- Вот здорово! Мы могли бы, если бы захотели, захватить его
с помощью Летающей Крепости!
- Зачем?
- Пригодится на что-нибудь. Можно будет в следующую войну
подвесить остров над Лондоном, пусть прикрывает его от
воздушных налетов.
- К сожалению, он может летать только над Бальнибарби. Так
сказано в книге.
- Ну тогда устроим на нем курорт. Или займемся
исследованиями стратосферы, как профессор Пикар.
- У него потолок высоты составляет четыре мили. Самолеты и
те выше взлетают.
- Тогда можно...
- Да нет, я прежде всего не понимаю, с какой стати тебе
понадобилось его захватывать! - раздраженно воскликнул
Профессор. - Почему бы не оставить его тем людям, что на нем
обитают? Им там и без тебя хорошо.
- Так они же дураки. Все эти старые философы со свешенными
набок головами, с обращенным внутрь одним глазом и со слугами,
которые хлопают хозяев, когда те слишком задумываются.
- И что же в этом дурного?
- Да ты посмотри, чего они там наизобретали, это же помереть
можно со смеху. Помнишь, один даже разработал проект извлечения
солнечных лучей из огурцов!
- Почему же нет? Он всего лишь несколько опередил свое
время. Как насчет рыбьего жира, витаминов и прочего? Ты и
опомниться не успеешь, а люди уже начнут извлекать из огурцов
солнечные лучи.
Мария приняла озадаченный вид.
Профессор перестал прохаживаться и присел на плаху.
- Ты знаешь, - сказал он, - на мой взгляд, насмешки доктора
Свифта над Лапутой не делают чести его уму. По-моему,
высмеивать людей лишь за то, что они привыкли думать, это
ошибка. В нашем мире на одного думающего человека приходится
девяносто тысяч таких, которые думать совсем не хотят, вот
они-то и ненавидят думающего пуще всякой отравы. Даже если
некоторые мыслители кажутс нам странноватыми, потешаться над
ними не стоит. Все же лучше обдумывать огурец, чем не думать
совсем.
- Но...
- Понимаешь, Мария, нашим миром правят люди "практические":
то есть те, которые думать не умеют, - никто их этому никогда
не учил, да им и не хочется. Куда проще врать, лупить кулаком
по кафедре, мошенничать, дурить избирателей, убивать - в общем,
заниматься практической политикой. Так что, когда к ним вдруг
приходит мыслящий человек, чтобы объяснить, в чем они не правы
и как это выправить, им приходится изобретать что-то такое, что
позволит забросать его грязью, потому что они и власти боятся
лишиться, и боятся, что придется хоть что-то делать по
справедливости. Поэтому они хором начинают визжать, что советы
мыслителя - это "визионерство", что они "неосуществимы на
практике", и что "все только в теории гладко". А уж когда им
удается, играя словами, опоганить принесенную мыслителем
крупицу истины, - вот тут можно, не торопясь, на досуге,
заняться очернением самого мыслителя, после чего они вольны,
как прежде, предаваться войнам и сеять бедствия, являющиеся
неизменными следствиями практической политики. Я не думаю, что
мыслящему человеку вроде доктора Свифта следовало, высмеивая
мыслителей, помогать практическим политикам, даже если он
намеревался высмеять только мыслителей глупых. И должен
сказать, время отомстило Декану. Те самые изобретения, над
которыми он так потешался, в конце концов оказались совершенно
реальными.
- А что бы ты стал делать, - с подозрением спросила Мария, -
если бы мы очутились на Лапуте?
- Нанял бы слугу-хлопуна и обосновался там навсегда.
- Так я и думала.
- В любом случае, я не очень верю в существование Лапуты. Я
подозреваю, что Гулливер тут малость приврал. Из
путешественников столь многие приобретают в конце концов
сходство с сэром Джоном Мандевиллем...
- А почему ты в нее не веришь?
- Ты помнишь, каким образом Лапута удерживается в воздухе?
- Внутри острова расположен огромный магнит, у которого один
конец притягивается к земле, а другой от нее отталкивается.
Если им нужно подняться, они наклоняют магнит, чтобы
отталкивающийся конец стал поближе к земле.
- Совершенно верно. Только я не думаю, чтобы такая машина
могла работать. Сэр Томас Браун в своей "Pseudodoxia Epidemica"
обсуждал именно эту тему в связи с Гробницей Магомета и прочими
телами, о которых рассказывали, будто они держатся в воздухе
благодаря магнитной силе, - скажем с железным конем
Беллерофонта. Он утверждает, что этого сделать нельзя.
- Почему?
- Если магнитных сил достаточно для подъема, они будут
тянуть тебя вверх тем сильнее, чем выше ты поднимешься. Это
одна причина. Другая состоит в том, что если тебе удастся
подвесить предмет между двумя равнодействующими магнитами,
равновесие будет столь неустойчивым, что его нарушит малейшее
дуновение ветра, и твой предмет полетит либо к одному полюсу,
либо к другому. Кстати, ты помнишь, каковы были размеры
летающего острова?
- Он покоился на адамантовой пластине толщиной в двести
ярдов и площадью в десять тысяч акров.
- А что такое адамант?
- Ну, что?
- Это одно из старых названий алмаза. Если тебе требуется
причина, чтобы захватить Лапуту, Мария, я полагаю, что алмаза
длиной в пять миль и толщиной в двести ярдов будет вполне
достаточно.
- Да уж!
- Я удивляюсь, как это доктор Гулливер не упер кусочка.
- Может быть, отломать не сумел.
- Может быть.
Некоторое время они размышляли об огромном сполохе синего
пламени, мерцающем в воздухе, о световых волнах, отраженных и
преломленных его сияющими гранями, - таким его впервые увидел
Гулливер, - и в конце концов, их охватил благоговейный страх.
- А расскажи мне про Лошадей.
- Что именно?
- Ну хотя бы, - с виноватым видом сказала Мария, - как
произносится их название.
Профессор откинул назад голову и заржал.
- Это еще что?
- Ты ржать умеешь?
Мария попробовала, чтобы выяснить, умеет она или нет.
- Как ты это делаешь?
- Дай сообразить. Я плотно сжимаю губы, языком, по-моему,
вовсе не двигаю и как бы выдыхаю переливистый взвизг, который
рождается в основании носа.
- А каким словом это ржание передается?
- Передать его словом непросто, - рот-то закрыт. Так что
никакие буквы, в сущности, не годятся и гласные звуки тоже.
- Доктор Свифт передавал выдох с помощью "гу", взвизг с
помощью "и", а всю носовую игру посредством "н" и "м" -
Гуигнгнм. Так его научили лошади.
- Это и в книжке-то не легко выговаривается, когда читаешь
вслух.
- Это всего лишь вопрос практики, - величественно произнес
Профессор, - практики и веры в себя.
И он принялся весело ржать, уверяя, что цитирует одно место
из конца девятой главы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70