Наше поколение кающихся дворян выглядит очень некрасиво, Добролюбову, знаете ли, всего лет двенадцать – не больше. В любом случае он ребенок, пусть ему будет хоть двадцать два. Меня познакомили с ним, когда я заглянул в редакцию. Угрюмый тип, совершенно без чувства юмора, фанатик, мне от него не по себе стало. Я пригласил его на обед. Вы знаете, что он ответил? Он сказал: «Иван Сергеевич, давайте оставим наш разговор. Мне от него делается скучно». И отошел в дальний угол комнаты. Я – их ведущий автор! То есть я им был. (Пауза.) В них есть что-то любопытное.
Герцен. «Very dangerous!». Эти люди, кажется, читают только ту часть «Колокола», которая приводит их в ярость. Чернышевский нас осуждает за то, что мы поддерживаем царя в его борьбе с рабовладельцами. Но, будь то реформа сверху или революция снизу, мы сходимся на том, что освобождение крестьян есть абсолютная цель.
Тургенев. А потом что? «Колокол» скромничает, как старая дева, но время от времени вы с Огаревым не можете удержаться, чтобы не задрать ваши юбки и не показать, что под ними прячется; а там – глядь! – русский мужик! Он совсем другой, чем эти западные крестьяне, такой простой и неиспорченный; вот только подождите, и он покажет всем этим французским интеллектуалам, как русский социализм искупит их обанкротившуюся революцию и раздавит капитализм в колыбели, в то время как буржуазный Запад идет своей дорогой к голоду, войне, чуме и бесполезной мишуре сомнительного вкуса.
Вы просто сентиментальные фантазеры. Перед вами человек, который сделал себе имя на русских крестьянах, и они ничем не отличаются от итальянских, французских или немецких крестьян. Консерваторы par excellence. Дайте им время, и они перегонят любого француза в своей тяге к буржуазным ценностям и в серости среднего класса. Мы европейцы, мы просто опаздываем, вот и все. Вы не возражаете, если я опорожню свой моче вой пузырь на ваши лавры? (Отходит.)
Герцен. А разве вы этого еще не сделали? Ну и что, если мы кузены в европейской семье? Это не означает, что мы обязаны развиваться точно так же, зная, куда это приведет. (Сердито.) Я не могу продолжать этот разговор, пока ты…
Его перебивает испуганное восклицание Тургенева из-за сцены. Ольга выбегает из-за лавровых зарослей, пробегает мимо и скрывается. Тургенев возвращается в замешательстве.
Тургенев. Подслушивала. Убежала, словно лань. Вот такого роста. Должно быть, пропавшая Ольга.
Входят Татаи Саша. Огарев и Натали выходят из дома.
Герцен. Там у нее дрозд живет. В гнезде.
Натали (зовет Ольгу). Оля! Домой!..
Ольга бежит к дому.
Тата (Тургеневу). Там у нашего дрозда гнездо.
Саша (о Тате). Живая.
Натали. Тата, вот ты где… У меня что-то есть для тебя.
Тата. Что?
Натали. Ну, я не стану говорить, раз у тебя такое лицо… На, держи. (Дает Тате маленькую баночку с румянами.)
Тата. Румяна?… О, спасибо, Натали… Извини меня.
Натали и Тата заключают друг друга в объятия со слезами, благодарностями, извинениями, прощениями и т. д.
Герцен (Тургеневу). Ты все успел?
Тургенев отрицательно качает головой.
Тата. Можно, я пойду попробую?
Натали. Дай-ка я.
Герцен. Что тут у вас?
Натали слегка румянит щеки Таты.
Натали. Женские дела. Смотри, не выходи так на улицу.
Герцен (Саше). Покажи Тургеневу, где у нас…
Саша (указывая на лавровые заросли). Там.
Тургенев. Как все выросли. (Саше.) Натали сказала, что ты собираешься учиться в Швейцарии.
Саша. Да, на медицинском факультете. Я буду приезжать домой на каникулы.
Герцен (Тургеневу). Оставайся обедать.
Натали. Он не может, он идет в оперу.
Тата. Я хочу посмотреть на себя в зеркало. (Уходит к дому.)
Тургенев. Да, да, мне и в самом деле пора.
Огарев. А-а. Отлично.
Тургенев уходит вместе с Сашей.
Герцен, Натали и Огарев рассаживаются.
Герцен (пауза). Ну, как ты сегодня? Все еще сердишься? Нет, скажи. Сердишься или нет? Ох, вижу, что сердишься.
Натали. Почему, с чего ты взял?
Герцен. Ты сердишься, не отрицай. Это оттого, что я сказал вчера про вывеску в зоопарке.
Натали. Что ты сказал?
Герцен. Послушай, нельзя принимать каждое случайное слово на свой счет.
Натали. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Герцен. Только теперь не сердись.
Огарев, выведенный из себя, резко уходит к дому. Натали начинает плакать.
И он тоже – одни нервы. Не плачь, пожалуйста.
Hатали. Ему больно. Мы разбили ему сердце. Злейший враг не мог ранить его сильнее.
Герцен. Он пошел выпить.
Натали. А почему, ты думаешь, он пьет?
Герцен. Ах, перестань, перестань. В университете Огарев пил спирт из пробирок.
Натали. Ты все время так прав. Даже когда ты не прав. Ник, который в самом деле прав, один не поднимает шума из-за… из-за этой нелепой мечты о прекрасной жизни втроем, которая возвышается над ежедневной мелочностью, над обыкновенными человеческими недостатками, в основном моими, я знаю…
Герцен. Вовсе нет, только – ты не должна так…
Натали. Если бы только Николай мог любить меня с твоим безразличием.
Герцен. Натали, Натали…
Натали. Нет, я больше так не могу. Я думала об этом. Я уезжаю домой, в Россию. Я сказала Нику.
Герцен. Что?…
Натали. Он говорит, что я не должна приносить себя в жертву, – что я должна позволить себе наслаждаться твоей любовью, но…
Герцен. Как ты можешь уехать в Россию, как ты можешь оставить детей?
Натали. Я могу взять Лизу.
Герцен. Забрать нашу дочь в Россию? На сколько?
Натали. Не знаю. Я хочу увидеться с сестрой.
Герцен. А Ольга? Кто за ней будет смотреть?
Натали. Мальвида будет.
Герцен. Мальвида?… Откуда ты знаешь? О Господи, почему я все узнаю последним?…
Натали. Я еду в Россию! Я принесла здесь столько вреда. Ник убивается из-за меня!
Звук выстрела. Натали вскакивает и бежит к дому, навстречу Огареву, который держит открытое письмо. Натали, рыдая, падает к нему на грудь.
Огарев. Ну, полно, полно… полно, полно… что такое? Посмотри, что я получил – письмо от Бакунина! – из Сибири!
Герцен. От Бакунина! Он на свободе?
Огарев. Отправлен на поселение.
Герцен. Слава Богу! Он в порядке?
Огарев. Судя по всему, не хуже, чем прежде. Письмо с обвинениями в адрес «Колокола».
Натали (Огареву). Я сказала Александру – я уезжаю домой!
Натали уходит. Герцен берет письмо и начинает читать.
Огарев. И вот еще что. (Достает из кармана конверт.) Из российского посольства – официальное предписание вернуться… Я не могу его исполнить, так что… они теперь не пустят Натали домой, мы оба станем изгнанниками. Она будет ужасно…
Входит Тургенев со своим новым двуствольным ружьем.
Тургенев. Твой сын – шутник. Я его спросил, нет ли здесь у вас хищных птиц, а он весьма любезно позволил мне пострелять в его воздушного змея.
Пятясь, входит Саша. Он тянет почти вертикально бечевку воздушного змея. Тургенев прицеливается и стреляет из второго ствола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Герцен. «Very dangerous!». Эти люди, кажется, читают только ту часть «Колокола», которая приводит их в ярость. Чернышевский нас осуждает за то, что мы поддерживаем царя в его борьбе с рабовладельцами. Но, будь то реформа сверху или революция снизу, мы сходимся на том, что освобождение крестьян есть абсолютная цель.
Тургенев. А потом что? «Колокол» скромничает, как старая дева, но время от времени вы с Огаревым не можете удержаться, чтобы не задрать ваши юбки и не показать, что под ними прячется; а там – глядь! – русский мужик! Он совсем другой, чем эти западные крестьяне, такой простой и неиспорченный; вот только подождите, и он покажет всем этим французским интеллектуалам, как русский социализм искупит их обанкротившуюся революцию и раздавит капитализм в колыбели, в то время как буржуазный Запад идет своей дорогой к голоду, войне, чуме и бесполезной мишуре сомнительного вкуса.
Вы просто сентиментальные фантазеры. Перед вами человек, который сделал себе имя на русских крестьянах, и они ничем не отличаются от итальянских, французских или немецких крестьян. Консерваторы par excellence. Дайте им время, и они перегонят любого француза в своей тяге к буржуазным ценностям и в серости среднего класса. Мы европейцы, мы просто опаздываем, вот и все. Вы не возражаете, если я опорожню свой моче вой пузырь на ваши лавры? (Отходит.)
Герцен. А разве вы этого еще не сделали? Ну и что, если мы кузены в европейской семье? Это не означает, что мы обязаны развиваться точно так же, зная, куда это приведет. (Сердито.) Я не могу продолжать этот разговор, пока ты…
Его перебивает испуганное восклицание Тургенева из-за сцены. Ольга выбегает из-за лавровых зарослей, пробегает мимо и скрывается. Тургенев возвращается в замешательстве.
Тургенев. Подслушивала. Убежала, словно лань. Вот такого роста. Должно быть, пропавшая Ольга.
Входят Татаи Саша. Огарев и Натали выходят из дома.
Герцен. Там у нее дрозд живет. В гнезде.
Натали (зовет Ольгу). Оля! Домой!..
Ольга бежит к дому.
Тата (Тургеневу). Там у нашего дрозда гнездо.
Саша (о Тате). Живая.
Натали. Тата, вот ты где… У меня что-то есть для тебя.
Тата. Что?
Натали. Ну, я не стану говорить, раз у тебя такое лицо… На, держи. (Дает Тате маленькую баночку с румянами.)
Тата. Румяна?… О, спасибо, Натали… Извини меня.
Натали и Тата заключают друг друга в объятия со слезами, благодарностями, извинениями, прощениями и т. д.
Герцен (Тургеневу). Ты все успел?
Тургенев отрицательно качает головой.
Тата. Можно, я пойду попробую?
Натали. Дай-ка я.
Герцен. Что тут у вас?
Натали слегка румянит щеки Таты.
Натали. Женские дела. Смотри, не выходи так на улицу.
Герцен (Саше). Покажи Тургеневу, где у нас…
Саша (указывая на лавровые заросли). Там.
Тургенев. Как все выросли. (Саше.) Натали сказала, что ты собираешься учиться в Швейцарии.
Саша. Да, на медицинском факультете. Я буду приезжать домой на каникулы.
Герцен (Тургеневу). Оставайся обедать.
Натали. Он не может, он идет в оперу.
Тата. Я хочу посмотреть на себя в зеркало. (Уходит к дому.)
Тургенев. Да, да, мне и в самом деле пора.
Огарев. А-а. Отлично.
Тургенев уходит вместе с Сашей.
Герцен, Натали и Огарев рассаживаются.
Герцен (пауза). Ну, как ты сегодня? Все еще сердишься? Нет, скажи. Сердишься или нет? Ох, вижу, что сердишься.
Натали. Почему, с чего ты взял?
Герцен. Ты сердишься, не отрицай. Это оттого, что я сказал вчера про вывеску в зоопарке.
Натали. Что ты сказал?
Герцен. Послушай, нельзя принимать каждое случайное слово на свой счет.
Натали. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Герцен. Только теперь не сердись.
Огарев, выведенный из себя, резко уходит к дому. Натали начинает плакать.
И он тоже – одни нервы. Не плачь, пожалуйста.
Hатали. Ему больно. Мы разбили ему сердце. Злейший враг не мог ранить его сильнее.
Герцен. Он пошел выпить.
Натали. А почему, ты думаешь, он пьет?
Герцен. Ах, перестань, перестань. В университете Огарев пил спирт из пробирок.
Натали. Ты все время так прав. Даже когда ты не прав. Ник, который в самом деле прав, один не поднимает шума из-за… из-за этой нелепой мечты о прекрасной жизни втроем, которая возвышается над ежедневной мелочностью, над обыкновенными человеческими недостатками, в основном моими, я знаю…
Герцен. Вовсе нет, только – ты не должна так…
Натали. Если бы только Николай мог любить меня с твоим безразличием.
Герцен. Натали, Натали…
Натали. Нет, я больше так не могу. Я думала об этом. Я уезжаю домой, в Россию. Я сказала Нику.
Герцен. Что?…
Натали. Он говорит, что я не должна приносить себя в жертву, – что я должна позволить себе наслаждаться твоей любовью, но…
Герцен. Как ты можешь уехать в Россию, как ты можешь оставить детей?
Натали. Я могу взять Лизу.
Герцен. Забрать нашу дочь в Россию? На сколько?
Натали. Не знаю. Я хочу увидеться с сестрой.
Герцен. А Ольга? Кто за ней будет смотреть?
Натали. Мальвида будет.
Герцен. Мальвида?… Откуда ты знаешь? О Господи, почему я все узнаю последним?…
Натали. Я еду в Россию! Я принесла здесь столько вреда. Ник убивается из-за меня!
Звук выстрела. Натали вскакивает и бежит к дому, навстречу Огареву, который держит открытое письмо. Натали, рыдая, падает к нему на грудь.
Огарев. Ну, полно, полно… полно, полно… что такое? Посмотри, что я получил – письмо от Бакунина! – из Сибири!
Герцен. От Бакунина! Он на свободе?
Огарев. Отправлен на поселение.
Герцен. Слава Богу! Он в порядке?
Огарев. Судя по всему, не хуже, чем прежде. Письмо с обвинениями в адрес «Колокола».
Натали (Огареву). Я сказала Александру – я уезжаю домой!
Натали уходит. Герцен берет письмо и начинает читать.
Огарев. И вот еще что. (Достает из кармана конверт.) Из российского посольства – официальное предписание вернуться… Я не могу его исполнить, так что… они теперь не пустят Натали домой, мы оба станем изгнанниками. Она будет ужасно…
Входит Тургенев со своим новым двуствольным ружьем.
Тургенев. Твой сын – шутник. Я его спросил, нет ли здесь у вас хищных птиц, а он весьма любезно позволил мне пострелять в его воздушного змея.
Пятясь, входит Саша. Он тянет почти вертикально бечевку воздушного змея. Тургенев прицеливается и стреляет из второго ствола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61