Особенно он рвался встретиться и поговорить с порой загадочными и всегда удивительными инопланетными пациентами-новичками, ибо все существа, которых он лечил до отлета на Этлу, давным-давно уже выписались из госпиталя. Он не стал изучать истории болезней, ибо испытывал сейчас неодолимое отвращение к печатному слову, а принялся подробно, где-то даже жадно, выспрашивать их о симптомах заболеваний, условиях обитания и происхождения. Некоторые больные были польщены вниманием старшего врача, у других его настойчивое любопытство вызвало обеспокоенность. Но он не мог вести себя иначе. Он хотел быть врачом. Хотел лечить инопланетян…
* * *
Космический госпиталь разваливался на глазах. Огромная, сложная система, предназначенная для облегчения мучений страждущих и развития ксенологической медицины, погибала, умирала подобно больному, который не в силах больше сопротивляться терзающей его хвори. Завтра или послезавтра палаты начнут пустеть. Пациентов с их экзотическими физиологией, метаболизмом и жалобами будет становиться все меньше. Конструкции, которые служили им койками, приткнуться к стенам печальными сюрреалистическими призраками. А с уходом пациентов и медиков отпадет необходимость поддержания жизненных условий, станут не нужны трансляторы и физиологические ленты, которые позволяли одному инопланетянину лечить другого. Но полностью крупнейший госпиталь галактики не умрет - по крайней мере не в ближайшие недели. Мониторы не имеют опыта звездных войн, но уверены, что знают, чего ожидать. Потери в экипажах звездолетов будут весьма значительными, а среди раненых, как можно предсказать заранее, будут пострадавшие от декомпрессии, облучившиеся или переломавшие кости.
Под их размещение следует выделить два или три уровня, ибо если стороны применят ядерное оружие - а с чего бы им его не применить? - больше места не понадобится: ни о какой переполненности палат не возникнет и речи.
Эвакуация будет продолжаться и после атаки имперских сил, обязана продолжаться. Конвей не причислял себя к тактикам, однако не представлял, каким образом можно защитить от врага громадный госпиталь. Скорее, его используют как наживку. Огромная металлическая гробница…
Внезапно на Конвея в некоем едином порыве нахлынули разнообразные чувства - горечь, печаль, злость. Он зашатался под их наплывом. Кое-как покинув палату, он побрел по коридору, не зная, чего ему сильнее хочется заплакать, выругаться или кого-нибудь поколотить. Впрочем, решение оформилось как бы само собой: свернув за угол у отделения ПВСЖ, он столкнулся с Мэрчисон. Столкновение было не слишком ощутимым, но всё же оно привело к тому, что направление мыслей Конвея резко изменилось. Он понял вдруг, что должен поговорить с Мэрчисон - по той же причине, которая повлекла его к пациентам. Быть может, они с ней видятся в последний раз.
- О… Простите, пожалуйста, - выдавил он, потом прибавил: - Утром я торопился, и мне было не до разговоров. Вы на дежурстве?
- Только что сменилась, - ответила Мэрчисон ровным голосом.
- О, - повторил Конвей. - А вы… были бы не против…
- Я не прочь искупаться, - сказала она.
- Чудесно, - воскликнул Конвей.
Они отправились на рекреационный уровень, переоделись и встретились на песчаном пляже. Шагая к воде, Мэрчисон сказала:
- Доктор, признайтесь, когда вы посылали мне свои письма, вам не приходило в голову вложить их в конверты и надписать мое имя и номер каюты?
- Чтобы все узнали, что мы с вами переписываемся? - пробормотал Конвей. - Я не думал, что вам этого захочется.
- Так или иначе, - заявила Мэрчисон сердито, - ваша хитрость себя не оправдала. У Торннастора три рта, и он просто не способен держать хотя бы один из них на замке. Ваши письма были прелестны, но вы могли бы писать их не на обороте листков с результатами анализов на мокроту!
- Извините, - виновато произнес Конвей. - Я больше не буду.
С этими словами к нему вернулось то мрачное настроение, которое исчезло было при появлении Мэрчисон. «Да, - подумал он, - я больше не буду, не буду никогда.» Ему показалось, что искусственное солнце над бухтой прежде было погорячее, а вода - холоднее. Даже плавание в условиях половины g почудилось бестолковым и утомительным занятием, словно его целиком поглотила притупившая все чувства усталость. Побарахтавшись минуту-другую на глубине, он выбрался на берег. Мэрчисон, которая последовала за ним, озабоченно поглядела на него.
- Вы похудели, - сказала она.
Первым побуждением Конвея было ответить: «А вы нет», но даже если эту фразу можно было принять за комплимент, то весьма сомнительного свойства, а он и без того ведет себя достаточно грубо, чтобы ещё оскорблять девушку.
Тут его озарило.
- Я забыл, что вы с дежурства, - проговорил он. - Как насчет того, чтобы заглянуть в ресторан?
- С удовольствием, - откликнулась Мэрчисон.
Ресторан располагался на макушке утеса. Сквозь прозрачную переднюю стену видны были уступы для ныряния и открывался замечательный вид на бухту, а всякий шум снизу поглощался специальным звуконепроницаемым покрытием. На всем рекреационном уровне только здесь можно было спокойно поговорить. Но сейчас названное преимущество тратилось впустую, потому что и Конвей и Мэрчисон молчали. Наконец девушка сказала:
- Похоже, у вас испортился аппетит.
- Вы когда-нибудь управляли космическим кораблем? - спросил Конвей.
- Я? Разумеется, нет!
- И не терпели аварии, - продолжал он. - Когда навигатор потерял сознание? Представьте, что такое случилось. Вы сможете дать приборам координаты какой-либо из планет Федерации?
- Нет, - ответила Мэрчисон нетерпеливо. - Мне придется ждать, пока не очнется навигатор. Почему вы спрашиваете?
- Я задаю одни и те же вопросы всем своим друзьям, - угрюмо сказал Конвей. - Мне стало бы гораздо легче, если бы вы хоть однажды ответили «Да».
Мэрчисон положила на стол вилку с ножом и нахмурилась. «Как она хороша, - подумал Конвей, - даже когда хмурится. А в купальнике - особенно привлекательна. Что хорошо в этом ресторане - сюда пускают в купальных костюмах». Ему страстно захотелось воспрянуть духом и превратиться на ближайшую пару часов в галантного кавалера, в противном случае, хмыкнул он про себя, Мэрчисон вряд ли согласится на то, чтобы он проводил её, а если и согласится, то наверняка постарается сократить клинч протяженностью в две минуты сорок восемь секунд до появления робота.
- Вас что-то тревожит, - Мэрчисон заколебалась, потом договорила: - Если вам нужна жилетка, чтобы выплакаться, то милости прошу. Но учтите, только чтобы выплакаться.
- А зачем еще? - справился Конвей.
- Не знаю, - улыбнулась девушка, - мало ли…
Конвей не отозвался на её улыбку. Он завел речь о том, что его беспокоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
* * *
Космический госпиталь разваливался на глазах. Огромная, сложная система, предназначенная для облегчения мучений страждущих и развития ксенологической медицины, погибала, умирала подобно больному, который не в силах больше сопротивляться терзающей его хвори. Завтра или послезавтра палаты начнут пустеть. Пациентов с их экзотическими физиологией, метаболизмом и жалобами будет становиться все меньше. Конструкции, которые служили им койками, приткнуться к стенам печальными сюрреалистическими призраками. А с уходом пациентов и медиков отпадет необходимость поддержания жизненных условий, станут не нужны трансляторы и физиологические ленты, которые позволяли одному инопланетянину лечить другого. Но полностью крупнейший госпиталь галактики не умрет - по крайней мере не в ближайшие недели. Мониторы не имеют опыта звездных войн, но уверены, что знают, чего ожидать. Потери в экипажах звездолетов будут весьма значительными, а среди раненых, как можно предсказать заранее, будут пострадавшие от декомпрессии, облучившиеся или переломавшие кости.
Под их размещение следует выделить два или три уровня, ибо если стороны применят ядерное оружие - а с чего бы им его не применить? - больше места не понадобится: ни о какой переполненности палат не возникнет и речи.
Эвакуация будет продолжаться и после атаки имперских сил, обязана продолжаться. Конвей не причислял себя к тактикам, однако не представлял, каким образом можно защитить от врага громадный госпиталь. Скорее, его используют как наживку. Огромная металлическая гробница…
Внезапно на Конвея в некоем едином порыве нахлынули разнообразные чувства - горечь, печаль, злость. Он зашатался под их наплывом. Кое-как покинув палату, он побрел по коридору, не зная, чего ему сильнее хочется заплакать, выругаться или кого-нибудь поколотить. Впрочем, решение оформилось как бы само собой: свернув за угол у отделения ПВСЖ, он столкнулся с Мэрчисон. Столкновение было не слишком ощутимым, но всё же оно привело к тому, что направление мыслей Конвея резко изменилось. Он понял вдруг, что должен поговорить с Мэрчисон - по той же причине, которая повлекла его к пациентам. Быть может, они с ней видятся в последний раз.
- О… Простите, пожалуйста, - выдавил он, потом прибавил: - Утром я торопился, и мне было не до разговоров. Вы на дежурстве?
- Только что сменилась, - ответила Мэрчисон ровным голосом.
- О, - повторил Конвей. - А вы… были бы не против…
- Я не прочь искупаться, - сказала она.
- Чудесно, - воскликнул Конвей.
Они отправились на рекреационный уровень, переоделись и встретились на песчаном пляже. Шагая к воде, Мэрчисон сказала:
- Доктор, признайтесь, когда вы посылали мне свои письма, вам не приходило в голову вложить их в конверты и надписать мое имя и номер каюты?
- Чтобы все узнали, что мы с вами переписываемся? - пробормотал Конвей. - Я не думал, что вам этого захочется.
- Так или иначе, - заявила Мэрчисон сердито, - ваша хитрость себя не оправдала. У Торннастора три рта, и он просто не способен держать хотя бы один из них на замке. Ваши письма были прелестны, но вы могли бы писать их не на обороте листков с результатами анализов на мокроту!
- Извините, - виновато произнес Конвей. - Я больше не буду.
С этими словами к нему вернулось то мрачное настроение, которое исчезло было при появлении Мэрчисон. «Да, - подумал он, - я больше не буду, не буду никогда.» Ему показалось, что искусственное солнце над бухтой прежде было погорячее, а вода - холоднее. Даже плавание в условиях половины g почудилось бестолковым и утомительным занятием, словно его целиком поглотила притупившая все чувства усталость. Побарахтавшись минуту-другую на глубине, он выбрался на берег. Мэрчисон, которая последовала за ним, озабоченно поглядела на него.
- Вы похудели, - сказала она.
Первым побуждением Конвея было ответить: «А вы нет», но даже если эту фразу можно было принять за комплимент, то весьма сомнительного свойства, а он и без того ведет себя достаточно грубо, чтобы ещё оскорблять девушку.
Тут его озарило.
- Я забыл, что вы с дежурства, - проговорил он. - Как насчет того, чтобы заглянуть в ресторан?
- С удовольствием, - откликнулась Мэрчисон.
Ресторан располагался на макушке утеса. Сквозь прозрачную переднюю стену видны были уступы для ныряния и открывался замечательный вид на бухту, а всякий шум снизу поглощался специальным звуконепроницаемым покрытием. На всем рекреационном уровне только здесь можно было спокойно поговорить. Но сейчас названное преимущество тратилось впустую, потому что и Конвей и Мэрчисон молчали. Наконец девушка сказала:
- Похоже, у вас испортился аппетит.
- Вы когда-нибудь управляли космическим кораблем? - спросил Конвей.
- Я? Разумеется, нет!
- И не терпели аварии, - продолжал он. - Когда навигатор потерял сознание? Представьте, что такое случилось. Вы сможете дать приборам координаты какой-либо из планет Федерации?
- Нет, - ответила Мэрчисон нетерпеливо. - Мне придется ждать, пока не очнется навигатор. Почему вы спрашиваете?
- Я задаю одни и те же вопросы всем своим друзьям, - угрюмо сказал Конвей. - Мне стало бы гораздо легче, если бы вы хоть однажды ответили «Да».
Мэрчисон положила на стол вилку с ножом и нахмурилась. «Как она хороша, - подумал Конвей, - даже когда хмурится. А в купальнике - особенно привлекательна. Что хорошо в этом ресторане - сюда пускают в купальных костюмах». Ему страстно захотелось воспрянуть духом и превратиться на ближайшую пару часов в галантного кавалера, в противном случае, хмыкнул он про себя, Мэрчисон вряд ли согласится на то, чтобы он проводил её, а если и согласится, то наверняка постарается сократить клинч протяженностью в две минуты сорок восемь секунд до появления робота.
- Вас что-то тревожит, - Мэрчисон заколебалась, потом договорила: - Если вам нужна жилетка, чтобы выплакаться, то милости прошу. Но учтите, только чтобы выплакаться.
- А зачем еще? - справился Конвей.
- Не знаю, - улыбнулась девушка, - мало ли…
Конвей не отозвался на её улыбку. Он завел речь о том, что его беспокоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46