Контракт все еще лежал у него в кармане, этот контракт он писал со спокойным чувством удовлетворения, а сейчас ему казалось, что это чувство испытывал вовсе не он, а какой-то другой человек. Контракт так и остался неподписанным. "Можно бы включить в него особый пункт насчет поджога", - подумал он. Но он даже не остановил лошадь. "Да-а, - подумал он. - И повесить его на новую конюшню заместо вывески". И поехал дальше. Было уже поздно, и он пустил лошадь рысцой, чтобы она могла бежать почти до самого дома, переводя дух на спусках, и отъехал довольно далеко, как вдруг заметил под деревом у дороги человека, чье лицо он видел в окне дома. Только что у дороги никого не было, и вот уже на опушке рощицы стоит этот человек та же суконная кепка, то же равномерное движение челюсти, по-видимому, никчемное и непроизвольное, почти как у лошади, - стоит, словно очутился здесь по чистейшей случайности, но об этом Уорнер вспомнит и задумается лишь позже. Он чуть было не проехал мимо, но успел осадить лошадь. Теперь он не кричал, его большое лицо было приветливым и оживленным.
- Здравствуйте, - сказал он. - Вы Флем, верно? А я Уорнер.
- Вот как? - сказал другой. Он сплюнул. У него было широкое плоское лицо и мутные, цвета болотной воды, глаза. С виду он был добродушный, похож на самого Уорнера, только на голову ниже его да одет в грязную белую рубашку и дешевые серые штаны.
- Я хотел с вами потолковать, - сказал Уорнер. - Говорят, у вашего отца раз или два бывали мелкие неприятности с хозяевами. Эти неприятности могли скверно для него обернуться. - Тот все жевал. - Может, хозяева обходились с ним не по справедливости, я этого не знаю и знать не хочу. Я только вот что хочу сказать: ошибку, всякую ошибку можно исправить так, чтобы люди остались друзьями, даже если кто чем и не доволен. Правильно я говорю? - Тот упорно жевал. Лицо у него было неподвижное, похожее на противень с сырым тестом. Только пусть не думает, что единственный способ доказать свои права - это сделать что-нибудь такое, из-за чего ему придется назавтра уносить ноги, сказал Уорнер. - А то ведь наступит день, когда окажется, что уносить ноги больше некуда.
Уорнер замолчал. На этот раз он молчал так долго, что тот наконец заговорил, хотя Уорнер не был уверен, что он заговорил именно поэтому:
- На земле места много.
- Конечно, - сказал Уорнер, ласковый, добродушный, грузный. - Но совсем ни к чему ездить с места на место. Тем более из-за пустяка, ведь, ежели б сразу взяться и все уладить, то и оказалось бы, что дело выеденного яйца не стоит. А уладить его можно бы в пять минут, ежели б нашелся кто другой и уговорил того, первого, который, скажем, слишком горяч, что ли, объяснил бы ему: "Ладно, оставайся здесь. Хозяин и не думает тебя обвиноватить. Ты только потолкуй с ним тихо-мирно, и все устроится. Я-то знаю, ОН МНЕ САМ ОБЕЩАЛ". - Уорнер замолчал. - В особенности ежели б этому парню, о котором речь, тому, что повлиял бы на первого и все это ему втолковал, самому была бы выгода, покуда этот первый сидит смирно.
Уорнер снова замолчал. Немного погодя тот снова заговорил:
-Какая выгода?
- Ну, хорошая ферма. Кредит в лавке. Вволю земли, сколько сможет обработать.
- Ковыряться в земле - какая уж тут выгода. Я думаю это дело бросить.
- Ладно, - сказал Уорнер. - Допустим, этот малый захотел бы пойти по другой части. Для этого надо, чтоб ему помогли, дали ему заработать. А есть ли лучший способ...
- Вы держите лавку? - сказал тот.
- ...лучший способ...- повторил Уорнер и замолчал. - Что? - сказал он.
- Я слыхал, вы держите лавку.
Уорнер уставился на него. Теперь лицо его уже не было приветливым. Оно было только очень спокойным и очень сосредоточенным. Он сунул руку в нагрудный карман и достал сигару. Сам он не курил и не пил: организм его был так совершенен от природы, что, как он, верно, выразился бы сам, чувствовать себя лучше уже некуда. Но он всегда имел при себе две-три сигары.
- Хотите сигару? - спросил он.
- Я не курю.
- Только жуете, а?
- Жую, покуда весь сок не высосу. На десять центов в неделю. А спички мне без надобности.
- И слава богу, - сказал Уорнер. Он посмотрел на сигару; потом сказал тихонько: - Бог даст, и не понадобятся ни вам, ни кому другому из ваших. Он сунул сигару обратно в карман и со свистом выпустил воздух. - Ладно, сказал он. - Осенью. Когда он соберет урожай. - Во время этого разговора он ни разу не мог бы сказать с уверенностью, когда Флем смотрит на него, а когда нет, но теперь он видел, как тот поднял руку и с бесконечной осторожностью снял с рукава воображаемую пылинку. Уорнер снова выпустил воздух через нос. Но теперь это был вздох. - Ладно, - сказал он. - На той неделе. Можете обождать до тех пор? Но вы должны мне поручиться...
Тот сплюнул.
- В чем? - сказал он.
Через две мили Уорнера застигла темнота, короткие предмайские сумерки, в которых среди черных деревьев смутно белели кусты кизила, вздымая к небу руки, как монахини на молитве; зажглась первая звезда, и уже кричали козодои. Торопясь к яслям, лошадь ходко бежала в вечерней прохладе, как вдруг Уорнер рванул поводья и остановился.
- Сто чертей! - сказал он. - А ведь он выбрал такое место, где из дома его никто видеть не мог.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Подъезжая к Французовой Балке и везя в будке вместо швейной машины подержанный граммофон и новехонький набор зубьев для бороны, еще в фабричной упаковке, Рэтлиф, агент по продаже швейных машин, увидел старую белую кобылу, чутко дремавшую у загородки, и еще через мгновение - самого Билла Уорнера, который сидел на своем самодельном стуле, а позади него, на склоне холма, раскинулись лохматые лужайки и запущенный сад усадьбы Старого Француза.
- Добрый вечер, дядюшка Билл, - сказал он приятным, учтивым и даже почтительным тоном. - Я слышал, вы с Джоди взяли в лавку нового приказчика.
Уорнер пристально посмотрел на него, насупив рыжеватые брови над колючими маленькими глазками.
- Стало быть, уже разнесли слух, - сказал он. - Много со вчерашнего дня объехали?
- Миль семь-восемь сделал.
- Ха! - сказал Уорнер. - Нам нужен приказчик.
Это была правда. Им нужен был человек, который по утрам отпирал бы лавку, а по вечерам снова запирал ее - только от приблудных собак, потому что даже бродяги, как и приблудные негры, не оставались во Французовой Балке затемно. Джоди Уорнеру приходилось иногда отлучаться из лавки на целый день, а Билл вообще никогда там не бывал. Покупатели входили и сами брали что надо, себе и другим, а деньги за товары, цены которым они знали так же точно, до цента, как сам Джоди, клали в коробку из-под сигар, стоявшую под круглой проволочной сеткой, которой покрывают сыр, словно все это - коробка из-под сигар, и засаленные бумажки, и стертые монеты - было приманкой в западне.
- Что ж, по крайности, он будет каждый день пол подметать, - сказал Рэтлиф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108