Но в школе он много занимался математикой, а в Кембридже - экономикой. Отсюда оставался один прыжок до социологии, которая, в свою очередь, привела к семейному скандалу.
Прежде всего Норман подвел подкоп под кирпичную молельню, сообщив, что хочет стать англиканским священником. Но отца еще больше потрясли слухи о том, что сын читает курс политической экономии. Экономические взгляды Нэдуэя-младшего так сильно отличались от тех, которыми руководствовался Нэдуэй-старший, что в историческом скандале за завтраком последний обозвал их социализмом.
- Надо поехать в Кембридж и урезонить его! - говорил мистер Нэдуэй, ерзая в кресле и барабаня пальцами по столу. - Поговори с ним, Джон. Или привези, я сам поговорю. А то все дело рухнет.
Пришлось сделать и то, и другое. Джон - младший компаньон фирмы "Нэдуэй и сын" - поговорил с братом, но не урезонил его. Тогда он привез его к отцу, и тот охотно с ним побеседовал, но своего не добился. Разговор вышел очень странный.
Происходил он в кабинете, из которого сквозь окна-фонари виднелись холеные газоны. Дом был очень викторианский; про такие дома в эпоху королевы говорили, что их строят мещане для мещан. Его украшали навесы, шпили, купола, и над каждым входом висело что-то вроде резного фестончатого зонтика. Его украшали, наконец, уродливые витражи и не очень уродливые, хотя и замысловато подстриженные, деревья в кадках. Короче говоря, это был удобный дом, который сочли бы крайне пошлым эстеты прошлого века. Мэтью Арнольд, проходя мимо, вздохнул бы с грустью. Джон Рескин умчался бы в ужасе и призвал на него громы небесные с соседнего холма. Даже Уильям Моррис поворчал бы на ходу насчет ненужных украшений. Но я совсем не так уж уверен в негодовании Сэшеверола Ситуэлла. Мы дожили до времен, когда фонарики и навесы пропитались сонным очарованием прошлого. И я не могу поручиться, что Ситуэлл не стал бы бродить по комнатам, слагая стихи об их пыльной прелести, на удивление старому Нэдуэю. Быть может, после их беседы он написал бы и о Нэдуэе? Не скажу - не знаю.
Миллисент вошла из сада в кабинет почти одновременно с Джоном. Она была высокой и светловолосой, а небольшой торчащий подбородок придавал значительность ее красивому лицу. На первый взгляд она казалась сонной, на второй - надменной, а в действительности она просто примирилась с обстоятельствами. Миллисент села к своему столу, чтобы приняться за работу, и вскоре поднялась: семейный разговор становился слишком семейным. Но старый Нэдуэй раздраженно-ласково помахал рукой, и она осталась.
Старик начал резко, с места в карьер, словно только что рассердился:
- Я думал, вы уже беседовали.
- Да, отец, - отвечал Джон, глядя на ковер. - Мы поговорили.
- Надеюсь, ты дал понять, - сказал отец немного мягче, - что просто ни к чему так мудрить, пока мы правим фирмой. Мое дело провалится через месяц, если я пойду на это идиотское "участие рабочих в прибылях". Ну разумно ли это? Разве Джон тебе не объяснил, как это неразумно?
Ко всеобщему удивлению, длинное, бледное лицо дернулось в усмешке, и Норман сказал:
- Да, Джек мне объяснил, и я объяснил ему кое-что. Я объяснил, например, что у меня тоже есть дело.
- А отца у тебя нет? - поинтересовался Джекоб.
- Я выполняю дело Отца, - резко сказал священник.
Все помолчали.
- Вот что, - хмуро выговорил Джон, изучая узор ковра, - так у нас ничего не выйдет. Я ему говорил все, что вы сами сказали бы. Но он не соглашается.
Старый Нэдуэй дернул шеей, словно проглотил кусок, потом сказал:
- Вы что ж, оба против меня? И против нашей фирмы?
- Я за фирму, в том-то и суть, - сказал Джон. - Все же мне за нее отвечать... когда-нибудь, конечно. Только я не собираюсь отвечать за старые методы.
- Тебе как будто нравились деньги, которые я нажил этими методами, грубо и зло сказал отец. - А теперь, видите ли, они мне подсовывают какой-то слюнявый социализм!
- Отец! - сказал Джон, удивленно и мирно глядя на него.- Разве я похож на социалиста?
Миллисент окинула его взглядом от сверкающих ботинок до сверкающих волос и чуть не засмеялась.
И тут прозвенел дрожащий, почти страстный голос Нормана:
- Мы должны очистить имя Нэдуэев!
- Вы смеете мне говорить, что мое имя в грязи? - крикнул отец.
- По нынешним стандартам - да, - ответил Джон, помолчав.
Старый делец молча сел и повернулся к секретарше.
- Сегодня работать не будем, - сказал он. - Вы лучше погуляйте.
Она не очень охотно встала и пошла в сад. Из-за деревьев взошла огромная, яркая луна, бледное небо стало темным, и черные тени упали на серо-зеленую траву. Миллисент всегда удивляло, что и в саду, и в нелепом доме, населенном столь прозаичными людьми, есть что-то романтическое. Стеклянная дверь осталась приоткрытой, и в сад донесся голос старого Нэдуэя:
- Тяжело карает меня Господь, - говорил он. - У меня три сына, и все они против меня.
- Мы совсем не против вас, отец, - мягко и быстро начал Джон. - Мы просто хотим реорганизовать дело. Теперь ведь новые условия, и общественное мнение изменилось.
Ни Нормана, ни меня нельзя обвинить в неблагодарности или непочтительности.
- Эти свойства, - сказал Норман своим глубоким голосом, - ни на йоту не лучше старых методов.
- Вот что, - устало сказал отец, - на сегодня хватит.
Мне недолго править фирмой.
Миллисент смотрела на дом, не помня себя от удивления. Ни Норман, ни Джон не обратили внимания на одну из отцовских фраз. Но она слышала ясно, что он сказал:
"Три сына". И впервые она подумала, не хранят ли тайны эти нелепые и все же романтические стены.
2. ВЗЛОМЩИК И ФЕРМУАР
История, закончившаяся поразительными открытиями, началась с того, что Миллисент испугалась вора. Кража была неинтересная - вор ничего не успел украсть, его спугнули. Но спугнули, точнее - удивили, не только его.
Джекоб Нэдуэй выделил своей секретарше великолепную комнату, выходящую в холл. Он обеспечил Миллисент все удобства, включая тетку. Правда, Миллисент порой сомневалась, причислить ли тетку к удобствам. У миссис Мильтон-Маубри были две функции: предполагалось, что она ведет дом и придает особый блеск личной секретарше. Характеры у женщин были разные. Племянница с достоинством несла тяготы нового положения, тетка же впадала порой в прежнюю спесь, которую с нее незамедлительно сбивали. Тогда Миллисент весь вечер утешала ее, а потом по мере сил утешалась сама. На сей раз она не легла, а примостилась с книгой у камина и читала до поздней ночи, не замечая, что все давно спят. Вдруг в тишине раздался новый, необычный звук. Что-то визжало в холле, словно точили ножи или металл вгрызался в металл. И
Миллисент вспомнила, что в углу, между ее дверью и дверью хозяина, стоит сейф.
Она была бессознательно храброй (самый лучший вид храбрости) и вышла в холл посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41