Сначала Арманд хотел заполучить Горти в свои
руки в собственных целях, а затем он начал бояться того, что могут сказать
люди, если мальчик представит свою собственную искаженную версию
инцидента. Так прошел день, и неделя, и месяц, и было безопасно смотреть
на небо и говорить таинственно: "Он теперь в хороших руках, бедный
маленький дворняжка", - а люди могли отвечать: "Я понимаю..." В конце
концов все знали, что он не был ребенком Арманда.
Но Арманд Блуэтт аккуратно отложил одну мысль в уголок своего
сознания - в будущем опасаться любого молодого человека, у которого на
левой руке не хватает трех пальцев.

Хэллоувеллы жили на окраине города в доме, который имел только один
недостаток: он стоял на перекрестке основной магистрали штата с Главной
улицей города, так что транспорт ревел день и ночь как мимо парадной, так
и задней калиток.
Дочка Хэллоувеллов Кей так заботилась о своем месте в обществе, как
это может только семилетний ребенок. Ее попросили выбросить мусор и как
обычно она чуть приоткрыла заднюю калитку и выглянула на шоссе, чтобы
посмотреть не увидел ли кто-нибудь, кого она знает, ее за этой черной
работой.
- Горти!
Он отпрянул в загазованную тень светофорного столба.
- Гортон Блуэтт, я тебя вижу.
- Кей... - Он подошел к ней, стараясь держаться поближе к забору. -
Послушай, не говори никому, что ты меня видела, ладно?
- Но - ой. Ты убегаешь! - выпала она, заметив сверток у него под
рукой. - Горти - тебе плохо? - Он был бледным и уставшим. - Ты поранил
руку?
- Слегка. - Он держал свое левое запястье правой рукой, крепко. Его
левая рука была замотана в два или три новых платка. - Они собирались
вызвать полицию. Я выбрался через окно на крышу сарая и прятался там весь
день. Они искали по всей улице и везде. Ты не скажешь?
- Я не скажу. А что в свертке?
- Ничего.
Если бы она потребовала, или схватила сверток, он бы наверное никогда
больше ее не увидел. Вместо этого она сказала:
- Пожалуйста, Горти.
- Ты можешь посмотреть. - Не отпуская свое запястье он повернулся
так, чтобы она смогла вытащить сверток у него из-под мышки. Она открыла
его - это был бумажный мешок - и вытащила страшное разбитое лицо Джанки.
Глаза Джанки сверкнули ей и она пискнула:
- Что это?
- Это Джанки. Он был со мной еще до моего рождения. Арманд, он
наступил на него.
- Так ты из-за этого убегаешь?
- Кей! Что ты там делаешь?
- Иду, мама! Горти, я должна идти. Горти, ты когда-нибудь вернешься?
- Никогда.
- Ой... этот мистер Блуэтт, он такой злой...
- Кей Хэллоувелл! Сейчас же иди сюда. Дождь идет!
- Да, мама! Горти, я хотела сказать тебе. Я не должна была смеяться
над тобой сегодня. Геки принес тебе червяков и я подумала, что это шутка,
вот и все. Я не знала, что ты действительно ел муравьев. Знаешь... Я
когда-то съела сапожный крем. Ну и что.
Горти поднял свой локоть и она осторожно подложила под него пакет. Он
сказал, как если бы только что подумал об этом - и действительно так оно и
было.
- Я вернусь, Кей. Когда-нибудь.
- Кей!
- Пока, Горти.
И она ушла, мелькнули ее волосы, желтое платье, кусочек кружева, все
это превратилось перед его глазами в закрытую калитку в деревянном заборе
и в звук удаляющихся быстрых шагов.
Гортон Блуэтт стоял в темноте под моросящим дождем, замерзший, но с
жаром в покалеченной руке и другим жаром в горле. Этот жар он проглотил, с
трудом, и, подняв глаза, увидел широкий приглашающий кузов грузовика,
который остановился перед светофором. Он побежал к нему, бросил на него
свой маленький пакет, и извиваясь пытался забраться наверх, ухватившись
правой рукой и пытаясь не задеть левую. Грузовик сдал назад; Горти
отчаянно карабкался, чтобы остаться на нем. Пакет с Джанки начал скользить
к нему, мимо него; он схватил его, теряя собственную устойчивость, и начал
сползать назад.
Внезапно он увидел неясное движение изнутри грузовика и почувствовал
вспышку ужасной боли, когда его разбитую руку сильно схватили. Он чуть
было не потерял сознание; когда он снова смог видеть он лежал на спине на
подпрыгивающем полу грузовика, снова держал свое запястье, и выражал свою
боль выступившими слезами и тихими короткими стонами.
- Послушай, малыш, тебе что все равно сколько ты проживешь? - Над ним
наклонился толстый мальчик, очевидно его возраста, наклоненная голова
которого покоилась на трех подбородках. - Что с твоей рукой?
Горти ничего не сказал. Он пока еще был совершенно не в состоянии
разговаривать. Толстый мальчик с удивительной осторожностью убрал здоровую
руку Горти от носовых платков и начал снимать слои ткани. Когда он
добрался до внутреннего слоя, он увидел кровь при свете от уличного
фонаря, мимо которого они проезжали, и он сказал:
- Боже.
Когда они остановились перед еще одним светофором на освещенном
перекрестке, он посмотрел внимательно и сказал: "О, Боже!", при этом все
эмоции были где-то глубоко внутри него, а его глаза превратились в два
сочувствующих узелка морщинок. Горти знал, что толстому мальчику было его
жаль, и только тут он начал открыто плакать. Он хотел бы остановиться, но
не мог, и не стал, пока мальчик снова бинтовал его руку, и потом еще
какое-то время.
Толстый мальчик сидел облокотившись о рулон нового брезента и ждал
пока Горти успокоится. Однажды Горти немного притих и мальчик подмигнул
ему, и Горти, невероятно чувствительный к малейшей доброте, снова
разрыдался. Мальчик поднял бумажный пакет, заглянул в него, что-то
проворчал, аккуратно закрыл его и убрал его на брезент. Затем к удивлению
Горти он достал из внутреннего кармана пиджака большой серебряный
портсигар, такой, в котором пять металлических цилиндров соединены вместе,
вытащил сигару, взял всю ее в рот и повернул ее, чтобы смочить, и закурил,
окружив себя сладко-едким голубым дымом. Он не пытался разговаривать и
спустя какое-то время Горти должно быть задремал, потому что когда он
открыл глаза пиджак толстого мальчика был сложен как подушка у него под
головой, а он не помнил, как его туда клали. Было уже темно. Он сел и тут
же из темноты донесся голос толстого мальчика.
- Не волнуйся, малыш. - Маленькая толстая рука поддержала Горти под
спину. - Как ты себя чувствуешь?
Горти попытался заговорить, поперхнулся, сглотнул и попытался снова.
- Все в порядке, я думаю. Есть хочется... ой! Мы за городом!
Он осознал, что толстый мальчик сидит на корточках возле него. Рука
оставила его спину; через минуту пламя спички заставило его вздрогнуть, и
какое-то мгновение лицо мальчика плавало перед ним в колеблющемся свете,
похожее на луну, с нежными розовыми губами вокруг черной сигары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47