К чему указывать на это жене? Она не поймет. Тем лучше, ее счастье. В глубине души он был бы рад быть таким, как она.
— Едем прямо домой?
— Как хочешь, — ответил он. Можно подумать, она все забыла.
Недавно они перед завтраком отправлялись на часок подышать воздухом или заглядывали к кому-нибудь из друзей выпить аперитив. И сейчас люди, рассаживаясь по машинам, кивают друг другу, уславливаясь о встречах.
Но это не для них. Кристина, наверно, почувствовала, что дом покажется ей пустым. И не только дом — поселок. Для него, во всяком случае, все пусто, как никогда, настолько пусто, что сердце сжимается как во сне, когда видишь людей, неподвижно сгрудившихся вокруг тебя, и внезапно понимаешь, что ты умер.
— В сущности, — сказал он, заводя машину, — там было, вероятно, добрых два десятка девиц, которые ведут себя не лучше Беллы.
Кристина не ответила, она словно не слышала.
— Не только вероятно — точно, — добавил он.
Она по-прежнему молчала.
— Там были мужчины, которые с ней спали.
Спенсер нарочно выводил ее из себя — не из жестокости, а чтобы она перестала наконец отмалчиваться, стряхнула с себя эту раздражающую его невозмутимость.
— Среди них был убийца.
— Хватит, — не поворачиваясь, бросила она безразличным тоном, какой редко пускала в ход в разговорах с ним, а приберегала для тех случаев, когда надо было поставить собеседника на место.
— Почему? Я правду говорю. Сам настоятель…
— Я просила тебя помолчать.
Весь остаток дня Эшби злился на себя: зачем поддался и подчинился ей, как будто прав был пастор и грешник повергся во прах перед праведником?.. Спенсер никогда не делал ничего дурного. Он не позволял себе даже того, что позволяли молодые люди, которых допрашивал Билл Райен и о которых писали газеты. Иные его ученики к четырнадцати годам располагают таким опытом, какого он не приобрел и к двадцати. Может быть, потому он на них и злится. Сегодня утром, когда они так самозабвенно распевали, его подмывало ткнуть пальцем поочередно в каждого из них и задать им каверзные вопросы. Многим ли под силу ответить на них не краснея?
Знает он их. Они и сами друг друга знают. Так зачем притворяться чистенькими, безупречными?
У себя в кабинете он продолжал писать фамилии.
Рядом чертил кабалистические знаки, похожие на стенограммы грехов. Им с Кристиной не о чем было говорить в то воскресенье. Вопреки обыкновению, никто не позвал их в гости, и они никого не пригласили. Можно было бы сходить в кино. Но им это — быть может, из-за последнего вечера Беллы — и в голову не пришло.
Машины, словно по ошибке, въезжали в их аллею, которая никуда не вела; из машин выглядывали лица.
Люди приезжали взглянуть на дом, где умерла Белла.
Взглянуть, что делают хозяева дома. Взглянуть на Эшби.
Один странный случай, сам по себе незначительный, произвел на него. Бог весть почему, большое впечатление.
Часа в три или в половине четвертого он пошел наверх за табаком, который оставил на колпаке над камином, и тут зазвонил телефон. Они с Кристиной одновременно ринулись к аппарату. Спенсер подоспел первым и схватил трубку.
— Алло! — выдохнул он. На другом конце провода явно кто-то был. Спенсеру казалось, будто он слышит чужое дыхание, усиленное чувствительной мембраной.
Он повторил:
— Алло! Спенсер Эшби слушает.
Кристина, которая уже взялась было за оставленное шитье, подняла голову и удивленно на него посмотрела.
— Алло! — нетерпеливо повторил он.
Никого. Он подождал еще секунду и повесил трубку.
Жена сказала тем тоном, который появлялся у нее, когда она хотела его успокоить:
— Ошиблись номером…
Нет, не правда.
— Раз уж ты встал, будь добр, зажги свет.
Он повернул выключатели, один за другим, потом подошел к окну, чтобы опустить жалюзи. У окна он никогда не забывал глянуть на дом напротив. Шейла, одетая в нечто воздушное, розовое, играла на рояле в большой комнате, залитой розовым светом, гармонировавшим с ее платьем.
У нее были иссиня-черные волосы, заплетенные в косу и уложенные вокруг головы, и длинная шея.
— Ты не читаешь?
Он схватил воскресную «Нью-Йорк тайме» со всеми приложениями, но скоро бросил газету и ушел к себе в закуток. На листе бумаги, где были выписаны фамилии и бессвязные слова, он нацарапал: «Что у нее на уме?»
Время текло, словно капли, срывающиеся с крыши; был обед, плескалась посуда в моечной машине; пришел черед кресла у камина, и, наконец, по всему дому погас свет; последней выключили лампу в ванной.
Потом ему снился тот сон.
И сон про Шейлу — более светлый, более короткий.
Прошел еще день.
У него появилась привычка отворачиваться, когда Кристина смотрела на него; она теперь тоже опускала глаза, чувствуя на себе его взгляд. Почему?
II
Лампы в эту среду днем не гасили. Небо было низкое, оно набухло снегом, который все никак не мог просыпаться. На Главной и прилегающих к ней улицах горели гирлянды фонарей; на всех машинах светились габаритные огни, а те из них, что ехали с горы, включали фары.
Эшби не стал принимать ванну. Кажется, даже не побрился. Остался грязным и этим выразил своего рода протест: ему доставляло удовольствие принюхиваться к своему телу. Кристина разгадала его состояние, видя, как он неприкаянно бродит по дому; она сидела тише воды ниже травы, чтобы не довести до взрыва.
— В котором часу ты поедешь за покупками? — спросил он. Раньше ему в голову не приходило в это вникать.
— Мне сегодня ничего не надо. Вчера я накупила всего на два дня.
— Значит, не уходишь?
— Сегодня утром нет. А что?
Тогда он вдруг решился вымыться и обуться. По дороге заглянул в закуток, наискось нацарапал несколько слов на листке бумаги, который теперь постоянно лежал у него на столе, и вернулся в гостиную. В это время зазвонил телефон. Он взял трубку, уверенный, что повторится вчерашняя история, и ничего не выражающим голосом сказал:
— Эшби слушает.
Не шелохнулся, не добавил ни слова. Жена молча смотрела на него. Ему не хотелось, чтобы она заметила, как он потрясен. Это было для него такое же потрясение, как буква «У» на фасаде, а может быть, и большее.
— Наверно, господа из полиции беспокоятся, не дал ли я деру, — ухмыльнулся он, вешая трубку. На самом деле он так не думает. Это сказано в расчете на Кристину.
— По-твоему, они прибегают к таким средствам?
И он ответил чуть громче, каким-то скрипучим голосом:
— Тогда это, наверно, убийца.
На сей раз он верил в то, что говорит. Сам не зная почему. У него не было никаких разумных доводов. Но разве между ним и тем, кто убил Беллу Шерман, не может протянуться таинственная связь? Ведь это кто-то из числа его знакомых, за кем Спенсер наблюдает, а он в свою очередь, возможно, наблюдает за Спенсером.
Чувство самосохранения не позволит ему приехать или прямо объявить по телефону:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34