Ну что ж, я разыскал и ни слова ему не сказал. Я ни о чем не спрашивал, я все понял, а когда он стал говорить о девочках, я повернулся и ушёл.
* * *
Ну вот, как всегда, когда ясно, что все зависит от меня, от моего умения, моей силы и быстроты, я постепенно преображаюсь. Чайка этого не замечает. Теперь моё тело наполняют тёплые волны, я не ощущаю мышц, я бегу без усилий, но не прибавляю скорости ни на шаг. Она нужна будет в самый последний миг Я упаду на грудь, на локти, вытяну руки, но произойдёт это мгновенно. Со стороны, наверное, никто не увидит этого.
Теперь другая трудность: сдержать себя… не спешить. Птица не должна понять, что со мной произошло, Вот мы выходим снова на песок. Какой круг? Я сбился со счёту. Я почти лечу. Странно это. Сначала медленно, отворачивая лицо в сторону, как будто не хочу даже смотреть на неё. Это ошибка, с её точки зрения: она подпускает меня даже ближе, чем на предыдущем круге. Всего один лёгкий прыжок, потом бросок. Бросок!
Не могло быть иначе. Птица бьёт крыльями, изгибает шею. Кусает мою руку до крови. Пустяки. Минуту спустя я заворачиваю её в махровое полотенце, как куклу. Она затихает. Ну а если вспомнить о богах, то какую встречу предвещает эта чайка?
* * *
Май. Я в Крыму, в Алуште, в санатории. У меня путёвка. И вот, когда я иду с чайкой в свой номер, мне впервые становится ясно, что Крым — часть моего маршрута.
Копетдаг. Кавказ. Приазовье и Крым. Как в замедленном кино, я направлялся на северо-запад, год от году приближаясь к той границе, на закате солнца, которую достигли асы и ваны. Самый северный участок её проходит по Скандинавии. Попаду ли я туда?..
* * *
Я надеялся на её благоразумие: не выпрыгнет же она с четвёртого этажа! Но часом позднее я перестал ей доверять. Срезав тонкую проволоку, на которой поколения отдыхающих сушили бельё, я в следующий за этим час сделал нечто вроде цепи. Звенья этой цепи вышли неровными, крупными. Я не особенно доволен был работой. Но что получилось, то получилось — я посадил птицу на цепь. Сначала она расхаживала по лоджии, гремя проволокой, потом успокоилась. Иногда посматривала на меня через стеклянную дверь, но я читал остаток вечера, не обращая на неё внимания. Надоело. Ужинать я не пошёл. Возник сосед. Я сказал ему:
— Лёня! Это животное вынуждено побыть с нами несколько дней по независящим от него обстоятельствам.
Лёня кивнул. Ему было приятно моё обращение, как-никак, если человеку стукнуло шестьдесят пять, он ценит некоторую фамильярность, уравнивающую положение вещей, обращение же по имени-отчеству обязывает не забывать о возрасте тогда, когда хочется забыть.
Он плюхнулся на кровать, стал ворошить газеты, надеясь найти в них ответы на самые простые вопросы, которые он мне неоднократно задавал. Но именно на простые вопросы ответов не было, как хорошо известно, газеты делаются такими же вот людьми, которые могут отвечать только на мудрёные вопросы, не иначе.
Послышался храп. Как повелось, я скатал матрас и вынес его на лоджию вместе с одеялом и простыней. Лёг. Проклюнулись звезды. Внизу, с другой стороны корпуса, ребята из хозрасчётной бригады москвичей, приехавшие сшибать деньгу, этакие здоровенные бородачи, уже собрали по рублю с каждого желающего, включая ребятню, и врубили магнитофон. Жарко дышали эстрадные певицы, но чаще грохотали ансамбли. Я привык уже. Только сначала я зажимал уши. Чайка вела себя смирно. Ещё час. Все смолкло вокруг. Тиха была аллея, как написал однажды мастер слова. Я осторожно вылез за перила лоджии. Из соседней комнаты меня могли заметить: туда вечно приходили к парням любопытные, неуёмные девицы, изображавшие веселье до двух ночи. Поэтому я повис на руках, и меня благополучно пронесло мимо номера пятьдесят восемь, затем мимо следующего и ещё одного. Я подтянулся, осторожно ступил на каменный пол лоджии, временно принадлежавшей счастливому обладателю великолепной удочки. Собственно, их там двое. Один из них негромко удивлённо вскрикнул — не то во сне, не то наяву. Но я уже повис на перилах и, резво перебирая руками, удалился. Удочку я держал в зубах. Она лёгкая. Вполне по силам.
Они не заметили пропажи и не стали поднимать шума.
Я вырезал из удилища одно бамбуковое колено, потом соединил удилище с помощью палочки, вставленной внутрь, и канцелярского клея.
Моя совесть была чиста. Снасть выглядела как надо. Но не в этом даже дело. Если бы она обломилась во время ужения, то, кроме удовлетворения, сей факт не вызвал бы никаких других эмоций у рыболова! Ещё бы! Рыбина попалась такая, что не вытянуть! С другой стороны, повезло бы и рыбе.
Потом при скудном свете настольной лампы я сработал две лёгких и прочных бамбуковых шины для чайки. Преодолевая её испуг и сопротивление, почти завернул её в полотенце, оставив одно подбитое крыло. Наложил шины. Виток к витку обмотал их суровой ниткой, смазал клеем. Что я мог ещё сделать?
Удочку вернул тем же способом. Когда оказался на своей лоджии, понял, что немного утомился от этой несложной, но ответственной операции. Лёг. На тёмном небе, среди звёзд, двигался едва заметно голубой огонёк. Я следил за его полётом. Он поднялся вертикально вверх, опять опустился, описал квадрат. Ночное небо здесь сверкает различными неопознанными объектами. Но их некому наблюдать. Инопланетяне и люди владеют прошлым и настоящим. Боги владеют прошлым и будущим. Я возвращаюсь в один из миров, подвластных богам…
От самой Африки до Индии Александр Македонский и его преемники основали эллинистические государства. Но в самую середину этого эллинистического пояса врезалось Парфянское царство. Оно было основано племенами, пришедшими с севера. Часть этих племён во времена Парфии оставалась на берегах Меотийского озера, то есть Азовского моря. На это есть указания у Страбона. Правда, в те времена Меотидой называли изредка и Аральское море.
В III веке до нашей эры, примерно через сто лет после походов Александра Македонского, скифы двинулись на юг и подчинили себе значительную часть Ирана. Арийские элементы здесь всегда преобладали над греческими, и скифская династия Аршакидов усилила их, подчёркивая свою связь с иранским домом Ахеменидов, задолго до походов Александра Великого создавшего огромную, хотя и непрочную державу — Персию. Скифы — арийцы. Их многочисленные племена населяли Азию до Алтая. Ещё ранее, во втором тысячелетии до нашей эры, арийские племена оставили изображения своих колесниц в Монголии.
Китайский путешественник Чжан Цянь указывал: «От Давани до Аньси, хотя и говорят различно, но в обыкновениях весьма сходствуют и в разговорах понимают друг друга».
Это значит, что во всей Средней Азии люди говорили, употребляя современную терминологию, на диалектах одного и того же языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
* * *
Ну вот, как всегда, когда ясно, что все зависит от меня, от моего умения, моей силы и быстроты, я постепенно преображаюсь. Чайка этого не замечает. Теперь моё тело наполняют тёплые волны, я не ощущаю мышц, я бегу без усилий, но не прибавляю скорости ни на шаг. Она нужна будет в самый последний миг Я упаду на грудь, на локти, вытяну руки, но произойдёт это мгновенно. Со стороны, наверное, никто не увидит этого.
Теперь другая трудность: сдержать себя… не спешить. Птица не должна понять, что со мной произошло, Вот мы выходим снова на песок. Какой круг? Я сбился со счёту. Я почти лечу. Странно это. Сначала медленно, отворачивая лицо в сторону, как будто не хочу даже смотреть на неё. Это ошибка, с её точки зрения: она подпускает меня даже ближе, чем на предыдущем круге. Всего один лёгкий прыжок, потом бросок. Бросок!
Не могло быть иначе. Птица бьёт крыльями, изгибает шею. Кусает мою руку до крови. Пустяки. Минуту спустя я заворачиваю её в махровое полотенце, как куклу. Она затихает. Ну а если вспомнить о богах, то какую встречу предвещает эта чайка?
* * *
Май. Я в Крыму, в Алуште, в санатории. У меня путёвка. И вот, когда я иду с чайкой в свой номер, мне впервые становится ясно, что Крым — часть моего маршрута.
Копетдаг. Кавказ. Приазовье и Крым. Как в замедленном кино, я направлялся на северо-запад, год от году приближаясь к той границе, на закате солнца, которую достигли асы и ваны. Самый северный участок её проходит по Скандинавии. Попаду ли я туда?..
* * *
Я надеялся на её благоразумие: не выпрыгнет же она с четвёртого этажа! Но часом позднее я перестал ей доверять. Срезав тонкую проволоку, на которой поколения отдыхающих сушили бельё, я в следующий за этим час сделал нечто вроде цепи. Звенья этой цепи вышли неровными, крупными. Я не особенно доволен был работой. Но что получилось, то получилось — я посадил птицу на цепь. Сначала она расхаживала по лоджии, гремя проволокой, потом успокоилась. Иногда посматривала на меня через стеклянную дверь, но я читал остаток вечера, не обращая на неё внимания. Надоело. Ужинать я не пошёл. Возник сосед. Я сказал ему:
— Лёня! Это животное вынуждено побыть с нами несколько дней по независящим от него обстоятельствам.
Лёня кивнул. Ему было приятно моё обращение, как-никак, если человеку стукнуло шестьдесят пять, он ценит некоторую фамильярность, уравнивающую положение вещей, обращение же по имени-отчеству обязывает не забывать о возрасте тогда, когда хочется забыть.
Он плюхнулся на кровать, стал ворошить газеты, надеясь найти в них ответы на самые простые вопросы, которые он мне неоднократно задавал. Но именно на простые вопросы ответов не было, как хорошо известно, газеты делаются такими же вот людьми, которые могут отвечать только на мудрёные вопросы, не иначе.
Послышался храп. Как повелось, я скатал матрас и вынес его на лоджию вместе с одеялом и простыней. Лёг. Проклюнулись звезды. Внизу, с другой стороны корпуса, ребята из хозрасчётной бригады москвичей, приехавшие сшибать деньгу, этакие здоровенные бородачи, уже собрали по рублю с каждого желающего, включая ребятню, и врубили магнитофон. Жарко дышали эстрадные певицы, но чаще грохотали ансамбли. Я привык уже. Только сначала я зажимал уши. Чайка вела себя смирно. Ещё час. Все смолкло вокруг. Тиха была аллея, как написал однажды мастер слова. Я осторожно вылез за перила лоджии. Из соседней комнаты меня могли заметить: туда вечно приходили к парням любопытные, неуёмные девицы, изображавшие веселье до двух ночи. Поэтому я повис на руках, и меня благополучно пронесло мимо номера пятьдесят восемь, затем мимо следующего и ещё одного. Я подтянулся, осторожно ступил на каменный пол лоджии, временно принадлежавшей счастливому обладателю великолепной удочки. Собственно, их там двое. Один из них негромко удивлённо вскрикнул — не то во сне, не то наяву. Но я уже повис на перилах и, резво перебирая руками, удалился. Удочку я держал в зубах. Она лёгкая. Вполне по силам.
Они не заметили пропажи и не стали поднимать шума.
Я вырезал из удилища одно бамбуковое колено, потом соединил удилище с помощью палочки, вставленной внутрь, и канцелярского клея.
Моя совесть была чиста. Снасть выглядела как надо. Но не в этом даже дело. Если бы она обломилась во время ужения, то, кроме удовлетворения, сей факт не вызвал бы никаких других эмоций у рыболова! Ещё бы! Рыбина попалась такая, что не вытянуть! С другой стороны, повезло бы и рыбе.
Потом при скудном свете настольной лампы я сработал две лёгких и прочных бамбуковых шины для чайки. Преодолевая её испуг и сопротивление, почти завернул её в полотенце, оставив одно подбитое крыло. Наложил шины. Виток к витку обмотал их суровой ниткой, смазал клеем. Что я мог ещё сделать?
Удочку вернул тем же способом. Когда оказался на своей лоджии, понял, что немного утомился от этой несложной, но ответственной операции. Лёг. На тёмном небе, среди звёзд, двигался едва заметно голубой огонёк. Я следил за его полётом. Он поднялся вертикально вверх, опять опустился, описал квадрат. Ночное небо здесь сверкает различными неопознанными объектами. Но их некому наблюдать. Инопланетяне и люди владеют прошлым и настоящим. Боги владеют прошлым и будущим. Я возвращаюсь в один из миров, подвластных богам…
От самой Африки до Индии Александр Македонский и его преемники основали эллинистические государства. Но в самую середину этого эллинистического пояса врезалось Парфянское царство. Оно было основано племенами, пришедшими с севера. Часть этих племён во времена Парфии оставалась на берегах Меотийского озера, то есть Азовского моря. На это есть указания у Страбона. Правда, в те времена Меотидой называли изредка и Аральское море.
В III веке до нашей эры, примерно через сто лет после походов Александра Македонского, скифы двинулись на юг и подчинили себе значительную часть Ирана. Арийские элементы здесь всегда преобладали над греческими, и скифская династия Аршакидов усилила их, подчёркивая свою связь с иранским домом Ахеменидов, задолго до походов Александра Великого создавшего огромную, хотя и непрочную державу — Персию. Скифы — арийцы. Их многочисленные племена населяли Азию до Алтая. Ещё ранее, во втором тысячелетии до нашей эры, арийские племена оставили изображения своих колесниц в Монголии.
Китайский путешественник Чжан Цянь указывал: «От Давани до Аньси, хотя и говорят различно, но в обыкновениях весьма сходствуют и в разговорах понимают друг друга».
Это значит, что во всей Средней Азии люди говорили, употребляя современную терминологию, на диалектах одного и того же языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75