Хорошо помню, как мы вдруг поняли, что ничего не выйдет из нашей
попытки совершить научную революцию. Я сказал "вдруг", потому что ни разу
до того мы не задумывались, сколь безмерно малы наши средства по сравнению
с целью. Было чудовищное несоответствие между теорией происхождения
Вселенной и попыткой применить эту теорию для конструирования нового
генератора энергии. Мы так были увлечены своими мечтами - самый точный
термин, - что это несоответствие и отдаленно до нас не доходило. А в тот
день дошло.
Адель бросила вычислять и с досадой объявила:
- Ничего не получится, пока мы не раскроем главную загадку: почему
вообще возникло пространство? И как можно влиять на его образование? У
Прохазки об этом ни слова, и у нас не больше.
Кондрат тоже понял, что от космологических теорий непросто перейти к
технологическим делам, но не мог отречься от своей идеи.
- Кое-какие результаты все же получены. Мы теперь знаем, какую
энергию можно получить от того, что пространство новообразуется. И не в
масштабах Вселенной, а в ядерных превращениях внутри лабораторного
механизма.
Эдуард - он был далеко не такой вычислитель, как Адель, и ему всех
раньше надоели бесперспективные расчеты - безжалостно опроверг Кондрата:
- Помнишь пословицу: "Ежели бы да кабы да во рту бы росли бобы, то
был бы не рот, а огород"? Точная формула нашего исследования. Кабы
скорость образования пространства увеличилась вдвое, то прирост энергии
был бы такой-то, а ежели втрое, то другой. Если это называется
результатом, то что называть переливанием из пустого в порожнее? Дорогой
Кондрат, предлагаю прервать нашу работу. Лето слишком хорошее время, чтобы
так бездарно его терять. Завтра отправляюсь в горы. На семитысячники я
поднимался, а восьмитысячники не покорял. Считаю это серьезным просчетом.
Мы отложили работу до осени. Адель улетела в Ольштын к родным, Эдуард
двинулся в Гималаи, я провел отпуск на Тихом океане. В то лето мне
представлялось, что наши совместные изыскания постигла окончательная
неудача. Я встретился с Кондратом, и он подтвердил, что потерял надежду на
успех. Встреча произошла в Туруханске, многомиллионном городе на Енисее.
Нашу ракету, летевшую с тропических островов Тихого океана, задержали в
Туруханске по навигационным причинам, и я воспользовался этим, чтобы
познакомиться с городом. Уже давно не строят таких исполинов, как
Туруханск, он да новый Бийск, оба возведенные в XXI веке, - последние
гиганты Сибири. Разрастанию заштатного городка Туруханска способствовало,
что он стал административным центром Великой Северной магистрали,
связавшей север Норвегии с Камчаткой, а когда железные дороги потеряли
свое прежнее значение, еще больший импульс развитию города дало открытие в
приенисейских краях уникальных рудных богатств.
Туруханск меня не восхитил. Город как город - небоскребы, широкие
проспекты, экзотические парки, вечерние гулянья на Енисее... Только
золотые лиственницы, впадавшие в осеннюю дрему, да показанное ночью
местным Управлением Земной Оси красочное полярное сияние впечатляли: ни
такого густого золота деревьев, ни такой неистовой светопляски в небе в
других городах не встретишь.
В ресторане я увидел Кондрата. Собственно, не я его, а он меня. Я
сидел за столом, он подошел, сел, кивнул, ткнул вилкой в закуску, прожевал
и хмуро выговорил:
- Здравствуй, Мартын. Ты что здесь делаешь?
- То же, что и ты - ужинаю, - ответил я.
- Ты же на Тихом океане.
- Был.
- Сейчас в Туруханске?
- Сейчас в Туруханске. Тебе не откажешь в наблюдательности.
- Перестань ерничать! Что за привычка надо всем издеваться?
- Иронизировать, а не издеваться, - поправил я. - И не надо всем. Ты
преувеличиваешь.
- Я здесь живу, - сообщил он.
- В Туруханске? Влечет к большим городам? Не ожидал.
- Не влечет, нет. Я здесь учился. А родной дом - на Курейке. Слыхал,
наверно? Речка небольшая, около тысячи километров, но красота! Мартын,
поедем со мной! Еще две недели до учения. Метеорологи обещают у нас
небывалую осень - теплынь, тишина. Будем грибы собирать, удить рыбу. Ты
знаешь, какая рыба? Нельма, муксун, хариус, попадается и осетр. От одних
названий во рту слюна! Не пожалеешь!
Я еще не слышал от Кондрата столь зажигательной речи. Даже когда он
излагал свои космогонические идеи, у него так не светились глаза.
- Мы ведь хотели собраться пораньше, чтобы поработать еще над идеей,
- напомнил я.
Он вмиг потускнел. У него была своеобразная внешность - черные лохмы
прикрывали две трети могучего лба, скуластые щеки, выдвинутые вперед двумя
подушками, почти поглощали собой незначительный нос, широкий рот окаймляли
слишком тонкие губы, а подбородок вообще не годился для такого массивного
лица - слишком маленький, к тому же и округлый. Тонкие чувства - нежность,
ласку, тихое удовольствие, вежливое неодобрение - таким невыразительным
лицом не изобразить. Да он и не старался их изображать, они были ему не по
душе. Уже при первой встрече с Кондратом меня поразили его глаза. Они
легко вспыхивали и погасали, то расширялись так, что становились
огромными, то суживались до щелок. Ярко-голубые на темнокожем лице от
предков эвенков - и таких прародителей Кондрат отыскал в своей
родословной, - в минуты крайних чувств его глаза вдруг меняли свой цвет.
Это звучит фантастично, но в воспоминании я вижу со всем ощущением
реальности несхоже разных Кондратов - безмятежно голубоглазого и почти
черноглазого. И все это его родные краски, не моя придумка.
В туруханском ресторане он поглядел на меня потемневшими глазами и
буркнул:
- Ну и езжай, коли не терпится. Собирайтесь втроем, без меня. Без
меня вам будет интересней.
- Почему такая опала на нас?
- Не опала, а трезвая оценка ситуации.
- Но потерял ли ты веры в свою идею?
- Не я, а вы. Не было у вас настоящей веры, не появилось и старания.
Ты больше заглядывался на Адель, чем размышлял о проблеме. Эдуард про себя
прикидывал, как бы отбить ее у тебя. А она только бездумно вычисляла и
была довольна, что два таких парня не отрывают от нее глаз. Не хотел
говорить, но раз уж к слову... Никогда не прощу тебе!
- Чего именно? Того, что заглядывался на Адель?
- И этого. Напрасно ухмыляешься! Адель все равно тебе не достанется,
ты не про нее. И она не годится для тебя.
Я чувствовал, что разговор должен кончиться ссорой. В отличие от
Кондрата, я еще пытался сдерживаться.
- Разреши, мой милый, мне самому определять, кто и что мне годится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41