Видимо, совесть у них обоих была чиста, поскольку ни тот, ни другой не нервничали, а просто чего-то ожидали, хотя и не без опасения. В Отделении Межвидовой Психологии сотрудники привыкли на всякий случай ожидать худшего.
- Успокойтесь, - посоветовал подчиненным O'Mapa. - Я собираюсь всего лишь проинформировать вас кое о чем. Речь пойдет не об увеличении вашей рабочей нагрузки. Садиться не нужно. Вы не задержитесь здесь надолго, поэтому не стоит тратить энергию на усаживание и последующее вставание. - O'Mapa положил тяжелые, мозолистые руки на крышку стола, поднял глаза к подчиненным и продолжал:
- Мой предшественник, майор Крейторн, в госпитале был известен как человек добрый, мягкий и очень чуткий. У меня нет ни одного из вышеперечисленных качеств. В последние несколько недель после его отъезда я старался их имитировать, но судя по тому, как народ реагирует на этого нового - вежливого и тактичного О'Мару, имитация прошла безуспешно. Поэтому я решил прекратить все эксперименты такого рода.
Несомненно, - продолжал он, - я буду продолжать заниматься терапией пациентов - вернее говоря, сотрудников с расстройствами эмоциональной сферы с тем, чтобы они не превратились в настоящих пациентов. Как вам известно, это мне неплохо удается. Но я не буду, повторяю - не буду, разыгрывать добренького дядюшку ни с кем, независимо от вида и ранга, если не сочту, что состояние того или иного индивидуума оправдывает мягкий подход. Старый, мрачный O'Mapa вернулся. Это понятно?
Падре кивнул и сказал:
- Вот и славно.
Брейтвейт тоже кивнул, но не так уверенно. Будучи новичком, он еще не успел познакомиться с прежней ипостасью О'Мары и, естественно, беспокоился о том, что ему сулит будущее в этой связи.
- Поскольку я занимаю определенное положение, - продолжал O'Mapa, - просто грех не попытаться им злоупотребить. Мое отношение к пациентам будет варьировать в зависимости от их состояния. А вот с сотрудниками, друзьями, которых у меня немного, с коллегами по работе и всеми прочими, кого я считаю психически здоровыми или хотя бы квазинормальными, я имею полное право расслабляться и давать волю своему мрачному, саркастичному и вспыльчивому характеру.
Я отлично знаю, что работы у вас по горло, - добавил он, - и если вы будете здесь стоять и таращиться на меня, ее у вас не убавится.
O'Mapa успел расслышать, как перед выходом из кабинета падре негромко сказал Брейтвейту:
- Расслабьтесь, лейтенант, он считает нас квазинормальными. Неужели вы не поняли, что это - комплимент?
На комплименты такого рода в адрес своих подчиненных O'Mapa не скупился и впредь, а падре и Брейтвейт о своем новом шефе были вольны судачить сколько угодно, в том числе и с другими сотрудниками. Вскоре все, с кем О'Маре приходилось общаться, мало-помалу успокоились и даже стали находить некоторую прелесть в мрачности и саркастичности Главного психолога. Его подчиненные трудились на славу, убеждая всех и каждого в том, что то, что с психологической точки зрения кажется черным, на самом деле - белое. В кабинет О'Мары попадали только те, у кого действительно было что-то не в порядке с психикой, а те, у кого проблемы были полегче, предпочитали обращаться к добродушному и участливому падре или к Брейтвейту, если уж, подумав хорошенько, не решали разобраться со своими заморочками самостоятельно. Это как нельзя лучше устраивало О'Мару - он всегда придерживался той точки зрения, что нет лучшей помощи, чем самопомощь.
Недели и месяцы складывались в годы. O'Mapa постепенно привык к своему новому статусу. Привычка большей частью заключалась в том, что он этот статус просто-напросто игнорировал и относился к сотрудникам всех рангов совершенно одинаково Он откладывал свое повышенное жалованье и брал все отпуска, которые ему полагались в соответствии с новым чином, но порой возвращался печальным и сердитым, а не отдохнувшим. Однако, согласно слухам, страдания этого «Железного Человека» можно было уподобить разве что такому техническому термину, как «слабость металла», поэтому никому и в голову прийти не могло, что у Главного психолога могут быть какие-то эмоциональные проблемы. Если кто-нибудь из вежливого любопытства спрашивал О'Мару о том, где он побывал и понравилось ли ему там, он не отвечал ни слова, но делал это так, что больше его уже об этом не спрашивали.
Но бывали времена, когда О'Мара не мог вести себя невежливо даже с теми, кем восхищался, и кого считал почти друзьями. У Торннастора, назначенного Главным диагностом Отделения Патофизиологии и Патоморфологии, хотя тот и предпочитал иметь дело с живыми особями и консультировать врачей относительно их лечения, а не исследовать трупные ткани, накопилось много проблем. Проблемы эти были не его собственными, поскольку, невзирая на обладание одновременно шестью мнемограммами, Торннастор оставался самым просвещенным и эмоционально устойчивым существом в госпитале. Однако он нуждался в том, чтобы обсуждать с О'Марой эмоциональные проблемы своих сотрудников, конфликты между ними, возможные ксенофобические реакции, а порой просил о психиатрической помощи пациентам, к чьему состоянию примешивался психологический компонент. Был еще Старший преподаватель Мэннен (кстати, его ученики поговаривали о том, что у него симбиоз с его любимой собакой), который непрестанно переживал за психическую устойчивость и профессиональное будущее практикантов. Особую тревогу у Мэннена, как и у самого О'Мары, вызывали земляне, мужчина и женщина, образцовые стажеры, подающие блестящие надежды в плане работы в многовидовой медицине. И Мэннена, и О'Мару мало утешало то, что эти двое вряд ли будут сами виноваты, если на пути к вершинам медицинской иерархии натворят бед самим себе, своим коллегам и целой череде не столь гениальных начальников.
Мэннен не хотел, чтобы О'Мара что-то менял в психике двоих сильных, здоровых, талантливых людей, даже имея право на это. А когда О'Мара по настоянию Старшего преподавателя провел беседы с обоими практикантами, он понял, что ему этого вовсе не хочется. Некоторые личности только выигрывали от того, что оставались такими, какими были. Тем не менее сложившаяся ситуация диктовала необходимость тщательного наблюдения и опосредованного контроля.
О'Мара не испытывал никаких этических ограничений, решив распространить на эту парочку влияние, не имевшее ничего общего с психотерапией. Влияние это заключалось в пересмотре графика дежурств данных практикантов. В конце концов, делалось это только ради их же блага.
Из самых лучших побуждений - хотя О'Мара только себе самому признавался в том, что они оба ему очень нравятся и что он восхищается их работой, - он должен был позаботиться о том, чтобы практиканты Мерчисон и Конвей на какое-то время были разлучены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
- Успокойтесь, - посоветовал подчиненным O'Mapa. - Я собираюсь всего лишь проинформировать вас кое о чем. Речь пойдет не об увеличении вашей рабочей нагрузки. Садиться не нужно. Вы не задержитесь здесь надолго, поэтому не стоит тратить энергию на усаживание и последующее вставание. - O'Mapa положил тяжелые, мозолистые руки на крышку стола, поднял глаза к подчиненным и продолжал:
- Мой предшественник, майор Крейторн, в госпитале был известен как человек добрый, мягкий и очень чуткий. У меня нет ни одного из вышеперечисленных качеств. В последние несколько недель после его отъезда я старался их имитировать, но судя по тому, как народ реагирует на этого нового - вежливого и тактичного О'Мару, имитация прошла безуспешно. Поэтому я решил прекратить все эксперименты такого рода.
Несомненно, - продолжал он, - я буду продолжать заниматься терапией пациентов - вернее говоря, сотрудников с расстройствами эмоциональной сферы с тем, чтобы они не превратились в настоящих пациентов. Как вам известно, это мне неплохо удается. Но я не буду, повторяю - не буду, разыгрывать добренького дядюшку ни с кем, независимо от вида и ранга, если не сочту, что состояние того или иного индивидуума оправдывает мягкий подход. Старый, мрачный O'Mapa вернулся. Это понятно?
Падре кивнул и сказал:
- Вот и славно.
Брейтвейт тоже кивнул, но не так уверенно. Будучи новичком, он еще не успел познакомиться с прежней ипостасью О'Мары и, естественно, беспокоился о том, что ему сулит будущее в этой связи.
- Поскольку я занимаю определенное положение, - продолжал O'Mapa, - просто грех не попытаться им злоупотребить. Мое отношение к пациентам будет варьировать в зависимости от их состояния. А вот с сотрудниками, друзьями, которых у меня немного, с коллегами по работе и всеми прочими, кого я считаю психически здоровыми или хотя бы квазинормальными, я имею полное право расслабляться и давать волю своему мрачному, саркастичному и вспыльчивому характеру.
Я отлично знаю, что работы у вас по горло, - добавил он, - и если вы будете здесь стоять и таращиться на меня, ее у вас не убавится.
O'Mapa успел расслышать, как перед выходом из кабинета падре негромко сказал Брейтвейту:
- Расслабьтесь, лейтенант, он считает нас квазинормальными. Неужели вы не поняли, что это - комплимент?
На комплименты такого рода в адрес своих подчиненных O'Mapa не скупился и впредь, а падре и Брейтвейт о своем новом шефе были вольны судачить сколько угодно, в том числе и с другими сотрудниками. Вскоре все, с кем О'Маре приходилось общаться, мало-помалу успокоились и даже стали находить некоторую прелесть в мрачности и саркастичности Главного психолога. Его подчиненные трудились на славу, убеждая всех и каждого в том, что то, что с психологической точки зрения кажется черным, на самом деле - белое. В кабинет О'Мары попадали только те, у кого действительно было что-то не в порядке с психикой, а те, у кого проблемы были полегче, предпочитали обращаться к добродушному и участливому падре или к Брейтвейту, если уж, подумав хорошенько, не решали разобраться со своими заморочками самостоятельно. Это как нельзя лучше устраивало О'Мару - он всегда придерживался той точки зрения, что нет лучшей помощи, чем самопомощь.
Недели и месяцы складывались в годы. O'Mapa постепенно привык к своему новому статусу. Привычка большей частью заключалась в том, что он этот статус просто-напросто игнорировал и относился к сотрудникам всех рангов совершенно одинаково Он откладывал свое повышенное жалованье и брал все отпуска, которые ему полагались в соответствии с новым чином, но порой возвращался печальным и сердитым, а не отдохнувшим. Однако, согласно слухам, страдания этого «Железного Человека» можно было уподобить разве что такому техническому термину, как «слабость металла», поэтому никому и в голову прийти не могло, что у Главного психолога могут быть какие-то эмоциональные проблемы. Если кто-нибудь из вежливого любопытства спрашивал О'Мару о том, где он побывал и понравилось ли ему там, он не отвечал ни слова, но делал это так, что больше его уже об этом не спрашивали.
Но бывали времена, когда О'Мара не мог вести себя невежливо даже с теми, кем восхищался, и кого считал почти друзьями. У Торннастора, назначенного Главным диагностом Отделения Патофизиологии и Патоморфологии, хотя тот и предпочитал иметь дело с живыми особями и консультировать врачей относительно их лечения, а не исследовать трупные ткани, накопилось много проблем. Проблемы эти были не его собственными, поскольку, невзирая на обладание одновременно шестью мнемограммами, Торннастор оставался самым просвещенным и эмоционально устойчивым существом в госпитале. Однако он нуждался в том, чтобы обсуждать с О'Марой эмоциональные проблемы своих сотрудников, конфликты между ними, возможные ксенофобические реакции, а порой просил о психиатрической помощи пациентам, к чьему состоянию примешивался психологический компонент. Был еще Старший преподаватель Мэннен (кстати, его ученики поговаривали о том, что у него симбиоз с его любимой собакой), который непрестанно переживал за психическую устойчивость и профессиональное будущее практикантов. Особую тревогу у Мэннена, как и у самого О'Мары, вызывали земляне, мужчина и женщина, образцовые стажеры, подающие блестящие надежды в плане работы в многовидовой медицине. И Мэннена, и О'Мару мало утешало то, что эти двое вряд ли будут сами виноваты, если на пути к вершинам медицинской иерархии натворят бед самим себе, своим коллегам и целой череде не столь гениальных начальников.
Мэннен не хотел, чтобы О'Мара что-то менял в психике двоих сильных, здоровых, талантливых людей, даже имея право на это. А когда О'Мара по настоянию Старшего преподавателя провел беседы с обоими практикантами, он понял, что ему этого вовсе не хочется. Некоторые личности только выигрывали от того, что оставались такими, какими были. Тем не менее сложившаяся ситуация диктовала необходимость тщательного наблюдения и опосредованного контроля.
О'Мара не испытывал никаких этических ограничений, решив распространить на эту парочку влияние, не имевшее ничего общего с психотерапией. Влияние это заключалось в пересмотре графика дежурств данных практикантов. В конце концов, делалось это только ради их же блага.
Из самых лучших побуждений - хотя О'Мара только себе самому признавался в том, что они оба ему очень нравятся и что он восхищается их работой, - он должен был позаботиться о том, чтобы практиканты Мерчисон и Конвей на какое-то время были разлучены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85