Я отпил пива и сказал:
— И что же?
— Там неподалеку жила охотничья собака-сучка, и, когда он приходил к ней, она вылизывала его. В жизни такого не видел.
Наступила томительная пауза; потом он продолжил:
— Когда он как-то утром увязался за молочным грузовиком, она все лежала на углу, эта маленькая сучка, целую неделю или даже больше. Ничего не пила и не ела. Ну разве это не странная вещь?
— Вовсе нет, — ответил я. — На самом деле все просто. Она была женщиной. А теперь давай убирайся отсюда к чертям с твоей доморощенной философией и найми в местном гараже машину. Я буду ждать здесь.
— Будет сделано, майор, — сказал он без всякого выражения и ушел.
От закрываемой двери повеяло ветерком, он снес листок бумаги с бара, тот попал в огонь и вспыхнул.
Так какая же у меня была причина убивать? Так она сказала. Я старался думать о Кота-Бару, о сожженной миссии, о вони от сгоревшего мяса. В то время это казалось вполне в порядке вещей, но теперь представлялось совсем нереальным, казалось отголоском старого сна, чем-то таким, чего не было.
Потом настала тишина. Такая глубокая, что можно было расслышать тиканье часов на каминной полке, и я без всякой причины почувствовал спазмы в желудке, словно пальцы мертвых людей забегали по моей коже. Я внезапно понял, что имел в виду Мейер, когда говорил о своих дурных предчувствиях.
* * *
В единственном городском гараже не нашлось автомобиля, но Бинни ухитрился взять взаймы автофургон «форд», может быть, от имени Организации, хотя это только мои предположения.
Он вел машину, а я сидел сзади, курил и мрачно смотрел наружу, где вовсю шел дождь. Это была довольно приятная поездка. Зеленые поля, высокие живые изгороди, возделанные участки, серые каменные заборы, которые когда-то обозначали границы больших поместий.
У Бинни была военная карта, и я показал ему, где Ренделл-Коттедж. Дорога, которая вела к нему, была с четверть мили длиной, а сам Ренделл-Коттедж прятался за плотной стеной деревьев. Подходящая нора, чтобы спрятаться такой старой лисе, как Мейер.
Когда мы приблизились, я сделал Бинни знак, и он начал сбавлять скорость. На поросшей травой обочине в сотне ярдов от поворота был припаркован большой зеленый «воксхолл». Внутри машины никого не было.
Бог знает почему, но у меня было чутье на плохие новости, может быть, это возникло от пережитых трудностей, но здесь что-то не так, я в этом был почти уверен. Положил руку Бинни на плечо и сказал, чтобы он остановился.
Я вышел, вернулся к «воксхоллу» и заглянул внутрь. Двери были заперты, все выглядело довольно обычно. За стеной, которая окружала огороды и Ренделл-Коттедж, на вязах кричали грачи.
Я под дождем вернулся к грузовику. Бинни вышел и спросил:
— Ну, что?
— Эта машина. Она меня беспокоит. Может, она просто сломалась и водитель пошел в ближайшую деревню за помощью. Бывает, что и свиньи летают.
— А с другой стороны, — медленно проговорил он, — если кто-то хотел подобраться к коттеджу тихо...
— Вот-вот...
— Что будем делать?
Я немного подумал и объяснил, как мы поступим.
* * *
Дорога к коттеджу была враждебна к рессорам нашего грузовичка, поэтому я вел его на малой передаче, лавируя между колдобинами под сильным дождем. Здесь было довольно мрачно, заросшая кустами чаща годами не видела света.
Дорога свернула круто направо и вывела на поляну, где и помещался Ренделл-Коттедж, легкая деревянная постройка с верандой во всю длину фасада.
Дом был неожиданно большим, но ветхим, нижние ступени лестницы поросли травой и сорняками.
Как только я вышел из грузовика, над головой раздался раскат грома. Это был странный, ужасающий звук; небо в просветах между деревьями потемнело, словно день клонился к закату и вот-вот готова была наступить тьма.
Я поднялся по ступеням и постучал во входную дверь, которая была слегка приоткрыта.
— Эй, Мейер, вы здесь? — громко крикнул я.
Ответа не последовало; когда я толкнул дверь, до меня издалека донесся голос Эла Боули, и это показалось жутковатым.
Он пел песню «Когда он умер и исчез», ту самую песню, которую, как считалось, посвятил Адольфу Гитлеру. Это была последняя вещь, которую он записал, потому что две недели спустя погиб от бомбы при воздушном налете на Лондон.
Но мне это было безразлично, и я двинулся вперед по затхлому и темному коридору на звуки музыки.
Дверь в дальнем конце коридора была открыта. Я немного задержался на пороге. На достигающих пола французских окнах занавеси были полузадернуты, вся комната тонула в полутьме. Мейер сидел в кресле у стола, на котором бубнил магнитофон.
— Эй, Мейер, — воскликнул я. — Что с вами, черт побери?
Когда я приблизился, то увидел, что он привязан к креслу. Я приподнял его лицо за подбородок: пустой взгляд, в котором сама смерть. Щеки покрыты множеством пятен, как от прикосновений пламени зажигалки. На губах запеклась пена. У него было плохое сердце, и мне стало ясно, что произошло.
Бедный старый Мейер! Удрать в юности из лап гестапо и кончить жизнь столь жутко... Я сдержал вскипевшую ярость, ибо знал: его смерть недолго будет неотмщенной.
Как я и ожидал, дверь позади с шумом распахнулась; я обернулся и увидел Тима Пэта, за спиной которого стояли двое верзил в бушлатах, с револьверами в руках.
— Вот так неожиданность! — сказал Тим Пэт и рассмеялся. — Не везет вам, майор!
— Ваша работа? — спросил я.
— Упрямый старый подонок. Я разукрасил его, потому что хотел узнать, где запрятаны эти бойки, а он оказался упорным, как мул.
Один из его людей выступил вперед и обшарил меня; сделал он это так неумело, что нетрудно было бы свернуть ему башку и завладеть револьвером — но я воздержался.
Он отступил назад, сунул револьвер в карман. Затем они втроем надвинулись на меня.
— Где Бинни, майор? — настойчиво спросил Тим Пэт. — Вы что, потеряли его по дороге?
Тут французское окно вдребезги разлетелось, занавеска отлетела в сторону, и показался Бинни, он стоял пригнувшись, с браунингом наготове в левой руке.
Настала тишина, только занавеска трепетала на ветру да дождь застучал по полу комнаты. Вдали снова прозвучали раскаты грома.
Бинни спокойно сказал:
— Я здесь, подонок!
У Тима Пэта перехватило дыхание, и он проговорил:
— Вы только посмотрите!
Один из его людей все еще держал револьвер. Бинни быстро выставил вперед браунинг; тот бросил оружие на пол и поднял руки.
— Что с мистером Мейером?
— Посмотри сам. — Я поднял голову Мейера.
Одного взгляда было достаточно. Взор парня стал холодным, лишенным всяких чувств, совсем как тогда, в нашу первую ночную встречу в Белфасте; потом в его глазах проскочила холодная искра, и на него страшно было смотреть.
— Это ты сделал? — спросил он неживым голосом. — Во имя Ирландии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45