Она дала мне деньги:
- На билет хватит?
- Даже лишние.
- Лишних не бывает.
- А ты остаешься?
- Нет.
- Едешь домой тоже? Поехали вместе. Или слушай, поехали ко мне в гос-
ти. Саратов - замечательный город, хоть я его не люблю.
Она молчала.
- Или хочешь - я к тебе в гости поеду, - сказал я.
- Ты скромный. Ладно. Монетку бросим. Орел - едем к тебе. Решка -
едем ко мне.
- Можно не бросать, - сказал я.- Будет решка. Едем к тебе. На пробу -
сто раз брось - и сто раз выйдет решка. Такой уж я везучий.
- Не трепись.
Она достала монетку, подбросила высоко и не поймала, монетка упала на
тротуар.
Я даже отвернулся.
- Эй, давай смотреть, а то скажешь, что жульничаю.
- Нечего смотреть. Решка.
- А вот и орел. - Она подняла монету и поднесла к самым моим глазам
на растопыренной ладони. - Ну? Орел или нет?
- Бывает. Значит, у тебя рука легкая.
И в тот же день мы преспокойно взяли билеты, свободно наличествующие
в кассе благодаря повышению тарифов и обнищанию народа, и поехали в Са-
ратов поездом номер девять, отходящим в пятнадцать часов двадцать минут.
В поезде она долго смотрела в окно, а потом легла и сказала:
- Такое чувство, что месяц не спала. Как сейчас засну до самого утра.
- Сегодня разве не выспалась? - спросил я.
- Ты не дал, козел. Ворочаешься, храпишь.
- Я никогда не храплю.
- Вскакивал то и дело. Недержание мочи у тебя? Или к Таньке бегал? Ты
успел с ней?
- Что?
- Ничего, я сплю, не приставай. Болтливый попался.
Мне казалось, что она заснула, - лежала ровно, дышала ровно, лицо
спокойное. Но она вдруг спросила - так, будто разговор не прерывался:
- Знаешь, сколько я стою? Я стою пятьдесят долларов. По курсу рубля
на текущий ноябрь одна тысяча девятьсот девяносто пятого - двести трид-
цать с чем-то тысяч рублей. Что можно купить на двести тридцать с чем-то
тысяч рублей?
- Два билета до Саратова.
- Вот так. Моя цена - прокатиться до Саратова. Ну, или как флакончик
духов. Не знаю, сколько стоят духи.
- Десять комплектов металлических струн, - сказал я.
- Один зимний сапог из искусственной кожи, - сказала она.
- Двадцать бутылок водки. Целый ящик.
- Рукав от норковой шубы. Нет, куда рукав, карман один.
- Собрание сочинений Диккенса, тридцать томов, видел в "Букинисте".
- Одна спица от колеса мотоцикла "Харлей-Дэвидсон".
- Полторы тысячи коробок спичек. Приблизительно, - сказал я, смутно
помня, что коробка спичек стоит, кажется, сто пятьдесят рублей.
- Ты дашь мне спать, козел?
- Нет.
- Почему это?
- Ты называешь меня козлом. Мне это не нравится.
- Ладно, больше не буду, козел. Нет, правда. Последний раз. Все.
Попутчики, старик со старухой, смотрели на нас как на сумасшедших.
Мне стало смешно, мне захотелось спеть им песню. У меня есть пустяковин-
ка - песня про старика со старухой. Жили-были старик со старухой у сине-
го моря. И старик был все время под мухой, не ведая горя. И он продал и
невод, и снасти за восемь поллитров. И старуха рехнулась от гнева, ему
бороду выдрав. А у берега рыбка златая глаза проглядела. Ей, хвостом
разноцветным болтая, надоело без дела. Как-то старец домой под луною
брел похмельно и зыбко. И ему подкатилась с волною прямо под ноги рыбка.
С нами бог и нечистая сила! Прямо в руки, зараза! Рыбка кое-то время
юлила, чтоб не даром, не сразу. Но далась наконец, привалило счастье
пенсионеру. И немедленно заговорила: что ты хочешь, к примеру? И палаты
резные, и злато, и жену молодую - всем, что хошь, старичок, я богата,
все, что хошь, наколдую. А старик наш, недаром что выпил, ума не решил-
ся. Он мундштук свой прокуренный выбил, закурил - и решился, и сказал он
опешившей рыбке: извиняюсь, гражданка. Вы, наверно, ко мне по ошибке, не
сглотнулась приманка. Нету рыб говорящих в природе, мир и так перегру-
жен. Я старухе снесу тебя - вроде как заботу про ужин... И простила все
мужу старуха в кулинарном угаре, потроша ту рыбешку и жаря на тройном
скипидаре...
В Саратов мы приехали рано утром.
7
ходят гуси к водопою обязательно гуськом
я к красавице Марусе страстью странною влеком
обойдуся без Маруси мало ль по миру Марусь
дайте мне покой и волю с остальным я разберусь
Сын мой странен, хотя, может быть, не странней многих других молодых
людей его возраста. Впрочем, они разные. Иногда я не выдерживаю и зани-
маюсь тем, что называется - учить жить. Понимая, что нотации эти мне не
облегчат душу, а ему не принесут пользы, я не могу остановиться, я упре-
каю его, я привожу ему в пример тех его сверстников, которые работают у
меня. Мне досадно, что с ними я нахожу общий язык, с ними я сам чувствую
себя молодым и энергичным, некоторым я даже разрешаю называть себя по
имени, а одному - на "ты", это коммерческий гений в свои двадцать два
года - и он далеко пойдет. Я читаю сыну нотации, жена же - в сторонке,
плохо ли ей, когда отец семейства вкалывает, обеспечивая это самое се-
мейство всем необходимым и даже более того, позволяя ей не работать, и
сыну заодно. Я читаю ему нотации, чувствуя, что меня тоже устраивает,
что сын не вырос и остается для меня почти мальчиком. Меня устраивает
это. Если бы не беспокойство за будущее - когда иссякнет моя бодрость,
что-нибудь приключится со здоровьем... Тогда - крах. Но пока все в по-
рядке, и хотя я читаю ему нотации, меня вполне удовлетворяет положение
вещей. Он делает вид, что отделился от меня и от матери, не просит де-
нег, зарабатывая делами преимущественно несерьезными. Но, однако, от еды
не отказывается и скромно позволяет себе не задумываться, сколько стоит
хлеб насущный по нынешним временам. От одежды не отказывается тоже, хотя
требования его тут минимальны. Он, удивительное дело, аккуратен, носит
все бережливо, стирает сам. Впрочем, поскольку целыми днями и неделями
сидит дома, упражняясь на гитаре, отчего ж не сохраниться одежде?
И так было довольно долго.
Но вот он поехал в Москву, вернулся с девицею определенного сорта и
объявил ее своей невестой.
- Вообще-то, жена уже. Фактически, - сказал он.
- А свадьба и все такое? - жалобно и испуганно спросила бедная мать.
- Еще чего, - сказала одноглазая невеста-жена с очаровательным имеч-
ком Нюра. (Я пытался Аней называть - не откликается, поправляет: Нюра,
говорит, Нюра. А глаз ей в какой-то драке подшибли, она так и сказала, а
почему повязка, будто у полководца Кутузова или пирата из детского филь-
ма? - потому, что ненавижу темные очки, ответила. Они умеют придумать
себе вещи, которые любят и ненавидят, они живут этим - от скуки, надо
полагать.) - Вам же лишние расхо-ды, - сказала она. - Никаких свадеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14