В случае с Резковицем так все и было, хотя вряд ли он это осознавал.
— А что за сообщество? — поинтересовался Наймарк.
— Международное сообщество по консервации.
— А-а, вот оно что…
К международным сообществам никогда не было никакого уважения. Немудрено, что уникальная клиника держится практически на одном старике директоре.
Сейчас, когда он и Наймарк беседовали у пылающего камина, зажженного, скорее всего, специально для нас, я не мог отделаться от впечатления, что присутствую при разговоре научных светил в «прежнее время» и над нами не многометровые напластования снега и фирна, а доброе старое небо с легкими облачками, набежавшими с пролива. Мы с Нормой молча присутствовали при беседе авторитетов и не вмешивались, хотя речь шла о вещах, вполне постижимых и рядовых, например, о снабжении клиники — оно было автономным и не пополнялось ни разу, — о собственно научной стороне деятельности — директор отвечал туманно — и об охране, которая сводилась к четверке лаек да известному парабеллуму — и все! А майор-то готовился штурмовать это тихое заведение при помощи коммандос, которым впору сражаться с носорогами голыми руками!
Тщета людских усилий… Впрочем, на страже клиники оставались еще ночники, пресекавшие всякую чуждую деятельность в зоне своего влияния, да эта самая недоступность, о которую мы столько раз спотыкались… И все же — вот, мы здесь!
Доктор Резковиц опомнился первым:
— Ну, я вас совсем заговорил! Простите, намолчался за эти два года, когда ушел последний ассистент…
— А что, отсюда можно уйти? — невинно поинтересовался я.
— Трудно, но если рвешься в большой мир… Словом, по радиограмме на Темную сторону желающий заявляет время и место у барьера — это три дня пешего пути, — где его подбирает патрульный снегоход…
— Но ведь там отвесная стена! — брякнул я, не удержался. Резковиц не обратил внимания на мое знание предмета.
— Ерунда, там у них какая-то горная лебедка, садись — и втянут, будто мешок с капустой…
Вот как все просто и надежно для легальных путешественников. А мы-то чуть головы себе не свернули. Директор между тем повел нас куда-то из холла.
— Тут у нас имеются комнаты для гостей, — на ходу объяснял он, — вот я и решил поселить вас в лучшем номере. Не каждый день у меня гости…
По широкой винтовой лестнице мы поднялись на. второй этаж, где на роскошную мраморную галерею выходило с дюжину дверей красного дерева.
— Сюда, — пригласил Резковиц, отпирая одну из них, — надеюсь, вам здесь понравится.
Мы вошли и осмотрелись. Понравиться здесь могло не всем. Здесь понравилось бы султану из «Тысячи и одной ночи», может, и кому-то из древних миллиардеров — словом, тем, кто знает толк в великолепии. Обычных же людей такие вещи просто подавляют. Здесь тоже полыхал камин, и возле него еще стояла ручная тележка, на которой привезли дрова; она резко нарушала впечатление, но директор этого явно не замечал. Свыкся, должно быть, за много лет, как с обыденностью.
Что было на самом деле необычно и великолепно — впервые за многие месяцы я увидел окно в распахе атласных штор: широкое венецианское окно с прозрачными, слегка обмерзшими по краям стеклами, с витыми переплетами, четко вырисовывающимися на фоне звездного неба… Вот это да — настоящее окно!
— Надеюсь, вам здесь придется по душе, — повторил директор. — Располагайтесь. Обед в три часа, по гонгу.
И Резковиц скрылся… Обед по гонгу — это нам-то, еще вчера выскребавшим неподогретые концентраты! Мы свалили рюкзаки на ковер. Норма прошла в соседнюю комнату и обнаружила ванную… Я приблизился к камину.
— Что, неужели от него столько тепла?
— Да нет, это декорация. Все здесь: и свет, и тепло, и энергия на консервацию — все от реактора, ясное дело. Меня больше удивляет, откуда он берет дрова… Наверное, из запаса для таких случаев.
И Наймарк принялся снимать верхний комбинезон — неспешно, щадя руку. Я машинально толкнул раздвижную дверцу орехового стенного шкафа — и обомлел: во всю длину трехметрового проема висели костюмы, брюки, свитера, халаты…
— Наймарк, взгляните!
Наймарк не особенно удивился — во дворце Шехерезады и не такое встретишь — и тут же вытащил себе добротный твидовый пиджак. Я отобрал обычный костюм — на смокинг у меня не хватило смелости, а тут и Норма издала из-за дверей короткое «О!», наткнувшись на женский гардероб.
Словом, после ванны и переодевания мы вполне готовы были внутренне и внешне к таким вещам, как обед по гонгу.
* * *
Столовая была обшита панелями мореного дуба, по стенам шли фрески с изображениями псовой охоты. Бронзовые канделябры, довольно-таки тусклые и запыленные, бросали мягкий свет на огромный опальный стол, на позолоту приборов. Еда, надо сказать, мало соответствовала сервировке — это были все те же концентраты.
— После обеда я покажу вам клинику, — пообещал Резковиц, принимаясь за суп. Суп был переперчен. Директор явно не умел толком ничего приготовить, либо его кухонный компьютер разладился от времени. Однако ж никто ни на что не жаловался.
— Вы, должно быть, знаете, что таких клиник в свое время было заложено пять, осуществлено — три, — продолжал он. — О судьбе первых двух ничего толком не известно, скорей всего на них наехал ледник. Две следующих попросту не успели достроить. Не до того стало… Так что моя клиника — единственная в своем роде.
Директор с аппетитом ел огненное варево, да и мы не отставали — вчера еще мы и мечтать не могли о горячей еде. Откуда-то издалека доносился собачий лай. Наймарк вопросительно поднял брови.
— Собаки, -пояснил Резковиц. — Живут в виварии, когда-то здесь был и полноценный виварий… Я кормлю их из рациона персонала. Как вы думаете, это ничего?
— Что — ничего? — Я был озадачен.
— Ну, скажем, на случай внезапной ревизии… из Сообщества по консервации.
Мы рассмеялись, однако Резковиц не отставал:
— Вам забавно, а вот когда я смотрю на эти сотни пустых контейнеров на складе, я каждый раз говорю себе — Джошуа, за все это когда-то придется держать отчет. Каждая банка должна быть проведена по акту, везде должен быть порядок.
— Ну, до появления ревизоров, я думаю, еще очень далеко. — Наймарк отодвинул пустую тарелку и принялся за консервированные бобы. — Да и вообще, вы можете провести собак как обитателей вивария, что может быть натуральнее?
— Нет, уважаемый магистр, все, что полагалось виварию, уже давно съедено, лет пятнадцать назад… — Директор налил всем вина из златогорлой бутыли — вот уж вино было отменное! — Многое я списываю на непредвиденные расходы — на это есть определенная квота. И все же, когда я думаю о предстоящем отчете — а ведь будет, рано или поздно, — меня бросает в дрожь.
Вот эту точечку под ледником, которую с трудом нашла специально подготовленная группа, да и то не сама нашла, а скорее ее обнаружили, так вот, точечку эту будет искать какая-то ревизия, требуя отчета!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— А что за сообщество? — поинтересовался Наймарк.
— Международное сообщество по консервации.
— А-а, вот оно что…
К международным сообществам никогда не было никакого уважения. Немудрено, что уникальная клиника держится практически на одном старике директоре.
Сейчас, когда он и Наймарк беседовали у пылающего камина, зажженного, скорее всего, специально для нас, я не мог отделаться от впечатления, что присутствую при разговоре научных светил в «прежнее время» и над нами не многометровые напластования снега и фирна, а доброе старое небо с легкими облачками, набежавшими с пролива. Мы с Нормой молча присутствовали при беседе авторитетов и не вмешивались, хотя речь шла о вещах, вполне постижимых и рядовых, например, о снабжении клиники — оно было автономным и не пополнялось ни разу, — о собственно научной стороне деятельности — директор отвечал туманно — и об охране, которая сводилась к четверке лаек да известному парабеллуму — и все! А майор-то готовился штурмовать это тихое заведение при помощи коммандос, которым впору сражаться с носорогами голыми руками!
Тщета людских усилий… Впрочем, на страже клиники оставались еще ночники, пресекавшие всякую чуждую деятельность в зоне своего влияния, да эта самая недоступность, о которую мы столько раз спотыкались… И все же — вот, мы здесь!
Доктор Резковиц опомнился первым:
— Ну, я вас совсем заговорил! Простите, намолчался за эти два года, когда ушел последний ассистент…
— А что, отсюда можно уйти? — невинно поинтересовался я.
— Трудно, но если рвешься в большой мир… Словом, по радиограмме на Темную сторону желающий заявляет время и место у барьера — это три дня пешего пути, — где его подбирает патрульный снегоход…
— Но ведь там отвесная стена! — брякнул я, не удержался. Резковиц не обратил внимания на мое знание предмета.
— Ерунда, там у них какая-то горная лебедка, садись — и втянут, будто мешок с капустой…
Вот как все просто и надежно для легальных путешественников. А мы-то чуть головы себе не свернули. Директор между тем повел нас куда-то из холла.
— Тут у нас имеются комнаты для гостей, — на ходу объяснял он, — вот я и решил поселить вас в лучшем номере. Не каждый день у меня гости…
По широкой винтовой лестнице мы поднялись на. второй этаж, где на роскошную мраморную галерею выходило с дюжину дверей красного дерева.
— Сюда, — пригласил Резковиц, отпирая одну из них, — надеюсь, вам здесь понравится.
Мы вошли и осмотрелись. Понравиться здесь могло не всем. Здесь понравилось бы султану из «Тысячи и одной ночи», может, и кому-то из древних миллиардеров — словом, тем, кто знает толк в великолепии. Обычных же людей такие вещи просто подавляют. Здесь тоже полыхал камин, и возле него еще стояла ручная тележка, на которой привезли дрова; она резко нарушала впечатление, но директор этого явно не замечал. Свыкся, должно быть, за много лет, как с обыденностью.
Что было на самом деле необычно и великолепно — впервые за многие месяцы я увидел окно в распахе атласных штор: широкое венецианское окно с прозрачными, слегка обмерзшими по краям стеклами, с витыми переплетами, четко вырисовывающимися на фоне звездного неба… Вот это да — настоящее окно!
— Надеюсь, вам здесь придется по душе, — повторил директор. — Располагайтесь. Обед в три часа, по гонгу.
И Резковиц скрылся… Обед по гонгу — это нам-то, еще вчера выскребавшим неподогретые концентраты! Мы свалили рюкзаки на ковер. Норма прошла в соседнюю комнату и обнаружила ванную… Я приблизился к камину.
— Что, неужели от него столько тепла?
— Да нет, это декорация. Все здесь: и свет, и тепло, и энергия на консервацию — все от реактора, ясное дело. Меня больше удивляет, откуда он берет дрова… Наверное, из запаса для таких случаев.
И Наймарк принялся снимать верхний комбинезон — неспешно, щадя руку. Я машинально толкнул раздвижную дверцу орехового стенного шкафа — и обомлел: во всю длину трехметрового проема висели костюмы, брюки, свитера, халаты…
— Наймарк, взгляните!
Наймарк не особенно удивился — во дворце Шехерезады и не такое встретишь — и тут же вытащил себе добротный твидовый пиджак. Я отобрал обычный костюм — на смокинг у меня не хватило смелости, а тут и Норма издала из-за дверей короткое «О!», наткнувшись на женский гардероб.
Словом, после ванны и переодевания мы вполне готовы были внутренне и внешне к таким вещам, как обед по гонгу.
* * *
Столовая была обшита панелями мореного дуба, по стенам шли фрески с изображениями псовой охоты. Бронзовые канделябры, довольно-таки тусклые и запыленные, бросали мягкий свет на огромный опальный стол, на позолоту приборов. Еда, надо сказать, мало соответствовала сервировке — это были все те же концентраты.
— После обеда я покажу вам клинику, — пообещал Резковиц, принимаясь за суп. Суп был переперчен. Директор явно не умел толком ничего приготовить, либо его кухонный компьютер разладился от времени. Однако ж никто ни на что не жаловался.
— Вы, должно быть, знаете, что таких клиник в свое время было заложено пять, осуществлено — три, — продолжал он. — О судьбе первых двух ничего толком не известно, скорей всего на них наехал ледник. Две следующих попросту не успели достроить. Не до того стало… Так что моя клиника — единственная в своем роде.
Директор с аппетитом ел огненное варево, да и мы не отставали — вчера еще мы и мечтать не могли о горячей еде. Откуда-то издалека доносился собачий лай. Наймарк вопросительно поднял брови.
— Собаки, -пояснил Резковиц. — Живут в виварии, когда-то здесь был и полноценный виварий… Я кормлю их из рациона персонала. Как вы думаете, это ничего?
— Что — ничего? — Я был озадачен.
— Ну, скажем, на случай внезапной ревизии… из Сообщества по консервации.
Мы рассмеялись, однако Резковиц не отставал:
— Вам забавно, а вот когда я смотрю на эти сотни пустых контейнеров на складе, я каждый раз говорю себе — Джошуа, за все это когда-то придется держать отчет. Каждая банка должна быть проведена по акту, везде должен быть порядок.
— Ну, до появления ревизоров, я думаю, еще очень далеко. — Наймарк отодвинул пустую тарелку и принялся за консервированные бобы. — Да и вообще, вы можете провести собак как обитателей вивария, что может быть натуральнее?
— Нет, уважаемый магистр, все, что полагалось виварию, уже давно съедено, лет пятнадцать назад… — Директор налил всем вина из златогорлой бутыли — вот уж вино было отменное! — Многое я списываю на непредвиденные расходы — на это есть определенная квота. И все же, когда я думаю о предстоящем отчете — а ведь будет, рано или поздно, — меня бросает в дрожь.
Вот эту точечку под ледником, которую с трудом нашла специально подготовленная группа, да и то не сама нашла, а скорее ее обнаружили, так вот, точечку эту будет искать какая-то ревизия, требуя отчета!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78