В какое время приехать за вами утром?
– В десять, пожалуйста.
– А если позвонит кузен?
– Пусть себе звонит. Мы все равно едем в Дамаск.
Но ночью Чарльз не позвонил.
12. Захвачена врасплох
But shall he overtaken unaware
E.Fitzgerald: The rubaiyat of Omar Khayyam
И никаких телефонных звонков утром. Три раза я хваталась за лист бумаги, на котором записала телефонный номер, и клала руку на телефонную трубку. И три раза передумывала. Если Чарльзу захочется позвонить, то он это и сделает, а если нет, то я уж, во всяком случае, не собираюсь его беспокоить. Дни, когда я хвостом бегала за кузеном, закончились раз и навсегда.
И все равно я собиралась в Дамаск.
Я оставила в покое молчаливый телефон и удалилась в фойе.
Жаркое безоблачное утро. Знакомая большая машина подкатила к двери, я скользнула на сиденье рядом с водителем. Как всегда безупречный, Хамид, в более чем белой рубашке, жизнерадостно меня приветствовал и бодро повел машину по узким улицам, чтобы повернуть на дорогу в Дамаск, подняться от берега между садами богатых к горам. Скоро дорога раздваивается, северная идет на Баальбек, юго-восточная – к следующему разветвлению, где левая дорога между горами идет прямо к границе.
Я уже один раз пересекала границу в обратном направлении, когда путешествовала из Дамаска в Бейрут с группой, поэтому приготовилась долго ждать, ползти от пункта к пункту и принимать на себя волны подозрения, которые обычны на всех границах арабских стран. Мы оказались четвертыми на ливанской стороне, но в двухстах ярдах на ничьей земле выстроилась огромная очередь транспортных средств, направляющихся на север, включая очень пыльный автобус.
Хамид взял все документы, включая мой паспорт, и исчез в каком-то домике. Медленно ползло время. Первая машина миновала барьер, опять остановилась для проверки автомобиля и вручения взятки пограничнику у шлагбаума, а потом отправилась повторять все это на другой стороне. Через пятнадцать минут за ней последовала вторая машина. Перед нами осталась только одна.
В автомобиле было ужасно жарко. Я вылезла наружу, вскарабкалась на обочину, нашла валун, не такой пыльный, как другие, и уселась. В гостинице выдали мне все для пикника, поэтому я сидела и почти безмятежно жевала бутерброд, пока не встретилась глазами с тощей собакой. Она застыла у края дороги ниже меня и жадно на меня смотрела, на таком расстоянии, чтобы я в нее палкой не попала. Я протянула ей остатки бутерброда. У нее чуть душа не выскакивала из глаз, но ближе она не подходила. Оставалось только ей его бросить, но при первом же движении руки она в ужасе отскочила. Я медленно встала, спустилась на дорогу, наклонилась, положила аккуратно в пыль хлеб и мясо, потом вернулась на несколько шагов к машине. Собака следила за мной, по дюйму, медленно двигалась вперед, кости ходили ходуном под грязной шкурой, и все-таки взяла пищу. Поблагодарила меня слабым движением хвоста.
– Вкусно было? – спросила я ее. Собака посмотрела на меня и опять повиляла хвостом. Шевелился только его кончик, она, наверное, виляла им впервые за много лет. Следующий бутерброд был с цыпленком – круглая свежая булочка, забитая сочным мясом. Я тоже положила его в пыль. Собака подобрала его уже более уверенно, но еще не успев проглотить, повернулась и убежала. Я оглянулась. К машине приближался Хамид.
Я наполовину открыла дверь, когда увидела, что он мотает головой.
– Боюсь, что-то не так. Они говорят, что мы не можем проехать.
– Не можем? А почему, интересно узнать?
– Ваш паспорт не в порядке.
– Но это ерунда. Конечно, он в порядке. Что, по их мнению с ним не так?
Он говорил несчастным извиняющимся тоном.
– Нет въездной визы в Ливан… Он говорит, что нет и выездной из Сирии, так что официально вас вообще нет в стране, поэтому он не может вас выпустить.
Я ничего не могла понять.
– Официально меня нет?.. А как, по его мнению, я сюда попала? Подземным ходом?
– Не думаю, что это его беспокоит. Он понимает, что произошла какая-то ошибка, конечно, но ничего здесь и сейчас сделать не может.
– Очень мило! У вас мой паспорт с собой? Можно посмотреть? Черт возьми, я именно тут пересекала границу в пятницу, должен быть штамп… Хамид, почему у вас такой жуткий алфавит? Вы сами сюда смотрели?
– Да, и боюсь, что он прав, мисс Мэнсел. Штампа нет.
Мой паспорт не так уж сильно и исписан, поэтому я искала недолго. Похоже они, действительно, не ошибались. Но ужасно не хотелось осознавать, что эта ошибка помешает попасть в Дамаск.
– Но я же правда проехала тут в пятницу. Ведь должны были поставить отметку? Если они этого не сделали, то это их ошибка. Я точно отдавала паспорт, и меня пропустили… Вы ему сказали про пятницу?
– Сказал, что вы приехали из Дамаска недавно. Не знал точно какой день.
– Я приехала с группой, пять машин, двадцать два человека и английский курьер. Это была середина дня пятницы. Если дежурит тот же человек, он может нас вспомнить, и они же делают какие-то записи, да? И у курьера был список, в нем было мое имя. Можете пойти и ему все это рассказать?
– Конечно, расскажу. Но знаете, думаю, что в этом и несчастье. Если вы приехали с группой, ваше имя было в групповом паспорте – списке, который показывали ваши курьеры. Они не всегда ставят штамп в личные паспорта членов группы, если их специально об этом не просят. Вы не просили, нет?
– Конечно, нет. Мне это даже в голову не пришло. Полагаю, наш курьер должен был и так это сделать, он знал, что я собираюсь остаться в Ливане… Но послушайте, Хамид, это ерунда! Они должны понимать, что я не могу быть здесь незаконно. Наверняка, они знают вас и вашу машину. Вы, наверное, часто здесь ездите?
– Каждую неделю. Да, меня они знают… Я могу проехать, и машина, наши бумаги в порядке. Но не вы. Правила очень строгие.
Еще одна машина издевательски миновала барьер. С другой стороны, рыча, трясясь и поднимая пыль, отъехал автобус. Я выбралась на край дороги. Люди на меня глазели, но не слишком заинтересованно. Это, должно быть, происходит каждый день. Правила строгие. Я злобно сказала:
– Это так глупо! Все равно как поставить границу между Англией и Шотландией. Мне кажется, чем меньше страна, тем сильнее она суетится по поводу… Извините, Хамид, не хотела грубить. Это просто выводит из себя… и ужасно жарко. Простите.
– Да сколько угодно, – сказал ничуть не смущенный Хамид с явной симпатией. – Но он ведь вернется завтра, правда?
– Кто?
– Кузен.
– Я вовсе и не думаю о кузене!
Но думала, и Хамид это знал не хуже меня. Собственные чувства были мне непонятны, совершенно незнакомы и не сказала бы, что приятны.
Хамид говорил очень интеллигентно:
– Знаю, что наши границы раздражают иностранцев, но боюсь, у нас здесь достаточно проблем. Среди прочих дел, очень много контрабанды… Не подумайте, никто не предполагает, что вы в этом участвуете, но установленные правила должны соблюдаться, очень жаль, что вы с ними так столкнулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– В десять, пожалуйста.
– А если позвонит кузен?
– Пусть себе звонит. Мы все равно едем в Дамаск.
Но ночью Чарльз не позвонил.
12. Захвачена врасплох
But shall he overtaken unaware
E.Fitzgerald: The rubaiyat of Omar Khayyam
И никаких телефонных звонков утром. Три раза я хваталась за лист бумаги, на котором записала телефонный номер, и клала руку на телефонную трубку. И три раза передумывала. Если Чарльзу захочется позвонить, то он это и сделает, а если нет, то я уж, во всяком случае, не собираюсь его беспокоить. Дни, когда я хвостом бегала за кузеном, закончились раз и навсегда.
И все равно я собиралась в Дамаск.
Я оставила в покое молчаливый телефон и удалилась в фойе.
Жаркое безоблачное утро. Знакомая большая машина подкатила к двери, я скользнула на сиденье рядом с водителем. Как всегда безупречный, Хамид, в более чем белой рубашке, жизнерадостно меня приветствовал и бодро повел машину по узким улицам, чтобы повернуть на дорогу в Дамаск, подняться от берега между садами богатых к горам. Скоро дорога раздваивается, северная идет на Баальбек, юго-восточная – к следующему разветвлению, где левая дорога между горами идет прямо к границе.
Я уже один раз пересекала границу в обратном направлении, когда путешествовала из Дамаска в Бейрут с группой, поэтому приготовилась долго ждать, ползти от пункта к пункту и принимать на себя волны подозрения, которые обычны на всех границах арабских стран. Мы оказались четвертыми на ливанской стороне, но в двухстах ярдах на ничьей земле выстроилась огромная очередь транспортных средств, направляющихся на север, включая очень пыльный автобус.
Хамид взял все документы, включая мой паспорт, и исчез в каком-то домике. Медленно ползло время. Первая машина миновала барьер, опять остановилась для проверки автомобиля и вручения взятки пограничнику у шлагбаума, а потом отправилась повторять все это на другой стороне. Через пятнадцать минут за ней последовала вторая машина. Перед нами осталась только одна.
В автомобиле было ужасно жарко. Я вылезла наружу, вскарабкалась на обочину, нашла валун, не такой пыльный, как другие, и уселась. В гостинице выдали мне все для пикника, поэтому я сидела и почти безмятежно жевала бутерброд, пока не встретилась глазами с тощей собакой. Она застыла у края дороги ниже меня и жадно на меня смотрела, на таком расстоянии, чтобы я в нее палкой не попала. Я протянула ей остатки бутерброда. У нее чуть душа не выскакивала из глаз, но ближе она не подходила. Оставалось только ей его бросить, но при первом же движении руки она в ужасе отскочила. Я медленно встала, спустилась на дорогу, наклонилась, положила аккуратно в пыль хлеб и мясо, потом вернулась на несколько шагов к машине. Собака следила за мной, по дюйму, медленно двигалась вперед, кости ходили ходуном под грязной шкурой, и все-таки взяла пищу. Поблагодарила меня слабым движением хвоста.
– Вкусно было? – спросила я ее. Собака посмотрела на меня и опять повиляла хвостом. Шевелился только его кончик, она, наверное, виляла им впервые за много лет. Следующий бутерброд был с цыпленком – круглая свежая булочка, забитая сочным мясом. Я тоже положила его в пыль. Собака подобрала его уже более уверенно, но еще не успев проглотить, повернулась и убежала. Я оглянулась. К машине приближался Хамид.
Я наполовину открыла дверь, когда увидела, что он мотает головой.
– Боюсь, что-то не так. Они говорят, что мы не можем проехать.
– Не можем? А почему, интересно узнать?
– Ваш паспорт не в порядке.
– Но это ерунда. Конечно, он в порядке. Что, по их мнению с ним не так?
Он говорил несчастным извиняющимся тоном.
– Нет въездной визы в Ливан… Он говорит, что нет и выездной из Сирии, так что официально вас вообще нет в стране, поэтому он не может вас выпустить.
Я ничего не могла понять.
– Официально меня нет?.. А как, по его мнению, я сюда попала? Подземным ходом?
– Не думаю, что это его беспокоит. Он понимает, что произошла какая-то ошибка, конечно, но ничего здесь и сейчас сделать не может.
– Очень мило! У вас мой паспорт с собой? Можно посмотреть? Черт возьми, я именно тут пересекала границу в пятницу, должен быть штамп… Хамид, почему у вас такой жуткий алфавит? Вы сами сюда смотрели?
– Да, и боюсь, что он прав, мисс Мэнсел. Штампа нет.
Мой паспорт не так уж сильно и исписан, поэтому я искала недолго. Похоже они, действительно, не ошибались. Но ужасно не хотелось осознавать, что эта ошибка помешает попасть в Дамаск.
– Но я же правда проехала тут в пятницу. Ведь должны были поставить отметку? Если они этого не сделали, то это их ошибка. Я точно отдавала паспорт, и меня пропустили… Вы ему сказали про пятницу?
– Сказал, что вы приехали из Дамаска недавно. Не знал точно какой день.
– Я приехала с группой, пять машин, двадцать два человека и английский курьер. Это была середина дня пятницы. Если дежурит тот же человек, он может нас вспомнить, и они же делают какие-то записи, да? И у курьера был список, в нем было мое имя. Можете пойти и ему все это рассказать?
– Конечно, расскажу. Но знаете, думаю, что в этом и несчастье. Если вы приехали с группой, ваше имя было в групповом паспорте – списке, который показывали ваши курьеры. Они не всегда ставят штамп в личные паспорта членов группы, если их специально об этом не просят. Вы не просили, нет?
– Конечно, нет. Мне это даже в голову не пришло. Полагаю, наш курьер должен был и так это сделать, он знал, что я собираюсь остаться в Ливане… Но послушайте, Хамид, это ерунда! Они должны понимать, что я не могу быть здесь незаконно. Наверняка, они знают вас и вашу машину. Вы, наверное, часто здесь ездите?
– Каждую неделю. Да, меня они знают… Я могу проехать, и машина, наши бумаги в порядке. Но не вы. Правила очень строгие.
Еще одна машина издевательски миновала барьер. С другой стороны, рыча, трясясь и поднимая пыль, отъехал автобус. Я выбралась на край дороги. Люди на меня глазели, но не слишком заинтересованно. Это, должно быть, происходит каждый день. Правила строгие. Я злобно сказала:
– Это так глупо! Все равно как поставить границу между Англией и Шотландией. Мне кажется, чем меньше страна, тем сильнее она суетится по поводу… Извините, Хамид, не хотела грубить. Это просто выводит из себя… и ужасно жарко. Простите.
– Да сколько угодно, – сказал ничуть не смущенный Хамид с явной симпатией. – Но он ведь вернется завтра, правда?
– Кто?
– Кузен.
– Я вовсе и не думаю о кузене!
Но думала, и Хамид это знал не хуже меня. Собственные чувства были мне непонятны, совершенно незнакомы и не сказала бы, что приятны.
Хамид говорил очень интеллигентно:
– Знаю, что наши границы раздражают иностранцев, но боюсь, у нас здесь достаточно проблем. Среди прочих дел, очень много контрабанды… Не подумайте, никто не предполагает, что вы в этом участвуете, но установленные правила должны соблюдаться, очень жаль, что вы с ними так столкнулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69