Огарев. Мэри, Мэри… Я без тебя никуда не поеду.
Мэри. Еще бы ты поехал. Ты без меня недели не протянешь. (С трудом поднимает его и ведет, поддерживая.) Ты мой русский аристократ.
Огарев. Мы были просто дворяне. Я был поэтом.
Мэри. Аристократический русский поэт… Я бы и во сне такое не решилась увидеть… а вот же, это жизнь, просто жизнь, в конце концов.
Апрель 1866 г
Револьверный выстрел… попытка покушения на царя Александра.
Май 1866 г
Женева. Кафе-бар.
Слепцов, которого мы видели последний раз в доме у Герцена четыре года назад, сидит за столиком, листая «Колокол». Входит Герцен.
Герцен. Простите, Слепцов, что заставил вас ждать.
Слепцов (пожимая плечами). Вы уже здесь.
Герцен. Вы читаете «Колокол»?
Слепцов. Просто кто-то оставил его у стойки. Вы же, наверное, и оставили. «Колокол» теперь никто не читает.
Герцен (пауза). Вы сказали, что дело срочное.
Слепцов. Я буду vin rouge.
Герцен. У них, должно быть, есть. Спросите.
Слепцов (смеется). Извините, если мои нигилистские манеры неуместны в обществе революционера-миллионщика.
Герцен. Что вам нужно?
Слепцов. Ваша братская поддержка. Четыреста франков.
Герцен. На что?
Слепцов. Напечатать тысячу листовок о покушении Каракозова на царя.
Герцен. Если в вашей листовке написано, что Каракозов – помешанный фанатик, что его револьверный выстрел был бессмысленной дуростью, которая не приблизит падение династии Романовых ни на один день, что, по сути, эта попытка убийства стоила жизни одной вороне, – тогда я вам дам четыреста франков.
Слепцов (спокойно). Нет, там это не написано.
Герцен. Так почитайте мою статью. По крайней мере, мои выстрелы в царя попадают в цель.
Слепцов смеется. Герцен жестом просит счет.
Русский народ – это единственная великая нация, у которой еще есть в запасе ход. А Каракозов хочет нас его лишить. Убийца подстерегает на углу со своим пистолетом, своей бомбой, своей убийственной простотой… и народ идет не в ту сторону, словно стадо коров к открытой могиле. Ваш герой Чернышевский согласился бы со мной. Он был против террора. У нас с ним было больше общих взглядов, чем разногласий. Мы дополняли друг друга.
Слепцов. Его будет не просто спросить, он отбывает четырнадцать лет каторги. Не так ли? Относительно вас и Чернышевского позвольте сказать, что я по этому поводу думаю. Между вами нет ничего общего. В вашей философии жизни, политических взглядах, характере, мельчайших деталях частной жизни вы и Чернышевский так далеки друг от друга, что дальше некуда… Молодое поколение раскусило вас и отвернулось с отвращением. Нас не интересует ваша занудная, избитая, сентиментальная привязанность к воспоминаниям и устаревшим идеям. Уйдите с дороги – вы отстали от времени. Наше будущее не связано с медленным движением слепых и тупых подземных сил. Мы берем будущее в свои руки. Так что забудьте, что вы великий человек. На самом деле вы мертвец. (Слепцов уходит.)
Официант приносит счет.
Официант. M'sieur – l'addition.
Август 1868 г
Швейцария.
Герцену 56 лет; ему осталось жить меньше двух лет. Он сидит в саду взятой в аренду виллы рядом с Женевой. Появляется Лиза, которой почти десять лет. Она пятится и тянет за собой длинную веревку. Входит Саша, которому уже двадцать девять. Он сопровождает свою хорошенькую жену, итальянку Терезину, которая толкает детскую коляску.
Лиза. Ну, давай же!
Саша. Что ты с ней делаешь?
Лиза. Я ее буду доить.
Саша. У нее нет молока.
Лиза. Откуда ты знаешь?
Саша. У нее еще не было детей.
Лиза (изумлена; она открыла для себя новое явление). Как? Ах… Так вот почему у Терезины есть молоко?…
Веревка дергается, выскальзывает у нее из рук, и она убегает вдогонку.
Терезина. Che cosa ha detto di me?
Саша (любовно). Niente…
Терезина. На detto il mio nome.
Саша. Vuole mungere il vitello e non ha capito per il latte materno.
Они тихо смеются вдвоем, Терезина – чуть стесняясь. Голос Натали, ругающей Лизу, становится громче. Входит Натали – она расстроена, нервна, слезлива. Заглядывает в коляску.
Натали. Знаете, я ведь убила двух своих малюток.
Саша. Не надо…
Натали (Терезине). Я убила их тем, что хотела, чтобы все было по-моему.
Саша. Терезина не говорит по-французски, только по-итальянски.
Натали. Ха! Она и по-итальянски-то не говорит. (Громко, чтобы услышал Герцен.) Ты разочаровал отца. Итальянская крестьянка замужем за Герценом!
Герцен. Я… Довольно!
Натали снова начинает всхлипывать.
Натали. Простите. Простите.
Саша. Она не крестьянка. Она – пролетарий.
Саша и Терезина продолжают движение и скрываются из виду.
Натали (Герцену). Ты говорил, подожди до весны, а я сказала – нет, нет, я хочу уехать сейчас, немедленно, я хочу, я хочу… Ты говорил, езжай прямо на юг, а я сказала – нет, нет, я хочу снова увидеть Париж, я хочу, я хочу… А в Париже была дифтерия, и она унесла наших мальчика Лолу и девочку Лолу… Зачем ты позволил мне сделать по-моему?!
Герцен. Натали… ну что теперь… Натали…
Натали. Я не настоящая Натали. Настоящая Натали на небесах. (Петляя, уходит в глубь сада.)
Герцен (зовет). Тата… Тата!..
Входит Тата. Ей 23 года, и она стала помощником и наперсником Герцена.
Тата. Я здесь… Что?
Герцен. Ольга не приехала?
Тата. Нет, еще нет. Чернецкий приходил, принес что-то для Ника и заодно привел с собой Бакунина.
Герцен. Бакунин? У нас же тут семейный праздник…
Тата. Он скоро уйдет, вместе с Чернецким – тебе Бакунин пойдет на пользу, будет с кем поспорить. С нами тебе скучно, и ты так хорошо себя ведешь… (Целует его.)
Герцен. Как только Ольга приедет, приведешь ее сразу ко мне, да? Может, экипаж не успел на станцию.
Тата. Наверняка успел. Я пойду посмотрю, не едут ли.
Тата уходит. Входят Огарев и Бакунин. Огарев без носков и с палкой, которую он передает Бакунину в то время, как сам разворачивает помятый пакет.
Огарев (доволен). Мэри нашла мои носки. Я думал, что больше их никогда не увижу. Они были на мне перед тем, как я потерял сознание. Интересно, ей их отдали в полицейском участке?
Бакунин. Натали открыто живет с Герценом, так почему тебе нельзя привести Мэри? В его представлении о приличиях нет никакой логики.
Огарев. Ну, не затевай… (Подходя к Герцену. ) Посмотри, кто здесь.
Герцен. А-а… Международное братство социал-демократов, и Огарев вместе с ним.
Бакунин. Я распустил Братство. Моя новая организация называется Социал-демократический союз. Не хочешь вступить?
Огарев и Бакунин садятся. Огарев с некоторым трудом надевает носки.
Герцен. Какие цели вы преследуете?
Бакунин. Отмена государства освобожденными рабочими.
Герцен. Это разумно.
Бакунин. Тогда с тебя двадцать франков.
Герцен. Я дам тебе экземпляр «Колокола». Это последний. Они не хотят нас в Женеве, ни по-русски, ни по-французски. Не знаю, зачем я сюда приехал. Пока мой кошелек был открыт для них, русские презирали меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61