно здравом уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Терпеть не могу!
— А это не вы, случайно, стукнули ее по голове?
— К несчастью, нет…
— К несчастью?
— Потому что вся эта история с покушением — просто туфта! Если бы я шарахнула эту красотку по макушке, она бы сейчас лежала рядом с дядюшкой!
— А вы бы угодили в тюрьму, и надолго.
— Да, признаю, это было бы ужасно досадно.
— Слабовато сказано, мадемуазель. Так, говорите, никакого покушения не было? Откуда тогда рана взялась?
— Ударилась, наверное. Уверяю вас, эта особа способна на что угодно.
— Но врач заявил…
— О, этот-то! — сердито оборвала его девушка. — Да он на все готов, лишь бы ей понравиться! Честно говоря, просто не понимаю, и что в этой бабе такого особенного, но ведь всех мужчин превратила в идиотов? Вам, поди, она тоже нравится?
— Никогда об этом как-то не задумывался. А вот вы, конечно, влюблены в Франсуа Лепито?
— Естественно.
— И уверены, что он вас тоже любит?
— Никаких сомнений. Любит, но сам этого не понимает.
— И вы ревнуете?
— Ну и что? Обычное дело!
— Обычное, но очень опасное… Нинон де Ланкло, прекрасно разбиравшаяся в таких вещах, утверждала: «Ревность душит любовь, как пепел — огонь». Кстати, как это вы узнали о свидании Франсуа со своей мачехой?
— Вчера вечером я последила за Франсуа, когда он побежал за мачехой. Разговор у них был короткий, и я догадалась, что они договорились где-то встретиться. Тогда я стала наблюдать за мачехой. Но мне и в голову не пришло бы, что у них хватит наглости встречаться чуть ли не на глазах у моего отца!
— Значит, это он ударил вашу мачеху?
— Отец?! Эта мокрая курица?! Вот уж кто на такие вещи не способен! Он же слушается ее, как собака хозяина!
— Но кто же тогда?
— Говорю же вам, долбанулась где-то, а потом решила напугать всех.
— Что ж, может быть, и так. Очень рад, что поговорил с вами.
— Скажите… положение Франсуа все-таки не очень… серьезно?
Инспектор улыбнулся.
— Ради вас мы не станем причинять ему особых неприятностей.
— Спасибо… Но все-таки какой кретин!
— После того как мы познакомились поближе, мадемуазель, трудно с вами не согласиться.
Когда Лакоссад пришел к комиссару, тот пребывал в отвратительном расположении духа. Шаллан терпеть не мог всяких светских обязанностей, и необходимость явиться на похороны при полном параде выводила его из себя. Мадам Шаллан, вытащив из шкафа все; что могло потребоваться мужу, благоразумно ушла к себе в комнату.
— Помоги мне надеть этот чертов галстук, Лакоссад!.. Дайте же мне рожок для обуви — он лежит вон там, на столике. Спасибо!
Облачившись наконец, комиссар вновь обрел обычное добродушие.
— Давайте хлебнем немножко черносмородинного вина, и вы мне все расскажете.
Шаллан принес бутылку «Пуйи-Фюиссе» и вино из черной смородины. Приготовив смесь, он опустился в кресло напротив инспектора.
— Ну, теперь валяйте!
— Прежде всего, господин комиссар, скажите, известно ли вам, что Франсуа Лепито настоящий Дон-Жуан и женщины не дают ему проходу?
— Кроме шуток?
Заинтриговав начальство, Лакоссад с большим воодушевлением стал рассказывать, что Франсуа, по всей видимости, до безумия увлечен Соней Парнак, в то время как его не менее страстно любит Мишель.
— Между нами говоря, у вашего Лепито все ли в порядке с головой? Когда человек в его положении имеет счастье вызвать нежные чувства красивой дочки мэтра Парнака…
— Во всяком случае, ваше мнение вполне разделяет главное заинтересованное лицо — сама юная Мишель! А кроме того, есть еще вдова Шерминьяк!
— А это кто такая?
— Владелица дома, в котором живет наш герой. Особа лет под пятьдесят, натуральная Федра! Тоже убеждена, что Франсуа ее боготворит, хотя тот и словом не заикнулся. Парню будет нелегко вырваться из ее когтей!
— Это его забота! Как, по-вашему, кто покушался, Лепито?
— Похоже, нет. Он был просто потрясен, когда услышал, что его любовь подверглась нападению.
— Может быть, та девушка?
— Мишель тоже ни при чем. Но, как она сама говорит, «возьмись я за дело, мачеха тут же б отправилась в мир иной».
— Крошка с характером! Она мне нравится! Но если это не Лепито и не Мишель, то кто же тогда?
— Мадемуазель Парнак полагает, что вся эта история с покушением — я цитирую ее собственные слова — «просто туфта».
— Но зачем тогда?
— Чтобы привлечь к себе внимание.
— В полночь, в саду? Да еще весь этот шум! По-моему, мадам Парнак гораздо больше бы устроило, чтобы ее ночные похождения остались тайной. Нет, такая версия никуда не годится. В то же время очень сомнительно, что тут работал профессионал… иначе бы ей не выжить.
— Загадка…
— Да, не слишком-то мы продвинулись. И что за напасть вдруг свалилась на Парнака? Сначала брат застрелился, потом это покушение… Вырисовывается цепочка, если б не самоубийство Дезире.
— Самоубийство-то, прямо скажем… подозрительное.
— Да, верно, но подкопаться невозможно, придется смириться. Ладно, Лакоссад, пошли, проводим «Мсье Старшего» в последний путь.
Миновав богатые кварталы, растянувшийся кортеж двигался вдоль нескончаемой улицы Курмали. Впереди молча шли мэтр Парнак и его дочь. Остальные, чуть поотстав, как обычно, болтали и злословили о покойнике и его родственниках. Комиссар, шагавший рядом с инспектором, тихонько шепнул:
— Как вам это нравится, а, Лакоссад?
— Да, господин комиссар… Лучше не умирать… По крайней мере надеюсь, что покойники не слышат.
— Странно, как это вы не вспомнили сегодня какую-нибудь подходящую поговорку.
— Ну как же! Китайцы, например, говорят: «На похоронах богачей есть все, кроме людей, которые бы о них пожалели».
— Всякий раз поражаюсь мудрости сыновей Неба.
На ходу провожающие перемешивались: одни слишком торопились, другие, напротив, еле передвигали ноги, и комиссар оказался рядом с Роже Вермелем. Тот вежливо приветствовал соседа.
— Здравствуйте, господин комиссар.
— Добрый день, мсье Вермель… В какой печальный момент мы с вами встретились…
— Увы, не все испытывают грусть.
— Что вы имеете в виду?
— Бывает, что чья-то смерть кого-то очень устраивает.
— Может быть, но ведь нельзя же заставить человека покончить с собой.
— Ну уж в это я никогда не поверю! Чтобы мсье Дезире покончил с собой… быть этого не может!
— Однако…
— Да… Да… я хорошо знал «Мсье Старшего», он иногда делился со мной своими мыслями.
— И что же?
— Так вот, уверяю вас: мсье Дезире, человек глубоко верующий, никогда бы не решился на самоубийство. Для него это самый непростительный грех. Кроме того, он страшно боялся всякого огнестрельного оружия. Мсье Дезире избегал даже простого участия в охотах…
— Но врач говорил, что во время депрессии…
Вермель хмыкнул.
— Откуда бы ей взяться! Во всяком случае, за несколько часов до смерти мсье Дезире пребывал в достаточно здравом уме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36