Когда я увидел движущийся луч фонаря, я понял, что это — не Нигель, и стал осторожнее. Но как только я открыл дверь пошире, он обернулся.
Я засмеялась.
— Да, а ты соврал Даниэль, что он напал на тебя. Я смотрела. Ты полетел на бедного парня головой вперед прежде, чем он успел тебе сказать добрый вечер.
Он усмехнулся.
— Были причины. Как только я туда сунулся, он обернулся и вытащил нож. Я решил не дать ему времени придумать, как можно его использовать.
— Понятно… Все, что можно сказать, так это что для представителя нашей мирной профессии, реакции у вас очень ускоренные, чтобы не сказать больше.
Он продолжал улыбаться.
— Бурная юность, и уроки Михаэля дают плоды. Боюсь, мне это понравилось, я, кажется, люблю драться. Камилла… Его вещей нет.
— Всех? Не только для рисования?
— Рюкзака на крючке, полотенца, мыла, одежды, даже пижамы под подушкой. Значит, он действительно намеревался уйти. Нелепый ребенок, мог бы мне сказать и избавить тем от бессонницы. Ну что же, по крайней мере, он не сидит где-нибудь на горе с подвернутой ногой… Проверим еще и здесь… Вот нож грека, я слышал, как он падал. А этот жуткий шум мы, значит, произвели, когда уронили корзину для мусора… Ну и грязища, апельсиновая кожура, обломки карандашей, обрывки ненужных рисунков…
— Ради бога, разреши помочь!
Я соскользнула с кровати на пол и собрала бумаги.
— Я уберу, чини стул и выпрямляй стол. А разбитые стекла лучше оставить на утро, найдем щетку… Саймон!
Он аккуратно расставлял мебель.
— Что?
— Это совсем не ненужные рисунки. Законченные эллинические типы. Вот голова, похожая на Стефаноса, вот — на статую, девушка, пастушок и еще, смотри… Он, конечно, не хотел их делать, они ему не нравились, но он ведь не мог позволить себе просто так их выкинуть! А это-то с какой стати?..
— Что это? — сказал он резко.
— Это. Странная прекрасная голова молодого человека в цветочном стиле, причем порванная, не просто смятая, как все остальные. Не надо было ему этого делать, такая красивая!..
Саймон молча взял у меня рисунки, посмотрел, спросил:
— А что здесь еще? Цветов нет?
— Нет, только типы, кроме этой красивой головы.
Он вздохнул вроде бы с облегчением, и я поняла, что он испугался не меньше меня.
— Тогда еще ничего. Все самое хорошее он взял с собой, кроме этого, — он уронил фрагменты самого красивого портрета, — может, мы когда-нибудь и узнаем, что так вывело его из себя. Скорее бы…
Я сказала резко:
— Цикламен!
— Что он тоже здесь все-таки?
— Нет, я вспомнила кое-что, по-моему, важное. Вчера в горах я видела цикламен на скале. Я сразу не поняла, то есть, наверное, поняла подсознательно, потому что подумала про Нигеля, но это был тот самый цветок с его рисунка. Уверена. Значит, Нигель тоже был там! И, может, он нашел пещеру Ангелоса, и это объясняет его странное поведение в понедельник ночью. Саймон, я почти уверена!
Саймон сказал хрипло:
— Если он что и нашел, то только в понедельник. Этот рисунок он сделал в понедельник.
— Да, и говорил, что ничего не рисовал, пока мы не нашли цикламен и портрет. А вчера утром уходил и старался, чтобы его никто не видел. Может, все-таки Нигель взял мула? Может, мы неправы про Даниэль? Может Нигель пытается вытащить оттуда, что там есть?
Саймон сказал вообще уже не своим голосом:
— Ну а что, если да? И если он налетит на этого чертова грека прямо в процессе, тот-то точно в этом замешан.
— Может, они вместе…
— Может.
— Саймон, не переживай так. Одно очевидно — он ушел сам. Все собрал и выбросил ненужное. Даже и что-то аморальное он делает по собственной воле. Ты же не можешь до такой степени и помимо его желания о нем заботиться?
— Думаю, что нет. По крайней мере, до наступления дня.
— Пойдешь туда, конечно?
— В любом случае собирался, а теперь, по-моему, обязан. — Он молча смотрел на меня, маска непроницаемости опять скрыла лицо. — И возьму тебя с собой. Иди спать, нам рано выходить.
Я встала:
— А Стефаноса и Нико не возьмем?
— Нет. Во-первых, это слишком долго, во-вторых, если Янгель и Димктриос там еще что-нибудь оставили, я хотел бы без свидетелей разобраться при чем тут Нигель, и кому все это принадлежит. Если это оружие и золото, право собственности — сложный политический вопрос, особенно сейчас.
— Господи, я об этом не подумала.
— А теперь, давай я тебя провожу… Между прочим, все никак не скажу спасибо за замечательный удар по башке Димитриоса.
— У меня бы ничего не вышло, но он, кажется, думал, что я — Даниэль. И я все равно промазала.
— Все равно, это было прекрасно.
Он открыл дверь, и я вышла в коридор первой.
15
Саймон разбудил меня около шести. Я сонно сказала: «Войдите!» — и только тогда поняла, что я не в отеле, и это, скорее всего, не горничная с чашкой чая.
Я посмотрела на дверь, она приоткрылась, раздался голос Саймона:
— Камилла!
— Да, Саймон!
— Как, по-твоему, ты уже можешь встать? Пора идти. Кофе готов, приходи, когда оденешься.
— Хорошо.
— Хорошо.
Дверь закрылась, я выскочила из кровати и начала быстро одеваться. За окном вершина горы расцвела от солнечного света, как абрикосовое дерево. В комнате было прохладно, что мне, впрочем, понравилось. Меньше удовольствия я получила от ледяного потока воды из крана — из обоих кранов, — но в любом случае умывание в Дельфах доставляет мало удовольствия. Вода жесткая, как пемза, и примерно так же действует на кожу… Зато я окончательно проснулась и подскочила к двери Саймона, наполненная предвкушением замечательных приключений.
— Входи.
Он говорил так свободно и громко, что я изумленно на него уставилась. Он понял.
— Соседка выехала час назад. Я следил за ней до начала дороги. Не знаю куда она отправилась, но, во всяком случае, на север.
— То есть или в Итеа, или в Амфиссу.
— Да. Кофе?
— Прекрасно. Пахнет как в раю. У тебя и рогалики есть? Ты — чудо!
— Сходил в булочную, когда Даниэль уехала. Вот сахар.
— Спасибо. А ты думаешь, куда?
— Или забирать Димитриоса в Итеа, хотя он мог прекрасно взять машину, когда убегал ночью… А, что толку гадать… Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо. А ты? Как плечо? Он тебе ничего не поломал?
— Точно. Я в полном порядке. Готов к чему угодно.
Он сидел на краю кровати, чашка кофе в одной руке, рогалик в другой, и выглядел полностью расслабленным и довольным.
— А ты? Готова к приключениям?
Я засмеялась.
— Трудно поверить, что два дня назад я писала подруге, как со мной никогда ничего не происходит. Гете, кажется, говорил, что надо знать, чего просить у богов, они ведь могут удовлетворить просьбу. Чего хотела, то и получила.
Он не улыбался в ответ. Помолчал минуту и сказал серьезно:
— Знаешь, вообще-то не надо бы брать тебя с собой.
Я допила кофе и стала смотреть в окно. Пролетела бабочка, опустилась вниз, приникла к опаленному солнцем камню и тихо зашевелила крыльями — черный бархат с золотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я засмеялась.
— Да, а ты соврал Даниэль, что он напал на тебя. Я смотрела. Ты полетел на бедного парня головой вперед прежде, чем он успел тебе сказать добрый вечер.
Он усмехнулся.
— Были причины. Как только я туда сунулся, он обернулся и вытащил нож. Я решил не дать ему времени придумать, как можно его использовать.
— Понятно… Все, что можно сказать, так это что для представителя нашей мирной профессии, реакции у вас очень ускоренные, чтобы не сказать больше.
Он продолжал улыбаться.
— Бурная юность, и уроки Михаэля дают плоды. Боюсь, мне это понравилось, я, кажется, люблю драться. Камилла… Его вещей нет.
— Всех? Не только для рисования?
— Рюкзака на крючке, полотенца, мыла, одежды, даже пижамы под подушкой. Значит, он действительно намеревался уйти. Нелепый ребенок, мог бы мне сказать и избавить тем от бессонницы. Ну что же, по крайней мере, он не сидит где-нибудь на горе с подвернутой ногой… Проверим еще и здесь… Вот нож грека, я слышал, как он падал. А этот жуткий шум мы, значит, произвели, когда уронили корзину для мусора… Ну и грязища, апельсиновая кожура, обломки карандашей, обрывки ненужных рисунков…
— Ради бога, разреши помочь!
Я соскользнула с кровати на пол и собрала бумаги.
— Я уберу, чини стул и выпрямляй стол. А разбитые стекла лучше оставить на утро, найдем щетку… Саймон!
Он аккуратно расставлял мебель.
— Что?
— Это совсем не ненужные рисунки. Законченные эллинические типы. Вот голова, похожая на Стефаноса, вот — на статую, девушка, пастушок и еще, смотри… Он, конечно, не хотел их делать, они ему не нравились, но он ведь не мог позволить себе просто так их выкинуть! А это-то с какой стати?..
— Что это? — сказал он резко.
— Это. Странная прекрасная голова молодого человека в цветочном стиле, причем порванная, не просто смятая, как все остальные. Не надо было ему этого делать, такая красивая!..
Саймон молча взял у меня рисунки, посмотрел, спросил:
— А что здесь еще? Цветов нет?
— Нет, только типы, кроме этой красивой головы.
Он вздохнул вроде бы с облегчением, и я поняла, что он испугался не меньше меня.
— Тогда еще ничего. Все самое хорошее он взял с собой, кроме этого, — он уронил фрагменты самого красивого портрета, — может, мы когда-нибудь и узнаем, что так вывело его из себя. Скорее бы…
Я сказала резко:
— Цикламен!
— Что он тоже здесь все-таки?
— Нет, я вспомнила кое-что, по-моему, важное. Вчера в горах я видела цикламен на скале. Я сразу не поняла, то есть, наверное, поняла подсознательно, потому что подумала про Нигеля, но это был тот самый цветок с его рисунка. Уверена. Значит, Нигель тоже был там! И, может, он нашел пещеру Ангелоса, и это объясняет его странное поведение в понедельник ночью. Саймон, я почти уверена!
Саймон сказал хрипло:
— Если он что и нашел, то только в понедельник. Этот рисунок он сделал в понедельник.
— Да, и говорил, что ничего не рисовал, пока мы не нашли цикламен и портрет. А вчера утром уходил и старался, чтобы его никто не видел. Может, все-таки Нигель взял мула? Может, мы неправы про Даниэль? Может Нигель пытается вытащить оттуда, что там есть?
Саймон сказал вообще уже не своим голосом:
— Ну а что, если да? И если он налетит на этого чертова грека прямо в процессе, тот-то точно в этом замешан.
— Может, они вместе…
— Может.
— Саймон, не переживай так. Одно очевидно — он ушел сам. Все собрал и выбросил ненужное. Даже и что-то аморальное он делает по собственной воле. Ты же не можешь до такой степени и помимо его желания о нем заботиться?
— Думаю, что нет. По крайней мере, до наступления дня.
— Пойдешь туда, конечно?
— В любом случае собирался, а теперь, по-моему, обязан. — Он молча смотрел на меня, маска непроницаемости опять скрыла лицо. — И возьму тебя с собой. Иди спать, нам рано выходить.
Я встала:
— А Стефаноса и Нико не возьмем?
— Нет. Во-первых, это слишком долго, во-вторых, если Янгель и Димктриос там еще что-нибудь оставили, я хотел бы без свидетелей разобраться при чем тут Нигель, и кому все это принадлежит. Если это оружие и золото, право собственности — сложный политический вопрос, особенно сейчас.
— Господи, я об этом не подумала.
— А теперь, давай я тебя провожу… Между прочим, все никак не скажу спасибо за замечательный удар по башке Димитриоса.
— У меня бы ничего не вышло, но он, кажется, думал, что я — Даниэль. И я все равно промазала.
— Все равно, это было прекрасно.
Он открыл дверь, и я вышла в коридор первой.
15
Саймон разбудил меня около шести. Я сонно сказала: «Войдите!» — и только тогда поняла, что я не в отеле, и это, скорее всего, не горничная с чашкой чая.
Я посмотрела на дверь, она приоткрылась, раздался голос Саймона:
— Камилла!
— Да, Саймон!
— Как, по-твоему, ты уже можешь встать? Пора идти. Кофе готов, приходи, когда оденешься.
— Хорошо.
— Хорошо.
Дверь закрылась, я выскочила из кровати и начала быстро одеваться. За окном вершина горы расцвела от солнечного света, как абрикосовое дерево. В комнате было прохладно, что мне, впрочем, понравилось. Меньше удовольствия я получила от ледяного потока воды из крана — из обоих кранов, — но в любом случае умывание в Дельфах доставляет мало удовольствия. Вода жесткая, как пемза, и примерно так же действует на кожу… Зато я окончательно проснулась и подскочила к двери Саймона, наполненная предвкушением замечательных приключений.
— Входи.
Он говорил так свободно и громко, что я изумленно на него уставилась. Он понял.
— Соседка выехала час назад. Я следил за ней до начала дороги. Не знаю куда она отправилась, но, во всяком случае, на север.
— То есть или в Итеа, или в Амфиссу.
— Да. Кофе?
— Прекрасно. Пахнет как в раю. У тебя и рогалики есть? Ты — чудо!
— Сходил в булочную, когда Даниэль уехала. Вот сахар.
— Спасибо. А ты думаешь, куда?
— Или забирать Димитриоса в Итеа, хотя он мог прекрасно взять машину, когда убегал ночью… А, что толку гадать… Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо. А ты? Как плечо? Он тебе ничего не поломал?
— Точно. Я в полном порядке. Готов к чему угодно.
Он сидел на краю кровати, чашка кофе в одной руке, рогалик в другой, и выглядел полностью расслабленным и довольным.
— А ты? Готова к приключениям?
Я засмеялась.
— Трудно поверить, что два дня назад я писала подруге, как со мной никогда ничего не происходит. Гете, кажется, говорил, что надо знать, чего просить у богов, они ведь могут удовлетворить просьбу. Чего хотела, то и получила.
Он не улыбался в ответ. Помолчал минуту и сказал серьезно:
— Знаешь, вообще-то не надо бы брать тебя с собой.
Я допила кофе и стала смотреть в окно. Пролетела бабочка, опустилась вниз, приникла к опаленному солнцем камню и тихо зашевелила крыльями — черный бархат с золотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41