Секретарь продолжал бубнить, и по залу из конца в конец пробегали волны кашля.Ломон сидел, нахмурив брови, и в голове у него накладывались друг на друга два образа. Он был почти уверен, что прошлой ночью видел эту женщину в баре
«Армандо»: она сидела на табурете у стойки и уже тогда показалась ему знакомой.Теперь Ломон понял, почему: едва женщина повернулась лицом к судьям, он сразу вспомнил, где впервые увидел ее.
Было это семь лет назад, да, именно семь: они с Лоране проводили тогда отпуск в Руане. Нет, никакой связи между Руаном и этой женщиной не было, просто оба эти события пришли в один год.
Сейчас он вспомнит ее фамилию. Зовут ее Люсьена — это точно: так же зовут кузину Лоране, а эта женщина чем-то на нее похожа. Мера? Нет, не Мера, хотя в ее фамилии есть «а». Впрочем, это неважно. Странно, что она до сих пор не уехала из города. Интересно, она и сейчас живет на улице Кармелитов? В ту пору у нее был перчаточный магазин.
Ломон предпочел бы не вспоминать о тех давних событиях. Тем не менее в памяти одна за другой всплывали подробности, а голос секретаря звучал где-то далеко, серый и невыразительный, словно задник в ателье фотографа.
Сидевший по левую руку Фриссар продолжал рисовать, но теперь уже строчные буквы, украшая их завитушками. А жирный Деланн, свесив на грудь тройной подбородок, откинулся в кресле и сложил руки на животе; его маленькие глазки, полуприкрытые веками, пытливо изучали публику.
Ломон все время возвращался взглядом к этой женщине; впервые он ее увидел в присутствии по гражданским делам: тогда ей было, если память ему не изменяет, двадцать восемь, так что сейчас ей тридцать пять. Она почти не изменилась. Насколько Ломон мог судить издалека, в ней сохранилась (а может, даже еще и усилилась) особенность, так сильно поразившая его тогда: он не мог бы определить ее словами и не знал, с чем сравнить.
Лоране, например, г-жа Фриссар и почти все их знакомые не обладали той особенностью. Они все родились, чтобы стать женами, хозяйками дома (в первую очередь хозяйками дома) и в большинстве своем матерями семейств.
С другой стороны, г-жа Парадес, тоже жена, тоже хозяйка дома и мать двоих детей, обладает этой особенностью в такой же мере, как женщина из восьмого ряда.Женщин этого типа Ломон почти не встречал. Нет, видел в театре, в кино, но там они играют роли, а вот интересно, таковы ли они в обыденной жизни?
Был бы он счастливей, если бы женился на подобной женщине? Впрочем, такого вопроса Ломон себе не задавал—просто мелькнула смутная мысль. Приплыла из давних времен, когда Ломон, совсем еще юный, встречая на улице парочку, представлял их в постели.
— Слушается дело Совера против Жирар!
Вот именно, Люсьена Жирар! И происходило это в октябре, почти сразу же после возвращения из отпуска, в тускло-сером зальчике присутствия по гражданским делам; единственными посетителями здесь были истцы, ответчики, поверенные да адвокаты, и вдруг— она, принесшая веяние благоухающей женственности.
Она, как и сегодня, была в черном шелке—очевидно, это ее стиль.
Альфред Совер, торговец скобяными товарами и владелец дома № 57 по улице Кармелитов, возбудил дело о выселении квартиронанимательницы Люсьены Жирар, а также о взыскании с нее довольно значительной суммы в возмещение ущерба за использование ею снятого у него помещения в противозаконных целях, а именно для подпольного занятия проституцией.
В тот раз, прежде чем задать первый вопрос, Ломон также прочистил горло.
— Вы признаете, что занимались деятельностью. в которой вас обвиняют?
Люсьена Жирар ответила кратко:
— Нет, господин судья.
— Истец утверждает, что вы при соучастии некой... А вот фамилию соучастницы Ломон забыл. То была
молодая женщина двадцати одного года, но из-за хрупкого сложения и, пожалуй, худосочия выглядевшая лет на семнадцать. На суде она не присутствовала. Случай увидеть ее представился Ломону гораздо позже.
— Это моя продавщица, господин судья. У меня перчаточный магазин, под который я снимаю помещение у господина Совера и арендную плату за который всегда вношу аккуратно...
Адвоката у Люсьены Жирар не было, и взять его она отказалась. Вместо этого она достала из сумочки свидетельства о поведении, подписанные комиссаром полиции и еще двумя полицейскими чинами квартала.
В тот раз, единственный за всю его карьеру, Ломон не проявил нелицеприятия при исполнении служебных обязанностей. Вынесение приговора он отсрочил на неделю. Через два дня около одиннадцати утра Люсьена Жирар пришла переговорить с ним; в кабинете он был один. Она не изображала оклеветанную жертву и не пыталась строить из себя невинную девочку.
Чего ради сейчас вспоминать об этом, тем более что Ломон уже не чувствовал уверенности в себе? Тогда его подмывало воспользоваться случаем, и он знал: Люсьена Жирар для того и пришла — ее улыбка, поведение, а главное, интонация голоса давали понять, что она готова на все.
Он удержался — как из добродетельности, так и по трусости.К тому же юридически у него не было никаких улик против нее; так, впрочем, бывает почти всегда при рассмотрении дел по обвинению в проституции. Совер, истец, не смог представить суду ни одного свидетеля, который показал бы, что платил ей за определенного свойства благосклонность.
В иске Ломон отказал. Месяца через два-три он решился и, понимая, на что идет и чего хочет, вечером был на узенькой улочке Кармелитов. Магазинчик оказался крохотный: на витрине пар десять мужских перчаток и несколько галстуков.
Случая нелепей этого у Ломона не было в жизни. Войдя, он ощутил тяжесть в груди и даже прижал руку к сердцу; через два года так стала делать Лоране. В глубине магазина висела темная бархатная портьера. Ломон ждал, что встретит его Люсьена, но к нему вышла продавщица, та самая — выглядевшая семнадцатилетней.
— Могу я видеть мадмуазель Жирар?
Сейчас, через столько лет, все это кажется нереальным. Дело происходило в декабре или даже январе: в дять часов дня было уже темно. На улице за окнами мелькали тени прохожих, а в магазине свет был такой тусклый, что чудилось, будто в воздухе плавает желтая пыль. Ломону запомнился газовый обогреватель около прилавка.
— Хозяйка сейчас занята, но если вы немного подождете...
Ломон собрался уже отрезать:
— Зайду в следующий раз.
Конечно, никогда больше он туда бы не пришел. Но продавщица приподняла бархатную портьеру, и ему оставалось только принять приглашение; он последовал за девушкой, вероятно, просто от смущения и неловкости, и оказался в маленькой комнатке. Там стояли кресло и тахта с разбросанными по ней яркими подушками,
— Вы уже бывали у нас?
— Нет.
— Ас мадам Люсьеной вы знакомы?
У продавщицы были очень светлые белокурые волосы, под платьем вырисовывались маленькие острые груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38