Снизу лицо обрамляла борода. Выражения самого лица я не видел. Правую руку скрывали складки одежды.
Я выжидал, осторожно балансируя.
– Вынимай свой кинжал и спускайся, – добавил он тем же ровным голосом.
– После того, как покажешь свою правую руку.
Он показал мне пустую ладонь.
– Я безоружен, – серьезно сказал он.
– Тогда уйди с дороги, – приказал я и спрыгнул. Пещера была широкой. Он стоял в стороне. Я сделал по инерции еще несколько шагов и оказался у входа в пещеру, прежде чем он успел шевельнуться. Но он и не пытался тронуться с места. Шмыгнув в сводчатый проход и отодвинув нависавшие ветви, я услышал его смех.
Я остановился и обернулся.
Теперь на свету я мог четко разглядеть его. Это был старый человек с ниспадающими на уши и редеющими сверху седыми волосами. Аккуратно подстриженная седая борода. Мозолистые грязные руки с красивыми длинными пальцами. Кисти рук были покрыты старческими узловатыми венами. Мой взгляд задержался на его лице. Тонкое, со впалыми щеками. Кожа почти обтягивала череп. Высокий лоб и нависающие над глазами густые брови. По его глазам нельзя было определить, сколько ему лет. Ясные, большие и серые, они были близко поставлены. Нос походил на узкий клюв. Тонкие губы, растянувшиеся в улыбке, обнажили поразительно белые зубы.
– Вернись. Не стоит бояться.
– Я и не боюсь. – Опустив на место ветви, я не без бравады подошел к нему, остановился в нескольких шагах. – Почему я должен тебя бояться? Ты знаешь, кто я такой?
Он посмотрел на меня, потом сказал, будто бы размышляя вслух:
– Погоди, погоди. Черные волосы и глаза, тело танцора, повадки волчонка или, может быть, соколенка?
Рука с кинжалом повисла у меня вдоль ноги.
– Выходит, знаешь?
– Скажем, я знал, что ты когда-нибудь придешь. А сегодня узнал, что здесь кто-то есть. Иначе почему я так рано вернулся?
– А как ты узнал, что в пещере кто-то есть? Ах, да! Ты видел летучих мышей.
– Возможно.
– Они все время вот так вылетают?
– Только при незнакомых. Ваш кинжал, сэр.
Я убрал его за пояс.
– Ко мне никто не обращается «сэр». Я внебрачный сын. Я ничей и принадлежу себе самому. Меня зовут Мерлин, да ты знаешь.
– А меня Галапас. Ты голоден?
– Да. – В моем голосе прозвучало сомнение, когда я подумал об овечьем черепе и мертвых летучих мышах.
К моему удивлению, он понял. Серые глаза мигнули.
– Будешь фрукты и пирог с медом? А также сладкую воду из источника? Разве во дворце бывает еда лучше?
– В это время дня я не получил бы подобных кушаний в королевском доме, – признался я. – Спасибо, сэр. Я буду рад откушать с вами.
Он улыбнулся.
– Меня не называют сэром. Я тоже принадлежу самому себе. Выходи и садись на солнце. Я принесу еду.
Фрукты оказались яблоками, очень похожими на те, что росли в саду деда. Я тайком бросил взгляд на хозяина. Интересно, может быть, я видел его у реки или в городе?
– У тебя есть жена? – спросил я. – Кто испек пироги с медом? Они очень вкусные.
– У меня нет жены. Я же сказал, что у меня никого нет, я не вожу знакомства ни с мужчинами, ни с женщинами. На протяжении всей своей жизни ты еще увидишь, Мерлин, как мужчины и женщины будут пытаться пленить тебя. Ты избежишь их пут, разомкнешь и разрушишь их, как только пожелаешь. И по своему желанию позволишь потом снова пленить себя, чтобы уснуть в тени этих пут. Пироги с медом печет жена пастуха.
– Ты отшельник? Святой?
– Разве я похож на святого?
– Нет. – Единственно, кого я боялся в то время, были одинокие святые отшельники, бродившие, молясь и попрошайничая, по городу. Они шумели, вели себя вызывающе и странно. В их глазах блуждало безумие. От них исходил запах, похожий на тот, что исходит от свалки потрохов у городской мясобойни. Иногда я затруднялся сказать, какому богу они служили. Ходили разговоры, что некоторые из них оставались друидами, объявленными официально вне закона. Но в Уэльсе друиды могли беспрепятственно служить своим богам. Многие уэльсцы являлись последователями старых местных божеств. Поскольку их популярность год от года менялась, то их служители имели тенденцию время от времени сменять божественные лона, руководствуясь размером поживы. Даже христиане иногда грешили этим. Их всегда можно было отличить от других отшельников: они были самые грязные из всех. Римские боги и их жрецы прочно обосновались в полуразрушенных храмах, сносно существуя на подаяния. Церковники выражали им свое недовольство, но ничего не могли поделать.
– У источника стоял бог, – напомнил я.
– Да. Мирдин. Я пользуюсь его источником, святым холмом и средоточием неземного света, а взамен служу ему. Никогда не следует пренебрегать местными богами, кем бы они ни являлись. В конце концов существует-то один.
– Если ты не отшельник, то кто?
– В настоящее время – учитель.
– У меня есть учитель. Он из Массилии, но на самом деле был в Риме. Кого ты учишь?
– Пока никого. Я стар и устал. Пришел сюда искать одиночества и изучать.
– Зачем тебе мертвые мыши там, на коробке?
– Я их изучаю.
Я с удивлением взглянул на него.
– Ты изучаешь мышей? Как можно изучать мышей?
– Я изучаю их строение, как они летают, питаются и размножаются. Их жизнь. И не только мышей, но и зверей, и рыб, и растений, и птиц – все, что попадается мне на глаза.
– Но это не изучение! – я с изумлением поглядел на него. – Мой учитель Деметриус сказал мне, что наблюдать за ящерицами и птицами – пустая трата времени. Хотя Сердик, мой друг, посоветовал мне посмотреть на вяхирей.
– Зачем?
– Потому что они быстрые и тихие, держатся далеко от постороннего глаза. Они кладут только два яйца. За ними охотятся все: люди, звери, коршуны – но все равно их полно вокруг.
– А также их не держат в клетках, – он отпил воды, рассматривая меня. – Итак, у тебя есть учитель. Ты умеешь читать?
– Конечно.
– А на греческом?
– Немного.
– Тогда пойдем со мной.
Галапас поднялся и вошел в пещеру. Я последовал за ним. Он снова зажег свечу, потушенную прежде, и при ее свете поднял крышку сундука. Внутри я увидел книжные свитки – больше, чем я видел за всю мою жизнь. Выбрав один из них, он осторожно опустил крышку и раскатал свиток.
– Вот.
Я с восхищением разглядел тонкий, но четкий рисунок мышиного скелета. Рядом аккуратным, но неразборчивым греческим письмом были даны пояснения, которые я тут же, забыв о присутствии Галапаса, начал медленно читать вслух.
Выждав минуту-две, Галапас положил мне на плечо руку.
– Вынеси ее из пещеры, – он вытащил гвозди, пришпиливавшие одну из засушенных летучих мышей к крышке, и бережно положил мышь на ладонь. – Затуши свечу. Сейчас разглядим ее вместе.
Вот так, без лишних вопросов и торжественных церемоний, начался мой первый урок у Галапаса.
Лишь на заходе солнца, когда по склонам долины поползли длинные тени, я вспомнил, что меня ждет другая жизнь и долгий обратный путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Я выжидал, осторожно балансируя.
– Вынимай свой кинжал и спускайся, – добавил он тем же ровным голосом.
– После того, как покажешь свою правую руку.
Он показал мне пустую ладонь.
– Я безоружен, – серьезно сказал он.
– Тогда уйди с дороги, – приказал я и спрыгнул. Пещера была широкой. Он стоял в стороне. Я сделал по инерции еще несколько шагов и оказался у входа в пещеру, прежде чем он успел шевельнуться. Но он и не пытался тронуться с места. Шмыгнув в сводчатый проход и отодвинув нависавшие ветви, я услышал его смех.
Я остановился и обернулся.
Теперь на свету я мог четко разглядеть его. Это был старый человек с ниспадающими на уши и редеющими сверху седыми волосами. Аккуратно подстриженная седая борода. Мозолистые грязные руки с красивыми длинными пальцами. Кисти рук были покрыты старческими узловатыми венами. Мой взгляд задержался на его лице. Тонкое, со впалыми щеками. Кожа почти обтягивала череп. Высокий лоб и нависающие над глазами густые брови. По его глазам нельзя было определить, сколько ему лет. Ясные, большие и серые, они были близко поставлены. Нос походил на узкий клюв. Тонкие губы, растянувшиеся в улыбке, обнажили поразительно белые зубы.
– Вернись. Не стоит бояться.
– Я и не боюсь. – Опустив на место ветви, я не без бравады подошел к нему, остановился в нескольких шагах. – Почему я должен тебя бояться? Ты знаешь, кто я такой?
Он посмотрел на меня, потом сказал, будто бы размышляя вслух:
– Погоди, погоди. Черные волосы и глаза, тело танцора, повадки волчонка или, может быть, соколенка?
Рука с кинжалом повисла у меня вдоль ноги.
– Выходит, знаешь?
– Скажем, я знал, что ты когда-нибудь придешь. А сегодня узнал, что здесь кто-то есть. Иначе почему я так рано вернулся?
– А как ты узнал, что в пещере кто-то есть? Ах, да! Ты видел летучих мышей.
– Возможно.
– Они все время вот так вылетают?
– Только при незнакомых. Ваш кинжал, сэр.
Я убрал его за пояс.
– Ко мне никто не обращается «сэр». Я внебрачный сын. Я ничей и принадлежу себе самому. Меня зовут Мерлин, да ты знаешь.
– А меня Галапас. Ты голоден?
– Да. – В моем голосе прозвучало сомнение, когда я подумал об овечьем черепе и мертвых летучих мышах.
К моему удивлению, он понял. Серые глаза мигнули.
– Будешь фрукты и пирог с медом? А также сладкую воду из источника? Разве во дворце бывает еда лучше?
– В это время дня я не получил бы подобных кушаний в королевском доме, – признался я. – Спасибо, сэр. Я буду рад откушать с вами.
Он улыбнулся.
– Меня не называют сэром. Я тоже принадлежу самому себе. Выходи и садись на солнце. Я принесу еду.
Фрукты оказались яблоками, очень похожими на те, что росли в саду деда. Я тайком бросил взгляд на хозяина. Интересно, может быть, я видел его у реки или в городе?
– У тебя есть жена? – спросил я. – Кто испек пироги с медом? Они очень вкусные.
– У меня нет жены. Я же сказал, что у меня никого нет, я не вожу знакомства ни с мужчинами, ни с женщинами. На протяжении всей своей жизни ты еще увидишь, Мерлин, как мужчины и женщины будут пытаться пленить тебя. Ты избежишь их пут, разомкнешь и разрушишь их, как только пожелаешь. И по своему желанию позволишь потом снова пленить себя, чтобы уснуть в тени этих пут. Пироги с медом печет жена пастуха.
– Ты отшельник? Святой?
– Разве я похож на святого?
– Нет. – Единственно, кого я боялся в то время, были одинокие святые отшельники, бродившие, молясь и попрошайничая, по городу. Они шумели, вели себя вызывающе и странно. В их глазах блуждало безумие. От них исходил запах, похожий на тот, что исходит от свалки потрохов у городской мясобойни. Иногда я затруднялся сказать, какому богу они служили. Ходили разговоры, что некоторые из них оставались друидами, объявленными официально вне закона. Но в Уэльсе друиды могли беспрепятственно служить своим богам. Многие уэльсцы являлись последователями старых местных божеств. Поскольку их популярность год от года менялась, то их служители имели тенденцию время от времени сменять божественные лона, руководствуясь размером поживы. Даже христиане иногда грешили этим. Их всегда можно было отличить от других отшельников: они были самые грязные из всех. Римские боги и их жрецы прочно обосновались в полуразрушенных храмах, сносно существуя на подаяния. Церковники выражали им свое недовольство, но ничего не могли поделать.
– У источника стоял бог, – напомнил я.
– Да. Мирдин. Я пользуюсь его источником, святым холмом и средоточием неземного света, а взамен служу ему. Никогда не следует пренебрегать местными богами, кем бы они ни являлись. В конце концов существует-то один.
– Если ты не отшельник, то кто?
– В настоящее время – учитель.
– У меня есть учитель. Он из Массилии, но на самом деле был в Риме. Кого ты учишь?
– Пока никого. Я стар и устал. Пришел сюда искать одиночества и изучать.
– Зачем тебе мертвые мыши там, на коробке?
– Я их изучаю.
Я с удивлением взглянул на него.
– Ты изучаешь мышей? Как можно изучать мышей?
– Я изучаю их строение, как они летают, питаются и размножаются. Их жизнь. И не только мышей, но и зверей, и рыб, и растений, и птиц – все, что попадается мне на глаза.
– Но это не изучение! – я с изумлением поглядел на него. – Мой учитель Деметриус сказал мне, что наблюдать за ящерицами и птицами – пустая трата времени. Хотя Сердик, мой друг, посоветовал мне посмотреть на вяхирей.
– Зачем?
– Потому что они быстрые и тихие, держатся далеко от постороннего глаза. Они кладут только два яйца. За ними охотятся все: люди, звери, коршуны – но все равно их полно вокруг.
– А также их не держат в клетках, – он отпил воды, рассматривая меня. – Итак, у тебя есть учитель. Ты умеешь читать?
– Конечно.
– А на греческом?
– Немного.
– Тогда пойдем со мной.
Галапас поднялся и вошел в пещеру. Я последовал за ним. Он снова зажег свечу, потушенную прежде, и при ее свете поднял крышку сундука. Внутри я увидел книжные свитки – больше, чем я видел за всю мою жизнь. Выбрав один из них, он осторожно опустил крышку и раскатал свиток.
– Вот.
Я с восхищением разглядел тонкий, но четкий рисунок мышиного скелета. Рядом аккуратным, но неразборчивым греческим письмом были даны пояснения, которые я тут же, забыв о присутствии Галапаса, начал медленно читать вслух.
Выждав минуту-две, Галапас положил мне на плечо руку.
– Вынеси ее из пещеры, – он вытащил гвозди, пришпиливавшие одну из засушенных летучих мышей к крышке, и бережно положил мышь на ладонь. – Затуши свечу. Сейчас разглядим ее вместе.
Вот так, без лишних вопросов и торжественных церемоний, начался мой первый урок у Галапаса.
Лишь на заходе солнца, когда по склонам долины поползли длинные тени, я вспомнил, что меня ждет другая жизнь и долгий обратный путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110